номер и путевку на нары.
Услышав стук ночного покупателя, Марго брала с полки пол-литровую бутылку с надписью «Пиво янтарное», тащилась к двери, по пути наталкивалась на косяк, кривилась от боли, потирая ушибленное место, просыпалась:
– Кто?
– Хозяйка, продай пол-литру!
– Что ж вам не спится-то, черти?
Дверь открывала только через цепочку – это тоже была наука Зинаиды.
– Семьдесят.
– Чё вдруг семьдесят? Вчера шестьдесят было…
– Ночной тариф…
Под цепочкой просовывалась рука с мятыми десятками, Марго забирала деньги, подносила бутылку, самонаводящиеся пальцы обхватывали горлышко, и ночной посетитель исчезал. Так выглядел гешефт в ночном свете Марфинки.
От ночных дежурств (или от образа жизни) Маргарита чувствовала себя подавленной, если не сказать – раздавленной.
Зато соседка и одноклассница Зинка Резник порхала, как на крыльях.
Зинаида радовалась белому дню, темной ночи, ветру, отсутствию ветра, драке двух девок, не поделивших жениха, и их замирению (помирившись, девки купили сливовой настойки) – радовалась всему и все время. «Как такой человек мог травить себя таблетками?» – недоумевала Галкина, наблюдая за подельницей.
Зинаида даже помолодела. Под мотивчик «Капли датского короля» в ее голове рождались эксклюзивные рецепты настоек, ликеров, наливок. Сливянка, рябиновка, смородиновка, настойка на кедровых и грецких орехах, на апельсиновых и лимонных корках – чего душа желает. У соседки были наполеоновские планы на лето, она соблазняла Галкину рецептами кальвадоса и бренди. Зинка и самогонку не гнала – она творила.
– Демиург, – ныла Маргарита, – подежурь за меня. Я третью ночь не сплю. Идут и идут эти алкаши проклятые.
– Не алкаши, Ритка, клиенты! Рит, у меня компоты заканчиваются. Ты пошуруй у себя, может, чего найдешь… а то будем, как при совке, молоко с дрожжами в стиральной машинке крутить…
– Зин, – догадалась Маргарита, наблюдая за счастливой одноклассницей, – ты, наверное, занимаешься любимым делом, а мне это совсем не по душе.
– Да это все лирика – по душе, не по душе… Бабки нужны?
– Нужны… – понурилась Галкина.
– Вот и давай как договорились: запасы к Новому году сделаем. У нас уже постоянная клиентура!
Через месяц Маргарита забыла все дорогие привычки: педикюр, маникюр, массаж и бассейн остались в прошлом. Галкина на автопилоте ела, убирала и мыла, рубила дрова, таскала воду, грела ее на печи, чтобы смыть с себя сивушный запах (ей казалось, что от нее постоянно подванивает сивухой). Все остальное время забирал ненавистный бизнес.
Марго сравнивала Марфинку с островом Забвения из фильма «Пираты Карибского моря».
Марфинка, конечно, не Карибы, нет солнца, песчаных пляжей и океана, но сути это не меняло. Как Джек Воробей, она застряла между мирами и потихоньку сходила с ума.
Когда Валентина звонила, Марго заверяла сестру, что у нее все в порядке, что не ничего не нужно. Говорила и удивлялась: ей на самом деле ничего не было нужно.
Вчера еще красивая, полная надежд молодая женщина опустила крылья, потухла. Беспокойство по поводу Валентины и Адама, вся ее прежняя жизнь, страхи, ревности, страсти – все отсюда, из Марфинки, казалось смехотворным. Галкина ничего не ждала от жизни и уже ни на что не надеялась.
Скажи прежней Маргарите кто-нибудь несколько месяцев назад, что она превратится в зомби, она бы плюнула в лицо пророку.
Марго казалось, что в ней не осталось желаний – одни инстинкты. Или нет, одно желание в ней все- таки тлело. Желание было глобальным – выбраться из деревни. Статус-кво – вот о чем она, как Джек Воробей, мечтала, когда рубила дрова и продавала «янтарное пиво» за шестьдесят рублей.
Втайне она мечтала уехать из Марфинки, когда срок аренды закончится и моряк освободит квартиру. Еще полгода, и она будет прежней Маргаритой Галкиной, а пока надо принимать обстоятельства. Что толку плакаться, жаловаться и обвинять кризис? И Маргарита молчала, все больше замыкаясь в себе.
Тупое однообразие дней оживляли только мятые десятки.
Если бы не Зинаида, Галкина не заметила бы и первый снег.
– Снег, Ритка, снег идет! – накрыл Маргариту Зинкин радостный вопль.
Марго в это время рубила дрова за домом. Опустила топор – действительно, низкое блеклое небо бросало на землю крупные мокрые хлопья. Хлопья таяли, не успев осесть.
– Ты видишь? – ликовала Зинаида.
Маргарита задрала лицо к небу и тут же получила холодный плевок в глаз.
– А что, снег – большая редкость в здешних местах? – проворчала она, вытираясь.
– Да что с тобой? – обиделась соседка.
Оказалось, снегопад знаменовал не столько переход от осени к зиме, сколько выход на более широкий круг потребителей Зинкиной продукции.
– Лыжники объявятся на выходных! – не унималась Зинаида и тут же перешла к решению производственных вопросов: – Где бы нам еще один бидон раздобыть? С Клавкой поговорю, она дояркой в колхозе трудилась, может, оставила себе пару штук… И вообще, зимой торговля пойдет бойчее.
«Куда уж бойчее?» – только хотела возразить Маргарита, как у калитки затормозил уазик с недвусмысленной надписью на дверце: «Милиция».
Дурнота подкатила к горлу, Маргарита задышала открытым ртом.
Дверь уазика распахнулась, из нее выпрыгнул на тропинку полный мужчина в форме сержанта милиции.
Галкина обнимала жиденькую охапку дров и с покорностью ягненка ожидала приближения блюстителя закона. Перед глазами пронеслась вся бестолковая, местами порочная жизнь.
– О, Федьку принесло. – Зинаида сорвалась навстречу гостю.
Задержавшись у калитки, гость рассматривал игривую вывеску на заборе – «24 часа».
– Зинка, твоя идея? – кивнув на вывеску, спросил сержант голосом кастрата.
– А то! – Зинаида гордилась выдумкой.
– Сними, а то штраф выпишу, – пригрозил Федор.
– Ты что, Федь, это же реклама – двигатель торговли? Как это – сними?
– Сними, сказал… Реклама. Получишь два года исправительных работ – будет тебе реклама…
– Как два года? – Из объятий Маргариты посыпались поленья.
Зинаида чуть не упала от хохота:
– Да брешет он!
– Публичный дом устроила, блин. – Федор придержал Зинаиду под локоть, снизил голос. – Зин, вынеси парочку…
– Момент! – Зинаида на крейсерской скорости скрылась в доме. Продукция пользовалась спросом.
Федор улыбнулся смущенно:
– Привет, Рит.
– Привет, – без выражения отозвалась Маргарита, холодными глазами разглядывая бывшего поклонника.
Федор мало изменился. Такой же тяжеловес, широкий и спокойный, как скала. Может, она прошла мимо судьбы, за это и терпит теперь? «Если бы на мне женился, может, не пил бы и с малолеткой не спутался», – предположила оптимистка внутри Маргариты. Пессимистка ей возразила: «Кобель, он и в Африке кобель».
Бросая на Маргариту нежные взгляды, Федор прошелся по двору.
– Рит, – позвал сержант и осекся, наткнувшись на запрещающий взгляд синих глаз, – может, надо чего?
