залилась слезами.
До самого вечера поиски продолжались, теперь уже вместе со Светой, с которой Нина поделилась своей бедой. Но кольцо исчезло бесследно.
Ночью, после отбоя, Света утешала подружку:
— Не расстраивайся, вещи на то и созданы, чтобы теряться или ломаться. Или боишься, что от мамы влетит?
— Да нет, не это главное. Она, конечно, расстроится. Но дело в том, что это необычное кольцо — его мой прадед делал.
— Сам? — удивилась Света.
— Конечно, сам. Он был очень хорошим ювелиром. Иешуа Гольдман. В переводе «золотой человек».
— Как ты сказала? Бывают же такие совпадения! — Света даже села на кровати, подтянув колени к самому подбородку и укутав плечи байковым одеялом.
— Почему совпадения? — отвлеклась от переживаний Нина.
— Потому что мою маму, знаешь, как зовут? Ли Гым Нё! — торжественно произнесла девочка.
— И что?
— Гым переводится как «золото», а Нё — «девушка». «Золотая девушка».
— Здорово! — восхитилась Нина. — Действительно совпадение! И какое красивое имя. Прямо поэтическое. А ты почему просто Света?
— А я не просто Света. Меня зовут Ли Су Ни.
— Ой, как красиво! Лучше бы тебя так и звали. Зачем еще одно имя?
— Мы в России живем. Так принято. У всех есть русские имена. Только к нам относятся, как к иностранцам, — помрачнела девочка.
— Это я уже заметила.
И Нина рассказала о том случае в автобусе, который не давал покоя, постоянно всплывая в памяти.
Тогда Света, перейдя на шелестящий таинственный шепот, сказала:
— Я тебе сейчас страшную тайну открою. Только поклянись, что никому не расскажешь!
— Клянусь!
— Мой папа в Хабаровск этой весной по чужому паспорту летал. С родным братом повидаться. Они тридцать лет не виделись.
— А почему по своему паспорту не мог? — захваченная детективным сюжетом, спросила Нина.
— Потому что он «бэгэ».
— Что? Какой «бэгэ»? — ничего не поняла Нина.
— «Бэгэ» — это «без гражданства». Чтобы поехать куда-нибудь, нужно разрешение получить. А его ждать долго, бывает, целый месяц. Но дядя сообщил, что будет проездом в Хабаровске: он к сыну летел в Иркутск. Они с папой последний раз виделись еще до войны. Мы на Сахалине живем, а дядя — на Камчатке. И это была единственная возможность увидеть друг друга. Поэтому папа взял паспорт нашего родственника. У него гражданство есть. И поехал.
— А как же в аэропорту не заметили, что документ чужой? Я сама летала и знаю, что на фотографию внимательно смотрят.
— Так ведь мы для вас все на одно лицо, — с горечью произнесла Света. — Узкоглазые.
— Не говори так! Это неправда! — повысила голос Нина. — Вот моя мама просто ужасно расстроилась, когда того парня из автобуса вывели. Она считает, что это безобразие!
— Тише! Разбудишь всех. Я-то знаю, о чем говорю. Вот, к примеру, я не уверена, что смогу поступить в медицинский, хотя только об этом и мечтаю.
— Не дадут разрешение на выезд? — заволновалась Нина, услышав знакомую тему.
— Наверное, дадут. Правда, в Москву или Ленинград вряд ли разрешат поехать. Для нас определили несколько городов: Новосибирск, Иркутск и Хабаровск. Поехать разрешат, но скорее всего по конкурсу не пропустят. Поэтому у меня только один шанс — получить золотую медаль. И я все сделаю, чтобы она у меня была, — решительно сказала Света. — Ну все. Давай спать. Только имей в виду — никому ни слова. Иначе у моих родителей будут крупные неприятности.
— Могила! — серьезно пообещала Нина.
Подготовка к концерту шла полным ходом. Как только выдавалось свободное время, Нина с Наташей репетировали свою песню. Их назойливый вокал звучал изо всех якобы укромных мест, куда удалялись настойчивые любительницы пения, сопровождаемые благодарной аудиторией в лице Светы. Нина тоненько заводила:
И Наташа низким густым голосом подхватывала:
Голоса рвались вверх, в небо, обложенное облаками:
Нине казалось, что голоса с берега Анивского залива летят, летят сквозь серую мглу на далекую любимую Украину, где остался родной дом на тихой улице под Андреевской церковью, где скучают и ждут встречи бабушки, тетя Леля, Лера и Женя.
На этих строках у Нины неизменно наворачивались слезы. Сопки и кедровый стланик расплывались смутными очертаниями. «Гриша, где ты?»
А песня лилась, то взмывая ввысь и набирая силу, то почти затихая. Света садилась рядом, обхватив тонкими руками колени, и внимательно слушала. Когда последняя фраза улетела в открытое море, она задумчиво сказала:
— Какой красивый язык, будто из сказки.
— Еще бы! — гордо произнесла Нина, как будто сама изобрела рiдну мову. — У нас все песни замечательные.
И девочки стали петь все подряд: и про звездную ночь, и про девичьи очи, и про казака, собравшегося за Дунай, и про мать, которая ночей не доспала, вышивая рушник. Все трое — и исполнительницы, и слушательница — были счастливы.
Воскресным утром, в день концерта, обнаружилось, что вчерашнее пение не прошло даром: Наташа потеряла голос. Она сипела и шипела, как старая граммофонная пластинка:
— Ой! Говорить не могу. Петь не могу. Как мы будем выступать?
— Я знаю! — вспомнила Нина. — Надо пить горячий чай.
