В пару движений выбрав слабину, я попытался вытащить себя.
Через десять минут я оставил эту затею…
Видимо, я вклинился в дыру так плотно, что сдвинуться мог только вместе с тоннами окружающего меня ужасно мокрого и тяжелого снега. Все попытки как-то расшатать себя в этой дыре приводили только к тому, что я проседал чуть глубже. Это было унизительно и страшно.
И - жарко. Пар от меня бил струями, и пот жрал глаза. И еще громко пыхтело и стучало в ушах.
Может быть, поэтому я не сразу понял, что Дашка уже не одна. Кто-то в черном стоял рядом с нею, подняв руку вверх - привлекая мое внимание.
Я кое-как проморгался, помахал рукой в ответ.
– Держитесь крепче! - повторил черный человек. И я стал держаться крепче…
– Извините,- мягко проговорил спаситель, разглядывая мое запястье.- Трудно рассчитать силу в такой ситуации.
– Да о чем речь,- сказал я.- Просто ссадина. Затянется. Все заживает, и это заживет. Ерунда.
– Давайте я вам помогу. Тут идти еще с километр.
– Докуда?
– Там мой дом. Надеюсь, вы не откажете мне - побыть моим гостем?
Дашка дернула меня за рукав. Я взглянул на нее - она быстро-быстро кивала.
– Спасибо. Только, видите ли…
– Не беспокойтесь. Дарья мне уже все объяснила. У меня нет ни линии доставки, ни порта связи, ни нуль-Т. Так что вы никак не нарушите свой… обет.
Он сказал это с неуловимой заминкой, а у меня вдруг словно открылись глаза. Мой спаситель, высокий, широкоплечий, загорелый и по виду очень сильный человек одет был в черную монашескую рясу. На груди его висел грубый крест из темного дерева.
– Пойдемте,- с легкой усмешкой (или мне показалось?..) он забросил на одно плечо мой рюкзак, подхватил Дашкин - и зашагал по тропе. И мы, переглянувшись, тронулись следом, и вновь вначале я плавал в собственной боли, а потом будто бы вышел из нее, а она волоклась за мной следом, цеплялась и канючила…
Мы спустились к речке, перешли ее по простому крепкому мостику - и оказались у входа в неширокое ущельнце; из ущелья катился ручей, прозрачный настолько, что казался дрёмой. Дном его были белые камни.
А через несколько минут ущельице расширилось, превратившись в маленькую долину, окаймленную зеленью. На этом берегу ручья прятался в соснах стандартный полевой модуль 'Домбай', совсем как в полевых лагерях Юнны - только на крыше вместо обязательных антенн топорщились черные панели древних фотовольтов. Возле дома лежал, припав на брюхо, элегантный серосеребряный глайдер. А напротив, через ручей, я увидел стоящие в ряд невысокие каменные плиты - десять или двенадцать…
Может быть, сказалась усталость. Может быть, я слишком отвлекся на пейзаж и перестал смотреть под ноги… В общем, подвязанный ботинок мой несчастный разболтался, ослаб - и соскользнул с какого-то невидимого камушка в невидимую ямку. Вспышка боли была настолько яркой и резкой, что я не просто рухнул - а еще и заорал вдобавок.
Сознания я не терял, но несколько минут просто не мог ничего замечать кругом и ни о чем думать, кроме как о ноге, проклятой чертовой ноге…
Монах внес меня в дом на руках - это при моих-то без малого ста - и уложил прямо в прихожей (по совместительству - кухне) на жесткий топчан, крытый шерстяным одеялом. Дашка, подозрительно сопя, стянула ботинок со здоровой ноги, а потом стала помогать монаху высвобождать меня из шинели; стыдно, но я чуть сам не разревелся тогда и от боли, и от растроганности чувств. А потом монах решительно пресек все мои неуверенные возражения и разрезал повязку.
