«Какая-нибудь баба, которая хочет заарканить Бена, — перевела Джилл, — и этот тип думает, что я очередная».
У нее пропало всякое желание просить у Килгаллена помощи; она бросила трубку.
Куда лететь? Решение пришло внезапно. Если Бена нет и к этому приложили руку власти, то никто не станет искать Валентайна Смита в квартире Бена, если, конечно, не догадаются, что она сообщница Кэкстона. У Бена в буфетной можно будет чем-нибудь подкрепиться, найдется и одежда для этого взрослого ребенка. Джилл набрала адрес Бена, и такси легло в заданный курс.
У дверей Бена Джилл на латыни сказала роботу-сторожу:
— Карфаген пал!
Дверь не открывалась. Черт возьми, Бен поменял код! Губы Джилл задрожали, и она отвернулась от Смита. А может быть, Бен уже дома? Джилл сказала сторожу, в обязанности которого входило также докладывать о посетителях:
— Бен, это Джилл.
Дверь открылась. Джилл поначалу решила, что робот открыл ее по команде Бена, но потом поняла, что случайно угадала новый пароль, рассчитанный, вероятно, на то, чтобы польстить ей. Но сейчас ей было не до комплиментов.
Смит стоял у края газона и оглядывался. Место было новое, охватить его сразу Смит не мог, но ему здесь нравилось. Здесь было не так интересно, как в летящем доме, зато тихо; здесь можно было гнездиться. Он увидел окно и принял его за живую картину, какие видел дома. В больничной палате окон не было — палата находилась в новом корпусе, — и Смит не знал, что такое «окно». Он с уважением отметил, что имитация объема и движения на картине совершенна, наверное, ее создал великий мастер. До сих пор Смит не видел ничего, что свидетельствовало бы о мастерстве людей в каком-либо деле: сейчас люди выросли в его глазах, и на душе у него потеплело.
Краем глаза он уловил какое-то движение: его брат снимал с ног искусственную кожу.
Джилл вздохнула и, босиком ступив на траву, пошевелила в ней пальцами.
— Ох, как ноги устали! — Она увидела, что Смит наблюдает за ней. — Разувайся, иди сюда. Тебе понравится.
— Как? — недоуменно заморгал он.
— Совсем забыла. Давай сюда ноги, — она сняла с него туфли, отстегнула и стянула чулки. — Ну как, приятно?
Смит пошевелил в траве пальцами и робко произнес:
— Ведь они живые?
— Ну да, живые, это настоящая трава. Бен заплатил большие деньги, чтобы устроить этот газон. Одно освещение стоит больше, чем я зарабатываю в месяц. Так что ходи, получай удовольствие.
Смит не понял ничего, кроме того, что трава живая и ему предлагают по ней ходить.
— Ходить по живому? — спросил он с недоверчивым ужасом.
— Почему бы и нет? Траве не больно. Она здесь именно для этого растет.
Смит подумал, что брат по воде не стал бы учить его дурному. Он решился пройти по траве и почувствовал, вник, что это на самом деле приятно, а трава не протестует. Марсианин включил чувствительность на максимальный уровень и понял: брат прав, трава предназначена для того, чтобы по ней ходили. Он попытался одобрить странное предназначение — человеку было бы так же трудно одобрить каннибализм, который для Смита был в порядке вещей.
— Хватит развлекаться, — сказала Джилл со вздохом. — Неизвестно, как долго мы будем в безопасности.
— В безопасности?
— Нам нельзя здесь задерживаться. Скоро начнут проверять всех, кто сегодня выходил из Центра.
Джилл задумалась, наморщив лоб. Ее квартира — плохое убежище, квартира Бена — тоже. Бен собирался отвезти Смита к Джубалу Харшоу. Но она не знает ни самого Харшоу, ни его адреса: он живет где-то в Поконосе, Бен говорил. Придется искать: больше идти некуда.
— Почему ты не счастлив, брат?
Джилл вздрогнула и оглянулась на Смита. Бедное дитя и не подозревает, как все плохо. Она попыталась оценить ситуацию с его точки зрения. Ей это не удалось, но она поняла: он не знает, что им нужно бежать… от чего? От полиции? От больничного начальства? Она не знала, что она совершила, какие законы преступила — всего лишь противопоставила себя большим людям, боссам.
Как объяснить Человеку с Марса, против кого они восстали, если она сама этого не знает? Есть ли на Марсе полиция? С ним говорить — что кричать в водосточную трубу!.. А есть ли на Марсе водосточные трубы? Или дождь?
— Не обращай внимания, — ответила Джилл. — Самое главное — делай, как я говорю.
— Да.
Неограниченное согласие, вечное да. Джилл вдруг почувствовала, что он выпрыгнет из окна, если она попросит. Она была права — он бы выпрыгнул и наслаждался каждой секундой падения с двадцатого этажа, а удар и смерть принял бы без удивления и протеста. И не понимал бы, что это смерть; его не научили бояться смерти. Если бы его брат по воде выбрал для него такой необычный способ дематериализации, он согласился бы с этим способом и попытался бы его понять и признать.
— Нам нельзя здесь оставаться. Мы поедим, я дам тебе другую одежду и мы пойдем. Раздевайся, — и отправилась изучать гардероб Бена.
Джилл выбрала дорожный костюм, берет, рубашку, белье, туфли и вернулась к Смиту. Он запутался в одежде, как котенок в клубках: рука и голова были связаны подолом платья. Он стал снимать платье, не сняв перелину.
— Батюшки! — воскликнула Джилл и бросилась ему на помощь.
Она сняла с него одежду и сунула ее в мусоропровод. Этте Шер она заплатит потом, а полицейским — в случае чего — не к чему будет прицепиться.
— А тебе, дружок, прежде чем одеться в чистое, нужно принять ванну. Они там за тобой совсем не следили. Пойдем.
Как медицинская сестра, Джилл привыкла к дурным запахам, однако как медицинская сестра, она была фанатичным приверженцем мыла и воды. Ей казалось, что Смита давно никто не мыл. Хотя от него не так уж сильно пахло, ей почему-то вспомнилась лошадь после скачек.
Смит с восхищением смотрел, как Джилл наполняла ванну. В палате К-12 была ванна, но Смит не знал каково ее назначение; его обтирали мокрой тканью, да и то редко: когда он впадал в транс к нему боялись притрагиваться.
Джилл проверила температуру воды.
— Отлично. Лезь в воду.
Смит смотрел недоуменно.
— Живо, — скомандовала Джилл, — лезь в воду.
Все слова были поняты, и Смит подчинился приказу, дрожа от волнения. Брат требует погрузить в воду
Смит погрузил в воду одну дрожащую ногу, потом другую… и нырнул в ванну с головой.
— Эй! — закричала Джилл и вытащила его голову на поверхность. Ей показалось, что он мертв. Боже милостивый! Не успел же он за это время захлебнуться. Испуганная, она стала трясти Смита.
— Смит! Очнись же! Очнись!
Издалека Смит услышал призыв брата и вернулся. Глаза его заблестели, сердцебиение ускорилось, дыхание восстановилось.
— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила Джилл.
— Мне хорошо. Я очень счастлив… брат мой.
— Ты меня перепугал. Не ныряй больше. Как сейчас сидишь, так и сиди.
— Да, брат мой, — Смит добавил еще что-то на своем языке, зачерпнул ладонью воду так бережно,
