топчан, у противоположной стены — мощный банковский сейф без какой-либо офисной отделки: простой и прямоугольный, даже не хромированный. Центр комнаты занимал обыкновенный письменный стол со старым кожаным креслом, с потолка свисал кухонный абажур, взятый из первой попавшейся квартиры. Сергей заметил на столе рамку для фотографий, но она была повернута другой стороной. Еще один снимок, большой и яркий, как плакат, висел на стене за креслом. На фоне буйного летнего пейзажа улыбались двое: молодой парень лет двадцати пяти со смышленым лицом и крепкий мужчина в возрасте с идеально выбритым черепом и взглядом человека, постигшего жизнь до конца. Внизу на изображении стоял оттиск красивым, но не слишком вензелястым шрифтом: «Венесуэла, июль 2005».
— Ровно семь лет прошло, — сказал хозяин кабинета, заметив, что Швед засмотрелся на фото.
Это был тот же самый человек, что и на снимке. Время не сильно его состарило, лишь добавило немного морщин. Он по-прежнему выглядел на пятьдесят — как и на фотографии семилетней давности. Одет он был в простой черный френч с единственной нашивкой на рукаве.
— Я не ветеран, но ношу этот шеврон на правах командира, — проговорил он, перехватив взгляд Сергея.
— Читаете меня, как открытую книгу? — спросил Швед.
— Пожалуйста, на «ты», ведь мы братья, — без эмоций произнес мужчина и вдруг добавил: — Вчера мы расстреляли Роберто Кальвино.
— Кого?..
— Ахмета. Это должен был сделать ты. Но у тебя еще будет время, ты сумеешь доказать свою преданность. Или не сумеешь, — равнодушно заметил он.
— Как к тебе обращаться? — Сергей из-за разницы в возрасте чуть не сказал «к вам», но вовремя вспомнил Рыло-Фридриха и решил не следовать дурным примерам.
— Зови Михал Михалычем, я привык. Знаю, что звучит не героически, но это мне и не нужно. Не спросишь, почему Роберто казнили только вчера, спустя двадцать суток после задержания? Да ты присаживайся. — Он кивнул на стул. — Ты здесь надолго.
Швед опустился на жесткое сиденье и прислонился к спинке. Ногу на ногу закидывать не стал: Сергею было совершенно не ясно, с какой он тут целью, что о нем думает новый командир и вообще суждено ли ему отсюда выйти живым.
— Предполагаю, что ты проверял показания Ахмета… то есть Роберто… — поправился Швед. — Вероятно, ты берег его для возможных уточнений или новых показаний. Однако три недели — многовато… Но если он все-таки расстрелян, значит, ничего нового он сообщить уже не мог. Его информация оказалась верной или как минимум правдоподобной.
Михал Михалыч удовлетворенно развел руками:
— Я не разочарован, Швед. Коротко, внятно. Школа чувствуется. — Он сел в кресло и, разумеется, оказался выше посетителя. Все кабинеты в мире устроены одинаково.
— Я никогда и не скрывал, что проходил службу в СБУ.
— Тоже правильно. — Михал Михалыч некоторое время что-то рассматривал на столе, потом быстро поднял глаза на Сергея, внимательные и пытливые: — Только зачем ты прикидывался действующим агентом?
— Иначе Роберто не стал бы со мной разговаривать. Я имею в виду — разговаривать всерьез.
— А зачем тебе нужно было с ним разговаривать?
— А как бы я к вам попал? Ратные подвиги вас не интересуют. Хотя я, между прочим, организовал отлов химеры, а это тоже не два пальца в розетку сунуть.
— Ну почему же не интересуют… Воинская смекалка — это всегда хорошо. Зачем ты так стремился в «Монолит»? — неожиданно спросил он.
— Хочу участвовать в каком-нибудь крупном деле. В настоящем, масштабном. Мне нравится быть полезным. Когда я кому-то нужен, у меня не возникает вопросов «зачем я живу».
— Отличная заготовка для соискателя должности менеджера, — скептически отозвался Михал Михалыч. — Ты только забыл упомянуть личностный рост, раскрытие потенциала и… что еще?