Что сказать? Гипс раскрошился и не держал. Сине-багровая опухоль выросла еще больше, стопа теперь формой своей напоминала коровье вымя.
– Прошу извинить… может оказаться больно…
Куда уж больнее, хотел сказать я, но подумал, что это будет враньем. Вполне может быть и больнее. Впрочем, руки монаха оказались бережными. Он не столько ощупывал, сколько слушал руками. Или смотрел - судя по его же реплике:
– Я вижу по крайней мере два перелома… вот - лодыжка, а вот - плюсневая…
Потом он поднял лицо, улыбнулся и сказал:
– Что я говорил, Леонид Андреевич?.. и новые гости пожаловали…
Я запрокинул голову. В дверях, ведущих в одну из двух комнат 'Домбая', стоял высокий худощавый мужчина с котом на плече. Свет падал на него сзади, рисуя лишь силуэт. В следующую секунду кот мягко оттолкнулся, спрыгнул на пол, а с пола - мне на грудь.
– У-ух! - сказала Дашка.- Как его зовут?!
– Наполеоном,- ответил монах.- Но отзывается и на Бонни.
Кот сунул морду мне под мышку и мощно заурчал.
– Как тщательно он сегодня намывал гостей,- сказал человек в дверях знакомым голосом и вышел из пятна света, так что теперь я уже без сомнения узнал его.
– Здравствуйте, Леонид Андреевич. Мир тесен и странен…
– Простите… Я вас знаю?
– Вряд ли. Меня зовут Петр Черышев. Мы встречались дважды - при довольно бурных обстоятельствах. Но - в толпе. Когда была утечка в лаборатории Галати. И еще на Радуге…
– Вы были на Радуге?
– Ну… как сказать… Я был на 'Стреле'. Так что самое интересное я пропустил.
– Черышев… Простите, не могу вспомнить. Тогда… тогда все было так… нервно.
– Да, конечно. Мы сразу улетели на юг…
– На те сигналы… Да-да. Помню. Не поверите, но - этот эпизод помню. Так, значит, это были вы?
– Не только я. Нас было два десятка.
– Конечно, конечно… - он стал всматриваться в меня, и я понял, о чем он думает. Но помогать не стал.
Дашка обошла его и положила мне руку на плечо.
– А вы - тот самый Горбовский? - спросила она вздрагивающим голосом.
– Да вроде бы я,- ответил он.- А как вас зовут, сударыня?
– Дарья. Дарья Петровна.
– Очень приятно…
– А уж как мне-то приятно! - заявила Дашка.
Я накрыл ее руку, прижал. Спокойно, сказал про себя. Она хотела выдернуть руку, но услышала меня и удержалась.
И вдруг Горбовский все понял. Я видел, как изменилось его лицо.
– Мир полон странных перекрестков,- почти повторил я.
– Леонид Андреевич,- сказал монах,- раз уж вы встали - сходите, пожалуйста, за льдом. Вы знаете, куда.
– Мм… да. Знаю. Конечно, знаю…
Он подхватил стоящее в углу ведро и вышел наружу. Мембрана сомкнулась за ним.
– Я плохой врач,- сказал монах.- Вернее, я совсем не врач. Так, эмпирик…
Он замолчал. Кот распластался по мне, тяжелый, мягкий, горячий. Казалось, он впитывает мою боль.
– Если использовать методы двадцатого века, вам придется задержаться у меня недели на две-три,- продолжал монах.- Или же - можно прибегнуть к активатору. У меня есть полевой бета-активатор. Тогда вы сможете ходить уже завтра. Что из этого меньше противоречит вашим принципам?
– Если всерьез - не годится ни то, ни другое. Как ты считаешь, Дарья?
– Может быть,- сказала Дашка невпопад. Потом она включилась: - Не знаю, папа. Это уже не игра.
– Это и не было игрой.
– Ты делаешь вид, что не понимаешь меня. Я ведь о другом.
