К сожалению, порой очень трудно бывает прийти к взаимопониманию. Питер Пэн и этого слова тоже не знал. Он понурил голову, решив, что девочка его осуждает или даже – о ужас! – презирает за столь жалкое суденышко.
– Я полагаю, твой Тони так никогда бы не сделал? – застенчиво поинтересовался он.
– Никогда! НИ-КОГ-ДА! – убежденно заявила Мейми. – Он бы просто струсил!
– Что значит «струсил»? – с интересом спросил Питер. Он решил, что это очень приятное и похвальное занятие. – Я надеюсь, ты научишь меня «трусить»?
– Я уверена, что никто и никогда не сможет научить тебя этому, – с обожанием ответила Мейми. Но Питер подумал, что она окончательно уверилась в его тупости.
Девочка рассказала Питеру о Тони и о своих проказах по ночам, которых так боялся ее братишка, но Питер совсем запутался в незнакомых словах и сказал с завистью:
– О! Как бы я хотел стать таким же отважным мальчиком, как Тони!
Это вывело Мейми из себя:
– Да ты в двадцать тысяч раз отважней Тони, дуралей ты этакий! Разве трудно понять – ТЫ САМЫЙ ХРАБРЫЙ МАЛЬЧИШКА НА СВЕТЕ!!!
Питер долго и недоверчиво смотрел на девочку, а когда наконец понял, ЧТО она сказала, издал радостный боевой клич.
– …И если хочешь, – потупив глаза, добавила Мейми, – ты можешь подарить мне поцелуй…
Питер начал неохотно стягивать с пальца наперсток. Он решил, что Мейми передумала расставаться со столь ценной вещицей.
– О нет! Я совсем не это имела в виду, я имела в виду не… поцелуй. Я хотела сказать – наперсток. Подари мне наперсток!
– А это еще что такое? – опешил Питер.
– Вот что это такое, – Мейми набрала побольше воздуха и чмокнула Питера в щеку.
– Хм… Да я с огромным удовольствием подарю тебе наперсток, – расплылся в улыбке Питер и осторожно поцеловал Мейми. И тут блестящая идея пришла ему в голову:
– Знаешь что, Мейми, а давай с тобой поженимся!
Вам это может показаться странным, но точно такое же предложение было готово сорваться с губ Мейми.
– Да я бы с удовольствием, – ответила она, – только хватит ли нам двоим места в твоей лодочке?
– Хватит. Если мы покрепче обнимемся…
Послушай, Питер, – сказала Мейми, когда они направлялись к берегу (причем произнесла таким тоном, который, по ее мнению, должен быть у невесты – то есть несколько жеманно и капризно), – а как ко мне отнесутся твои птицы?
Питер горячо заверил свою драгоценную Мейми, что птицы будут от нее без ума, хотя и не был в этом абсолютно уверен. Впрочем, зимой на Острове было совсем немного птиц.
– Конечно, они захотят, чтобы ты им подарила вот это… – вымолвил Питер с замиранием сердца и погладил мех на ее воротничке.
– Ах! Какой ужас!.. – у Мейми не хватило даже специального «невестиного» голоса, чтобы выразить негодование.
– Видишь ли, – попытался Питер защитить своих друзей, – им все время приходится думать о гнездах.
– Они… Они не посмеют! Тронуть! Мои! Меха! – «невестин» голос Мейми сорвался на противный девчачий визг. Она раздраженно топнула ножкой.
– Нет, конечно, нет, – согласился Питер, поглаживая ее воротничок. Глаза его при этом как-то странно блестели. – Мейми, знаешь, почему я полюбил тебя? – восхищенно спросил он. – Потому что ты похожа на прелестное гнездышко!
– Ты сейчас рассуждаешь точь-в-точь, как твои драгоценные птицы, а не как мальчик, причем собравшийся обзавестись собственной семьей, – несколько сварливо заметила Мейми.
Питер и впрямь сейчас походил на несчастного нахохлившегося птенца.