— Деньги, — признался Швед. — В Зону я пришел за деньгами. Если рисковать жизнью, то по максимальной ставке. А если уж на кого-то работать, то на хозяина, а не на пятнадцатого помощника.
— Надо же, как ты нелестно о Кабане. Он не пятнадцатый помощник, он… — командир закатил глаза, словно что-то подсчитывая, — где-то в первой тройке. Ответ про деньги звучит убедительней. Учти это, если будешь снова куда-то устраиваться.
— Надеюсь заработать в твоем отряде столько, чтобы устраиваться никуда больше не пришлось.
— Не стыдная мечта, — одобрил собеседник. — Я тоже когда-то мечтал, со всеми это бывает. Вот, взгляни. — Он выдвинул ящик стола и положил перед Шведом наградной пистолет. — Не многие способны понять его ценность. Ты вообще видел когда-нибудь такую машинку?
— Пистолет самозарядный малогабаритный. — Сергей протянул руку к оружию и замер. — Можно?
— Да, конечно.
Швед аккуратно взял пистолет и прочитал на золотой табличке: «Полковнику СБУ Котятко М. М. за безупречную службу».
— Я ведь тоже служил, — сказал Михал Михалыч. — И тоже этого не скрываю. Зачем?
Сергей трепетно погладил рукоятку, взвесил пистолет в ладони. Командиру нравилось, как Швед обращается с оружием, и он впервые позволил себе улыбнуться:
— Несмотря на то что моя безупречная служба закончилась, а точнее, наши взгляды на безупречность разошлись, я продолжаю гордиться этой наградой.
— Компания «Frenzy» тоже принадлежит тебе, — меланхолично произнес Сергей.
— Почему тоже?
— Вместе с «Монолитом». Ахмет успел поделиться со мной этой информацией. То есть Роберто. — Он положил пистолет обратно на стол.
— Эту страшную тайну объединенная европейская разведка добывала много лет. А я тебе взял, и сам все рассказал. — Михал Михалыч снова улыбнулся. — Как ты думаешь, это Маха плеснула тебе что-то в шампанское или кто-то другой?
Швед словно нырнул в прорубь и оказался подо льдом: он не мог ни шевельнуться, ни вздохнуть, лишь наблюдал, как время течет мимо. Сергей давно уже забыл о том фуршете после экзаменов, когда он устроил в столовой пьяный дебош. И о порванной блузке Махи, то есть Марии Николаевны… и о разбитом лице майора Забелина. И о своем отчислении из Академии СБУ. Все это было так далеко… Совершенно в другой жизни.
— Что молчишь? — осведомился командир. — К таким вопросам нужно готовиться заранее.
— Вспоминаю, — буркнул Сергей. — А ты ловишь на выдохе, Михал Михалыч. Это правильно. Но неприятно, должен сказать.
— По сути! — потребовал он.
— Если по сути, то я не знаю. Я слишком долго искал ответ, и я его не нашел. Дело не в том, кто и что мне плеснул или подсыпал. А в том, зачем это нужно было делать. Кто я был такой? Студент-отличник… Кому я мешал? Я ни во что не лез. Они не должны были со мной так поступать, просто потому, что в этом не было смысла. И тогда я понял… — Швед утвердительно покачал головой. — Мне ничего не подливали в шампанское. Мне не подсыпали никакого порошка. Я сам виноват: измотал себе нервы на сессии. Хотел быть лучшим, хотел быть первым… Меня просто переклинило от алкоголя. Никакой подставы в Академии не было, — закончил он.
— То есть ты всех простил и не держишь на них зла, — прокомментировал командир.
— На кого мне злиться, кроме самого себя? Я начал жизнь с чистого листа — здесь, в Зоне. И эта жизнь мне пока нравится.
— И все-таки ты меня разочаровал, Швед… — Михал Михалыч побарабанил пальцами по столу. — Если бы ты знал, как долго я ждал в Зоне человека из СБУ. Не обсоса из Евротрибунала, а нормального оперативника. Какую шикарную дезинформацию я подготовил для твоих коллег. Не деза, а конфетка!
— Они мне не коллеги, — возразил Сергей.
— Ну, для бывших. Для наших с тобой бывших коллег, — легко согласился он. — И что теперь? По
