— Хорошо, — неуверенно согласилась Доркас, — но, может быть, сначала измерить вам температуру?
— Успокойся, женщина!
Дюк настроил стереовизор как раз вовремя. Передавали второе сфабрикованное интервью с Человеком с Марса. В комментариях сообщили, что Смит, по непроверенным пока сведениям, отправляется в Анды. «Дважды два — четыре», — подумал Джубал и до утра повис на видеофоне. На рассвете Доркас принесла ему завтрак: шесть сырых яиц, смешанных с бренди. Поедая яйца, Харшоу сделал вывод: долгая жизнь хороша тем, что успеваешь узнать много влиятельных людей и в трудный момент есть кому позвонить.
Харшоу заготовил бомбу, но взрывать ее не спешил. Он ждал, чтобы сильные мира сего сами спровоцировали взрыв. Он понимал, что власти снова могут засадить Смита в больницу, ссылаясь на его невменяемость. С юридической точки зрения Смит был действительно невменяем, с медицинской точки зрения его можно было считать психопатом.
Харшоу определил у него сильный ситуационный психоз, происходящий, во-первых, оттого, что Смит был воспитан чуждой цивилизацией, а во-вторых, оттого, что он был пересажен опять-таки в чуждую цивилизацию. Будучи грудным младенцем, то есть, находясь в начале развития, Смит успешно прижился в инородной среде. Сейчас он взрослый человек, с полностью сформировавшимися привычками и определившимся мышлением. Сумеет ли он подстроиться под новые условия столь же успешно? Доктор Харшоу намеревался это выяснить. Впервые за много лет он почувствовал интерес к медицине.
Кроме того ему хотелось поддразнить власть имущих. В нем было больше стремления к свободе, чем полагается по праву каждому американцу. Возможность противопоставить себя планетарному правительству приятно щекотала самолюбие.
Глава 11
Вокруг заурядной звезды G-типа, расположенной на задворках средних размеров галактики, согласно модифицированному обратному линейному закону, формирующему пространство, спокойно вращались планеты, как вращались миллиарды лет до того. Четыре из них были достаточно велики для того, чтобы их можно было назвать планетами. Остальные — мелкие камушки, невидимые в свете звезды или затерянные в темноте космоса. Все, как это водится, были заражены странной формой энтропии, называемой жизнью. Температура на поверхности третьей и четвертой планет колебалась вокруг точки замерзания оксида водорода, поэтому там получили развитие сходные формы жизни, между которыми вполне возможен был достаточно успешный контакт.
Марсиан, живущих на четвертом камушке, не особенно волновали контакты с Землей. Куколки радостно прыгали по планете, учась жить; восемь из девяти куколок погибали в процессе обучения. Взрослые марсиане, совершенно иные, чем куколки по облику и сознанию, жили в сказочно красивых городах и были настолько же тихими, насколько куколки были буйными. Они занимались умственной деятельностью.
Марсиане также много работали, в человеческом понимании этого слова: существовала необходимость управлять планетой — указывать растениям когда и где расти, собирать и развивать выживших куколок, лелеять яйца, вышедшие из куколок, наблюдать за ними, поощрять их правильное созревание. Нужно было воспитывать яйца, уговаривать их отказаться от ребяческих выходок и пройти метаморфозу. Это была еще далеко не вся жизнь, а лишь незначительная ее часть, как, например, прогулка с собакой для директора транснациональной корпорации. Впрочем, при взгляде на Землю со стороны, прогулка с собакой может показаться очень важным делом.
И марсиане, и люди были разумными существами, но развитие их разума происходило в совершенно различных направлениях. Все мотивы человеческого поведения, все людские страхи и надежды проистекали от трогательно прекрасного способа размножения людей. То же самое было верно для Марса, только в зеркальном отражении. Размножение марсиан происходило по обычной для этой галактики двуполой схеме, но совершенно иначе, чем на Земле. Земной биолог мог считать такое размножение половым, земной психолог — никогда! Все куколки на Марсе были женского пола, а все взрослые марсиане — мужского. Такое разделение существовало лишь с точки зрения биологической функции, социального же разделения, определяющего всю жизнь человечества, на Марсе не было. Там нельзя было вступить в брак. Взрослые марсиане были огромными, как пещерные люди. Они были физически бездеятельны, но умственно активны. Куколки были толстенькими пушистыми колобками, полными бездумной энергии. В психологии марсиан и людей не наблюдалось ничего общего. Полярность человечества являлась одновременно и движущей, и направляющей силой всех человеческих поступков — от сочинения сонетов до создания атомной бомбы. Если кто-то сочтет это преувеличением, давайте посмотрим, много ли в патентных бюро патентов на создание бесполых существ, много ли в музеях портретов евнухов?
Марсиане не обратили внимания ни на «Посланец», ни на «Чемпион». События, связанные с ними, были слишком недавними, и поэтому не имели значения. Если бы на Марсе выходили газеты, в одном номере уместилось бы целое земное столетие. Контакт с иной цивилизацией не был нов для марсиан: такие контакты случались в прошлом, повторятся и в будущем. Действовать следует тогда, когда соседняя цивилизация будет полностью осмыслена (а это — тысячи земных лет).
Важным событием на Марсе считалось совсем не то, что на Земле. Дематериализованные Старшие Братья мимоходом решили послать гнездящегося на Марсе человека на Землю, чтобы он узнал о ней побольше и обратились к действительно важным делам.
Незадолго до того (в период правления на Земле императора Августа) марсианский художник начал создавать произведение искусства. Оно могло быть поэмой, оперой, философским трактатом; это были определенным образом организованные эмоции. Человек может воспринять это так же, как слепой от рождения воспринимает рассказ о закате, а потому неважно, к какому виду искусства принадлежало произведение марсианского мастера. Важно было то, что он дематериализовался, не успев закончить свой шедевр.
Внезапная дематериализация была редкостью на Марсе. Марсиане считали, что жизнь должна представлять собой законченное целое, а физическая смерть должна наступать в специально отведенный, подобающий момент времени. Однако художник так увлекся работой, что забыл уйти с холода. Когда его нашли, его тело уже не способно было принимать пищу. Он не ощутил своей дематериализации и продолжал творить.
Марсианское искусство делилось на две категории: в первую попадали работы живых взрослых марсиан, яркие, часто радикальные и примитивные, во вторую — творчество дематериализованных Старших Братьев, консервативное, сложное по форме и содержанию. Работы, принадлежащие к разным категориям, оценивались отдельно.
По каким же критериям оценивать работу неожиданно умершего мастера? Ее начал живой, материальный марсианин, а закончил бесплотный Старший Брат. Художник же, рассеянный, как и все художники Вселенной, не заметил своего перехода в новое качество и продолжал работу в прежнем материальном стиле. Открыл ли он тем самым новую категорию искусства? Стоит ли в будущем практиковать дематериализацию в процессе творчества? Старшие Братья столетиями обсуждали захватывающие перспективы, а материальные марсиане с нетерпением ждали окончательного решения.
Вопрос был тем важнее, что произведение было религиозное (в земном понимании этого слова) и очень богатое эмоционально. В нем описывался контакт марсиан с населением пятой планеты — событие, произошедшее давно, но для марсиан памятное и важное, как для землян осталось памятным и важным одно, казалось бы, незначительное распятие. Марсиане встретились с жителями пятой планеты, познали их и перешли к действию. От пятой планеты остались руины, а также память и любовь марсиан. Это произведение являлось одной из многих попыток передать и обобщить прекрасный и сложный исторический опыт. Однако прежде чем оценивать произведение, нужно было договориться, какой точки зрения придерживаться.
