железный дворницкий лом, на хлопья желтоватой слюны, вылетающие изо рта этого человека-молота.
– Гы-гы.- Хмырь с челюстью продолжал смеяться и, так же продолжая смеяться, спрятался за табачной завесой.
Андрей Т. вытер вспотевший лоб и направился наугад к выходу. Ноги его слушались плохо. Он сделал уже шагов двадцать, но курилка словно разрослась вширь; она все не хотела кончаться.
Впереди замаячило что-то темное; Андрей Т. подумал, что это долгожданная дверь, прибавил шагу, но из табачной копоти вылезли гороховое пальто, шелковый засаленный шарф и коптящая атмосферу трубка.
– Извините, молодой человек,- сказали пальто и трубка. Голос их звучал с хрипотцой и с легким прибалтийским акцентом.- Вы случайно не знаете, какое минеральное сырье из стран Южной Азии вывозится на мировой рынок?
Андрей Т. судорожно сглотнул и попятился в табачное облако. Голова шла кругом, в глазах прыгали какие-то пуговицы, некоторые были со свастикой, некоторые с красноармейской звездочкой. 'Выход, выход, где выход?' - стучало в его мозгу. Он тыкался влево, вправо, но везде было прокуренное пространство, полное чудовищ и голосов.
Кто-то коснулся его плеча. Ожидая очередного оборотня, он втянул голову в плечи и собрался отпрыгнуть в сторону, но сзади его спросили:
– Здрасьте, Андрей Т.- это вы будете?
Голос принадлежал женщине, и Андрей Т. нехотя обернулся.
– Людмила.- К Андрею уже тянулась ссохшаяся наманикюренная рука.- Можно Люся.- В женщине он узнал халтурную эстрадную диву из компании, приехавшей в 'мерседесе'. Где-то тихо заворковала музыка, и гнусавый поддельный голос запел про неземную любовь.- Вы курите? - Женщина улыбнулась; Андрей вымученно мотнул головой, что означало 'нет'.- Какой же вы робкий мальчик. Вы всегда так обращаетесь с женщинами?
'С такими, как ты,- всегда',- хотел ответить Андрей Т. этой стерве, но тут из-за табачной стены высунулся еще один персонаж этого сумасшедшего действа. То ли он был цыган, то ли он был пират - судя по серьге в ухе, черным смоляным патлам и хищной золотозубой улыбке, не слезающей с его обугленного лица.
– Рыбонька моя златоперая, где ты? - сказал вновь появившийся персонаж.- Я тебя везде обыскался.- Тут он как бы случайно бросил взгляд на Андрея Т., вернее, сделал вид, что случайно.- Что я вижу! Измена! О, несчастная, на кого же ты меня променяла? На этого… этого… - Глаза его налились кровью. Пиратская серьга в ухе горела, как лунный серп. Он вытащил из-за пояса нож.- Я зарежу вас обоих. Сначала его, а потом тебя. Ты этого заслужила, коварная.- Грянула музыка из 'Кармен'. Золотозубый герой-любовник бойко изображал сцену ревности.
– Отставить.- Рядом кто-то закашлялся, выдавливая сквозь кашель слова.- Тоже мне, нашли место - в курилке! Вы бы еще на сцене базар устроили.
– Пардон, мадам! - Чернявый завилял задом и отвесил полупоклон. Нож был убран за пояс. Музыка замолчала.
– А вас, Андрюша, и не узнать. Да, время! Сколько лет-то прошло? Пятнадцать? Двадцать? Волосы вон уже седые. Жена, небось, детки, внуки скоро пойдут, зарплату на работе не платят. Что, жизнь не балует?
Андрей Т. смотрел на двугорбое существо в сером штопаном балахоне и не знал, отвечать ему или плюнуть, не долго думая, в отливающий огнем катафот на месте ее правого глаза.
Но старухе были, похоже, и не нужны подробности его личной жизни. Она подергала свой ястребиный клюв, вздохнула и продолжала дальше:
– Жизнь нынче - штука сложная, никого не балует.- Она перешла на 'ты'.- Это тебе не со шпагой по коридорам бегать. Не забыл, поди, ту историю? Как за дружбу-то на шпажонке дрался? Не забыл, вижу, что не забыл,- желваки-то так ходуном и ходят! И, наверно, до сих пор думаешь, какие мы все мерзавцы, какие мы все плохие, как бы нас всех того…- Она чикнула средним и указательным пальцами возле зобастой шеи и хрипло расхохоталась.- Узкий у вас, у людей, кругозор. И понятия у вас такие же узкие. Вы - хорошие, мы - плохие. У вас - помощники, у нас - прихвостни. У вас - лица, у нас морды и хари. О великий и могучий язык, в котором все можно поставить с ног на голову! - Она воздела к задымленному потолку свои подшипник и катафот, потом вернула глаза на землю и посмотрела на Андрея Т. с упреком.- А мы не такие. Мы - не враги. Мы тебя специально тогда проверяли. 'К другу на помощь…' и все такое. Это же была проверка на дружбу. Трус ты или не трус. А ты не понял - гады, мол, и делают только гадости. И до сих пор не хочешь понять.
Андрей Т. наконец решился вставить слово в ее затянувшийся монолог:
– Значит, это вы меня сюда заманили? И Генка тут ни при чем? Зачем? Ответьте мне ради Бога - зачем я вам нужен? И записка эта дурацкая - для чего?!
– Погоди, не перебивай. Я еще не договорила про дружбу.За растопыренными зубами старухи жадно шевелился язык. Жил он сам по себе, независимо от разговора хозяйки; раздвоенный на равные дольки, он скользил меж ее зубов, выискивая остатки пищи. Иногда язык замирал, поднимался как голова змеи, словно бы о чем-то задумывался. И тогда Андрею Т. представлялось, что у старухи во рту змея, и стоит только ей приказать, как змея выпрыгнет стрелой изо рта и пронзит его ядовитым жалом.- Вот ты думаешь, только у тебя дружба. И этот твой драгоценный Геннадий М., из-за которого ты здесь, собственно, и находишься, лишь узнает, что его дружок в Заповеднике, вмиг примчится сюда на белом коне, как какой-нибудь Георгий Победоносец. А теперь послушай меня, старую и мудрую женщину. Не примчится к тебе твой Геннадий. И тогда не примчался бы, двадцать лет назад, и сейчас, тем более, не примчится. Потому - вы с ним люди разные. Это ты прошел испытание, а он его не прошел. Вот в чем между вами разница. Ты не трус, а дружок твой - трус.
– Вранье! Все вранье! Вы его не знаете.
– Это мы-то его не знаем? - Старуха, а вслед за ней и столпившиеся вокруг уроды громко и противно расхохотались.
– Но уж давно известны нам любовь друзей и дружба дам,процитировал недавний ревнивец.
– Мы твоего Геннадия М. знаем как облупленного,- сказала старуха.- Он… - Она помедлила, лениво покачивая горбами.Про него успеется, сначала надо разобраться с тобой.- Она окинула взглядом собравшуюся вокруг компанию. Здесь были все, кого увидел Андрей Т. на площадке перед зданием Заповедника, когда смотрел из окна. И человек-блин, и недобитый фашист, и хмырь с челюстью, и человек-вешалка, и эстрадная халтурщица, и еще много других, которых, если описывать, то не хватит никаких слов. Двугорбая старуха, похоже, была тут главной. Окинув взглядом всю свору, она выбрала из всех одного и поманила его к себе. Выбранный был невысок ростом, лицо имел сплющенное и острое, похожее на лезвие топора, носил клинообразную бородку а 1а Калинин и весь был оплетен паутиной с налипшими на нее дохлыми мухами. Одна нога его была повернута пяткой вперед, другая была нормальная. Он подошел к старухе и почтительно перед ней осклабился.- Скажи-ка мне, Дрободан Дронович, кто есть для тебя он? - Старуха показала атому нелепому существу на Андрея Т.
Существо потупилось и сказало:
– Папа.
– Вот видишь! - Старуха бросила на Андрея Т. победный взгляд и велела клинобородому Дрободану вернуться в строй.Ты ж наш папочка, мы все из твоего сна вышли. Яблочки, как говорится, от яблоньки. А ты нас хочешь, как Иван Грозный своего сына… - Она покачала головой.- Нехорошо, папаша, нехорошо. Хромает у тебя педагогика.
– Послушайте… - Андрей Т. замешкался. Он не знал, как ему эту двугорбую уродину называть.- Нечего мне тут в родственники навязываться. Где Геннадий? Куда вы его от меня прячете?
– Это он нас ото всех прячет. Хорошо, есть на свете добрые люди. Не дают нам тут с голоду помереть, выпускают на волю. А то бы как эти,- она кивнула куда-то в сторону,- вся эта местная шелупонь, все эти окосевшие Соловьи-Разбойники да оголодавшие старики Хоттабычи. Ты пойми, мы не они. Мы не сказочные, мы - настоящие. А всех нас, как какого-нибудь Мойдодыра, сюда, в этот ящик, в этот дохлый НИИЧАВО, в Заповедник, чтоб ему ни дна ни покрышки. Мы же можем приносить людям добро, много добра, и добра настоящего, не сопливого, как у Золушки и ее тетки, а реального, твердого, как американский доллар. А нас
