Оли валялись без надобности. Ей, с ее яркой внешностью, краситься было противопоказано — получалось вульгарно.
На столе стояло и хихикало странное существо — маленькое, толстое, размалеванное; светлые волосы в сочетании с кимоно вызывали ассоциацию с белой вороной. Но Оле с Ниной было весело. Даже отец принял участие в развлечении:
— Уважаемая товарищ гейша! Как дела в Стране восходящего солнца?
На крыльце кто-то затопал, сбивая снег с валенок.
— Входите! Кто там? — звонко крикнула Оля.
На пороге возник Федор.
— Ура! Федя пришел! — закричала гейша.
Солдат, увидев разнаряженную Нину, оробел.
— Я это… Потом приду…
— Да не смущайтесь. Что случилось?
— Я это… Письмо написать.
— Письмо? Кому написать? — Оля удивилась. Писать Федору было некому, и она это прекрасно знала. А тут в парне вдруг проснулась тяга к эпистолярному жанру.
— Это… Девушке. С Маломихайловки.
— Ну так пишите. Я вам сейчас бумагу и ручку дам.
— Это… — решился парень. — Ольга Борисовна! Вы, может, сами напишете? А то у меня почерк…
— Хорошо, — согласилась Оля и села за стол, как прилежная ученица. — Диктуйте!
Федор прикрыл глаза и, покачиваясь, как дьячок на клиросе, монотонно забубнил:
— Драстуйте уважаемая Оксана Петровна желаю вам счастья и здоровья в вашей молодой яркоцветущей жизни…
— Стойте! — Оля закрыла лицо руками, плечи дрожали от смеха. — Так девушкам не пишут.
— А вы напишите сами. Как знаете. Только чтоб в воскресенье на танцы пришла.
— Какие еще танцы? — возмутился Дмитрий. — Как ты в Маломихайловку собрался, если я на месяц тебя без увольнительной оставил?
Честные глазки Федора преданно смотрели на командира.
— Я? Никак нет, товарищ капитан! Никуда не собрался. Это военная хитрость. Чтобы Оксана с другими не танцевала.
— Так! Вы тут сами разбирайтесь! — Дмитрий накинул шинель и натянул сапоги. — Пойду дежурных проверю. — И, обернувшись в дверях, грозно добавил:
— И чтоб никакой Маломихайловки! Иначе на «губе» танцевать будешь!
Солдат ничуть не расстроился:
— Давайте писать!
Оля начала выводить: «Здравствуйте, Оксана! Наша встреча произвела на меня незабываемое впечатление. С тех пор, как я увидел Вас…» и т. д.
Федор пришел в восхищение:
— О! Вот что значит ученость. Мне так ни в жисть не суметь.
— Так ведь учиться никогда не поздно. Давайте, я с вами позанимаюсь. Русским, математикой. Книги хорошие дам. Вот, кстати, возьмите почитать. — Оля протянула парню серый томик.
— Чехов, — прочитал Федор. — Про любовь?
— И про любовь тоже. Вам понравится.
— Спасибо.
Федор поднялся, собираясь уходить. На пороге помялся и сказал:
— А про танцы в воскресенье все же напишите.
Весной в гости приехала Елизавета Евсеевна. Она по тоскливым письмам Оли почувствовала разлад между дочерью и зятем, и, после долгих раздумий и колебаний, решила попытаться склеить их треснувшие отношения.
С приездом мамы стало веселей. Оля заметно ожила. В домике стало светлей и уютней, запахло струделями с изюмом. Федор, полюбивший бабушку с первого взгляда, стал проявлять заботу с утроенной энергией. Хлопот было полно: пришлось завести огород и даже курятник — хлипкую избушку, сколоченную из чего попало. Оля с Ниной ухаживали за клубникой, огурцами, помидорами, редиской, как настоящие мичуринцы. В плодородной украинской земле все росло само собой, только поливай, не ленись!
Бабушка взяла на себя заботу о курах: выходила на крыльцо и, старательно рассыпая ровным слоем зерно, выводила: «цыпа-цыпа-цыпа!» Она пристально следила за порядком во вверенном ей птичьем войске и однажды возмутилась: «Надо немедленно избавиться от петуха! Он кур бьет!» Оля прыснула в кулак, а Федор, слонявшийся неподалеку, вежливо объяснил наивной горожанке: «Бабушка! Если петуха убрать, тогда цыплят не будет». Елизавета Евсеевна спохватилась. Ее медицинское образование позволило сопоставить кое-какие факты и связать науку с практикой. Она царственно кивнула: «Хорошо. Пусть остается», — и удалилась.
На следующее утро, отворив хлипкую дверцу курятника, Елизавета Евсеевна выпустила во двор стайку, заметно выросшую за ночь.
— Оля! Иди сюда!
— Что случилось, мама?
— Такое впечатление, что кур стало намного больше.
— Ого! Да их тут видимо-невидимо. Одна, две, три… двадцать четыре!
— Двадцать семь! Три курицы еще в кустах! — отрапортовала запыхавшаяся Нина.
Оля всплеснула руками:
— Федор! Это его работа! То-то он к своей Оксане вчера в самоволку бегал.
Парень был призван к ответу. На все обвинения недоуменно хлопал маленькими глазками. Мол, я не я, и хата не моя. Может, куры сами за ночь размножились? Наконец у Оли кончилось терпение:
— Ты соображаешь, что делаешь? Завтра вся округа будет знать, что командир части посылает солдат воровать кур для себя! Немедленно верни, слышишь?
Федор покорно взял мешок и начал отлов отчаянно сопротивлявшихся, убегавших и кудахтавших на весь городок несушек. Ему с восторгом бросились помогать Шурик-младший, Саша, Карен и Нина. На отчаянные крики и возмущенное кудахтанье повыбегало все население городка. Роза, насмешливо уперев руки в крутые бока, тут же прокомментировала:
— Ох и подведет этот Федор отца-командира под монастырь!
Дмитрий, узнав об очередной проделке, схватился за голову:
— Оля! Мама! До каких пор вы будете нянчиться с этим лоботрясом? Он мне скоро всю дисциплину развалит!
Елизавета Евсеевна сначала дала «выпустить пар» разбушевавшемуся зятю, а потом миролюбиво заметила:
— Дима, так ведь хороший парень-то. Он к нам всей душой тянется, от чистого сердца что может — то и делает.
Дмитрий сразу остыл:
— Да я и сам понимаю. Парень добрый. И неглупый. Куда он после армии денется? Ему бы учиться…
Нина тут же вмешалась:
— А мы с ним диктанты пишем и задачки решаем. Еще я ему вслух читаю. Майн Рида и Фенимора Купера.
И Федору в тот раз не досталось. Но вскоре он опять наделал дел. Надо отметить, что его виртуозное мастерство по части выдумок крепло день ото дня. Приехал председатель соседнего колхоза с жалобой: с конюшни кто-то ночью лошадь увел, так не солдатиков ли дело? Видели вечером неподалеку этого вашего длинного. Дмитрий немедленно послал за рядовым Громовым. Тот явился.
— В колхозе лошадь пропала. Ты что-нибудь знаешь об этом?