– …Кроме всего, ты ведь и есть только «Серединка-Наполовинку „…
Н-да-а-а… Какую глупую игру затеяла наша Мейми Маннеринг! Ей совсем не идет эта дурацкая роль. А Питер! Видели бы вы, как он расстроился. К счастью, „невестин“ голос скоро опротивел и самой Мейми. А как только она увидела, до чего довела Питера, то постаралась тотчас исправить ситуацию.
– Питер! Не принимай мои слова близко к сердцу. По правде, я так не думаю. Наоборот, я считаю, что это замечательно – быть сразу и тем, и другим!
– Мейми, правда? Ну так я приглашаю тебя стать „и тем и другим“, пойдем же, – умоляюще прошептал Питер, и они отправились к лодке, потому что все ближе и ближе подступало время Открытия Ворот.
– Ты ни капельки, ни капельки не похожа на гнездо, – горячо уверил он Мейми.
– Да брось, Питер, это же такая мелочь, – великодушно отмахнулась девочка, – И хоть я не собираюсь отдавать птицам свои меха на гнезда, лукаво добавила она, – но я разрешу им высиживать яйца у меня в воротнике.
От этой идеи Мейми ужасно развеселилась и даже захлопала в ладоши.
– Представляешь, как будет замечательно: у меня вокруг шеи, как бусы, на беличьем меху будут лежать чудесные крапчатые яички!..
…Но когда они почти дошли до Серпантина, по лицу Мейми пробежала странная тень. Она вдруг пробормотала:
– Я, конечно, буду часто-часто навещать свою мамочку. Ведь это вовсе не значит, что я распрощалась с ней навсегда, этого просто быть не может. Это НЕВОЗМОЖНО!!!
– Конечно, дорогая Мейми, – успокоил ее Питер. – Ты непременно станешь ее навещать… – Хотя в глубине души он был уверен, что именно это и НЕВОЗМОЖНО. Он бы не стал скрывать от нее правду, если бы любил ее хоть вот на сто-о-леч-ко меньше. Он очень боялся ее потерять. Питер не был трусом, это всем известно. Просто он чувствовал, что не сможет прожить без Мейми ни одной минуты.
„Она забудет со временем свою маму и будет счастлива только со мной“, убеждал себя Питер, все быстрее и быстрее увлекая за собой по тропинке ненаглядную невесту.
Как только Мейми увидела гнездо, привязанное к прибрежному камышу, она забыла обо всем на свете и принялась пританцовывать от восторга рядом с лодочкой. Но вот она устала от потока собственных восторженных признаний и… опять вспомнила о маме. Голос ее задрожал:
– Ты сможешь жить спокойно, Питер, зная, как болит моя душа? Ведь я никогда не буду счастливой, если не смогу навещать мамочку, как только соскучусь. Пообещай мне, Питер, что будешь отпускать меня к ней!
Он пообещал. Но почему-то не выдержал ее взгляда и отвел глаза.
– Да навещай, сколько влезет, – буркнул он, – если ты и впрямь веришь, что твоя мамочка без тебя не обойдется…
– Моя мама всегда будет ждать меня!.. – отчаянно крикнула Мейми, и лицо ее смертельно побледнело.
– Если только не загородится железными ставнями, – горько съязвил Питер.
– Дверь в моем доме будет всегда открыта, – как заклинание шептала Мейми, – и моя мама всегда будет стоять на пороге и из-под руки высматривать меня…
– Ну так смелее прыгай в лодку! – не без злорадства крикнул Питер. – Ты можешь спокойно провести со мной целую вечность, раз так уверена в своей мамочке. Она же обязательно тебя дождется! – И Питер, уже стоя в Дроздином Гнезде, нетерпеливо протянул Мейми руку.:
– Но почему ты не решаешься поднять глаза? – спросила Мейми, опираясь на его руку.
Питер очень старался не смотреть в глаза. Потом он постарался не дышать… Он понимал: еще секунда – и его счастье может развеяться, как предутренний сон… Но тут громкий, отчаянный стон вырвался из его груди, он выпрыгнул из лодки и, такой маленький, несчастный, ничком повалился на снег.
