Так ты скажи только.
– Спасибо, Федя, ничего не надо.
«Педофил несчастный», – хотела добавить Галкина, но удержалась. Ей-то какое дело, чем занимаются ее бывшие одноклассники? И какое право она имеет судить их? Чем еще заниматься в Марфинке? Выбор-то небольшой. Кто-то самогонку гонит, кто-то пьет по-черному, а кто-то по бабам шастает. Каждому свое.
Маргарита присела, собрала рассыпанные дрова.
Боковым зрением заметила в огороде Резников какое-то движение, подняла голову. Нелепая фигура в телогрейке и вязаной кепке приблизилась к меже, уронила руки на хлипкое, условное ограждение.
Галкина опять едва не рассыпала дрова: неужели это ее сосед и одноклассник Гришка Резник? Точно – Григорий. «Боже, какое чмо! Как это с ним Зинаида живет? Сухофрукт!» – удивилась Маргарита, разглядывая заветренного и сморщенного мужичка с траурной каймой под нестрижеными ногтями. В отличие от супруги Гришка усох.
– Здравствуй, Рита, – позвал Григорий, – привет, Федор. – Сосед бросал беспокойные взгляды во двор Галкиных.
– Здравствуй, Гриша, – кивнула Маргарита.
– Здорово, Гриня, – отозвался сержант Иванушкин.
– Как жизнь? – Резник смотрел на Галкину.
Маргарита криво усмехнулась. Какая может быть жизнь в зале ожидания или на острове Забвения? Вместо нее ответил Федор:
– Нормально.
– А у тебя? – Маргарита все еще не могла справиться с разочарованием.
– Как видишь.
– Я слышала, ты уезжал из деревни? Или нет?
– Уезжал, назад вернулся.
– Не жалеешь?
– А что толку жалеть? Везде хорошо, где нас нет.
– Ты прав. А где работаешь?
– В пожарке.
– И как?
– Нормально, сутки через трое.
– Я помню, ты увлекался биологией.
– Да какая разница, кто чем увлекался? Вот он, – Гришка кивнул на Иванушкина, – увлекался борьбой. И все мы увлекались тобой. Это ж ничего не значило для тебя. Так и биология. Она мне не ответила взаимностью.
– Философ, – хмыкнул Федор.
– Ладно, пока. Увидимся, – оборвала разговор Галкина и направилась к дому.
Из сеней ей навстречу выскочила Зинка:
– Где Федор?
– За домом.
– А с кем он там балабонит?
– С твоим.
Глаза Зинаиды сузились от гнева, она пронеслась мимо, ворча на ходу:
– Все лето не выгонишь в огород, а тут – гляди-ка, сам нарисовался, холера.
Удивленная Маргарита удивилась бы еще больше, если бы узнала, какую линию обороны вокруг благоверного выстроила одноклассница – Маннергейму учиться и учиться.
Ключ не поворачивался в замке. Капюшон мешал – накрывал голову блином, света не хватало. Адам, раздражаясь, щелкнул зажигалкой.
«Что за черт? Утром все закрыл с полпинка, никаких намеков не было на неисправность», – успел подумать он.
Размышления Рудобельского были прерваны вероломным ударом по почкам.
Адам приземлился на колени, обернулся и подсек нападавшего. Нападавший навалился сверху, и Адам получил еще один удар – под глаз.
Обозленный, подполковник подмял под себя противника, наступил на него коленом и занес руку для удара. В последний момент Адам узнал нападавшего, рука дрогнула, удар пришелся в переносицу.
– Япона мать!
Прижатый коленом, на грязном полу подъезда без чувств лежал Толян. Из носа Толяна бежал кровавый ручеек.
Рудобельский уже слышал сопение ровесницы Октября за соседней дверью. Сейчас Ольга Амбарцумяновна вызовет наряд. Не хватало только опять угодить в обезьянник с этим уркой.
Рудобельскому удалось наконец повернуть ключ, дверь открылась. Без церемоний втащив тело Толяна в прихожую, Адам сдернул с крючка в ванной полотенце, намочил под краном, похлопал урку по щекам.
Толян очухался, открыл глазки.
– Ты? – не поверил он.
– Я, – подтвердил Рудобельский и сунул Толяну полотенце.
– Нос сломал, – матерился Толян, размазывая полотенцем кровавые сопли.
Адам молчал, ни о чем не спрашивал – все и так было понятно: наверняка этот тип пришел навестить хозяйку. И что она только нашла в этом недоумке? С его точки зрения – урод уродом. Да еще с тюремным прошлым. Но баб разве поймешь? Чего им надо? Вот что, спрашивается, нужно было его Юльке?
И эта рыжая корчит из себя придворную особу, а сама с таким хмырем снюхалась – плюнуть не на что. А он, Рудобельский, защищал ее в самолете, а у них вон – сладилось.
Адам не спеша водворил на плечики куртку, подошел к зеркалу и включил свет. Скула набрякла, глаз поплыл. Придется прикладывать лед. Руки чесались добавить этому деятелю.
Толян быстро приходил в себя.
– А где баба, которая здесь жила? Куда она делась? Или она хату тебе продала? – гундосил он.
– Ну, допустим… – Адам с удивлением вслушивался в треп уголовника. Выходит, рыжая сбежала от любовничка?
– Ну, ты, друг, попал! – хрюкнул Толян в полотенце. У него появился повод подружиться с этим терминатором. – Это ж не ее квартира!
– А чья? – Ровный голос не выражал никаких эмоций.
Толян сделал эффектную паузу: у него, если он правильно понимал, появилась еще одна возможность отыграться. Сделал он это с удовольствием, вкусно:
– Эта баба купила хату в кредит. Сечешь?
– Секу, дальше что? – проявил интерес Адам, подавляя в себе крепнувшее желание намять бока рецидивисту.
– Кредит не отдала, – со значением продолжил Толян, – банк потребовал, чтобы она съехала. Так она смотри что удумала: продать! Вот зараза! Ты ей уже бабки отдал, братан?
– Какой я тебе братан? – не хотел обзаводиться таким дружком терминатор. – И вообще, ты-то в этой истории с какого бока?
– А меня банкир нанял, чтоб я эту лярву отсюда выпер! Ну, скажу я тебе, я с ней и намучился! Месяц караулил, поймал, а она такой визг, падла, подняла! И опять улизнула! И где теперь ее искать?
– Это уже не наше дело. Пусть менты ищут, если им надо, – объяснил недоумку Адам, прощупывая припухлость под глазом.
Получалось, что этот деятель не имел отношения к рыжей. Вообще-то личная жизнь квартирной хозяйки не интересовала Адама, однако настроение отчего-то поднялось.
Толян повозился и встал на ноги, но уходить не торопился, еще рассчитывал на взаимопонимание:
– Если ее менты найдут, я ни черта не получу! Короче, мне нужен ее адрес во как! – Указательный и средний пальцы правой руки Толяна воткнулись в кадык.
Рудобельский поморщился:
