Он решил идти на запад, найти своего друга Деслава и попросить убежища у него.
После многих дней пути дорогу Белгесту преградила заросшая плющом стена. Парень изумился: кто мог построить в лесу высокую стену? Но за ней лежал его путь на запад, в края, где живет Деслав. Ночью с помощью одного только ножа, рискуя сорваться вниз и разбиться, Белгест поднялся на стену. И что же? За ней тоже был лес - и ничего больше… Белгест спустился и - настороже - двинулся дальше…
Вскоре ему заслонили проход бесконечные заросли шиповника. Белгест прорвался через них, исцарапав руки и лицо, изорвав одежду. Обойти кусты было негде: они тянулись так же бесконечно, как и стена.
Вот тут-то он и оказался в заколдованном кругу, в чудесном месте, где, похоже, не было никакой опасности: ни хищного зверя, ни двуногого врага. Белгесту не попадались ни возделанное поле, ни жилье, и, точно зачарованный, он или не мог или не хотел выйти из этого места, - блуждал по кругу.
Он наткнулся на беседку - странное жилье, такого он никогда еще не видел: без двери, с тонкими стенами, а внутри нет очага, лишь лавки да стол. Белгест изумился и обошел вокруг. Все заросло медуницей и дроком, и ни сарая, ни огорода. В доме никаких вещей.
Белгест решил дождаться хозяев, но они не пришли даже на ночлег. Тогда Белгест стал здесь жить сам. Он спал на лавке, пил из ручья рядом, кормился тем, что удавалось добыть в округе.
Белгест не знал, что этот сад - владения царевны Йосенны, дочери царя Бисмы.
Она любила гулять по заросшим дорожкам то на рассвете, то на закате, то во время полной луны. Бисма считал Йосенну самым большим сокровищем своего царства. По его приказанию царевна не должна была показываться за пределы насаженного для нее обширного сада. Сад был окружен живой оградой из кустов шиповника.
Так царь Бисма берег свою дочь, боясь, как бы ее не коснулась никакая случайно проникшая скверна. Как Бисмасатра была огорожена стеной от мира, так и сад Йосенны был огорожен запретом.
Однажды теплым вечером, еще до восхода луны, Белгест пошел к озеру и разделся, чтобы вымыться, прежде чем возвращаться в свое загадочное жилище.
С распущенными волосами, с тонким золотым обручем на голове Йосенна пришла в свой сад. На ней было платье из серо-голубой ткани, с вышитым серебром круглым вырезом. В озерных зарослях царевна услышал шорох и плеск. Она подумала, что это олень пришел напиться воды. Йосенна захотела посмотреть на него. Она пробралась в заросли ивняка, где темно-зеленые листья наполовину скрывали ее.
Белгест забрел в озеро так, что вода доставала ему чуть ниже пояса, и умывался песком и илом, которые зачерпывал со дна. Белгест отдохнул, выздоровел. Он наклонялся, разворачивал стан, и каждое напряжение мышц было исполнено гибкой и быстрой силы. Он растирал илом грудь и живот, заводил руку за спину, чтобы сыпнуть влажного песка, и эти движения напоминали борьбу с невидимкой, в которой участвовал каждый мускул.
«Это один из тех, кого зовут земнородными, порождение леса или озера!» - любуясь, подумала Йосенна. От разведчиков, от своего родича Дасавы она слышала о них. Земнородные дети мира считались зараженными скверной даже более чем люди.
Но здесь, на земле Бисмасатры, а особенно в саду Йосенны, - откуда здесь взяться скверне? Чистая земля рождает травы и деревья, которые считаются чистыми. И звери, и птицы в лесу, и скот на лугах - чисты, небожителям можно их есть, к ним можно прикасаться. Значит, дубровник, родившийся здесь, тоже не может быть нечист.
Вряд ли так же красивы, как он, существа, которые рождаются в бренном мире, где все лежит в тлении и убожестве, и над всем нависла тень смерти. А сад Йосенны породил чистое существо… Наверно, дубровник появился в рощах царевны, потому что здесь так уединенно, и никто не бывает.
Что же с ним теперь делать? Говорят, они зимой засыпают… Йосенна, затаив дыхание, смотрела из ивняка на дубровника, как смотрела бы на забежавшего в ее сад оленя.
Чтобы лучше видеть, она чуть отвела гибкую ветку.
Белгест услыхал едва слышный шелест, насторожился. Ему почудилось, из прибрежных зарослей за ним наблюдает лесовица. До сих пор Белгест не видел их тут. У него не было ленты, чтобы повязать на куст для здешней хозяйки: пусть возьмет и вплетет к себе в волосы. Но чуть дальше от берега росли белые кувшинки. Если нет ленты, лесовица охотно возьмет в дар и цветы. Белгест бесшумно бросился в воду и вынырнул среди кувшинок. Собрав несколько цветков, он легко подплыл к берегу и, не выходя из воды, умело сплел их в венок.
Прячась в камышах, Белгест скользнул туда, где лежала его одежда, и поспешно натянул холщовые штаны, которые ниже колен уже истрепались в лохмотья. Он не стал одеваться полностью, торопясь, пока лесовица не исчезла.
Бесшумно ступая босыми ногами, он подошел к зарослям, где затаилась хозяйка этого заброшенного места. Вот колышется на песке тень от ивы, хотя нет ветра, - значит, она еще здесь. Белгест решил повесить венок на ветвь. Но заросли расступились, и лесовица в серо-голубом платье вышла навстречу.
«Сама показалась! - обрадовался Белгест. - Добрый знак».
Он подошел совсем близко и сказал:
– Вот тебе дар от меня, хозяйка.
Вблизи Белгест разглядел вышивку по вороту лесовицы и удивился: они не вышивают своих платьев! Лесной человек поклонился, положил венок к ее ногам и отступил на несколько шагов, смотря за лесовицей - как она сейчас примет дар и исчезнет.
Та гибким движением нагнулась, коснувшись песка одним коленом, тонкими пальцами бережно взяла венок и, улыбаясь, надела себе на светлые, легкие волосы, на которых уже желтел обруч. На волосах заблестели капли воды от мокрых кувшинок.
Только когда Белгест надел всю свою одежду, Йосенна стала догадываться, что перед ней человек. Он натянул на себя оборванную рубаху грубой серой ткани и косматую накидку из звериной шкуры. Царевна знала, что так и выглядит человеческая одежда. Но как смел один из людей проникнуть в Бисмасатру, где его ждет неминуемая смерть?
Белгест стоял в нескольких шагах и любовался Йосенной открыто и просто. Лесовица была для него то же, что птица, цветущий шиповник или рябиновая гроздь: он мог смотреть на нее, сколько хотел, пока лесовица сама не уйдет.
Йосенна не боялась его, раз он подарил ей венок из кувшинок. Белгест был слишком молод, чтобы его лицо сильно заросло: борода и усы у него были еще редкими и не мешали царевне разглядеть очертания его подбородка и губ. Что-то трогало ее в нем, так что жалко становилось выдать человека страже, рассказать о нем во дворце, чтобы его убили - «уничтожили скверну».
– Что ты на меня так смотришь? - с удивлением спросила Йосенна. - Ты человек?
Белгест плохо понимал ее, но три года без пощады сражаясь с небожителями, он все же немного научился их речи. Услыхав, на каком языке говорит девушка, Белгест отступил на полшага.
– Разве ты не лесовица и не озерница? - с внезапным отчаянием спросил он. - Ты не из тех, кому мы с сестрой приносили в подарок ленты и венки?
Белгест и Йосенна молча смотрели друг на друга, и вдруг одновременно у обоих вырвалось:
– Кто ты?
Только Белгест воскликнул порывисто: «Кто же ты?!», а она - в тихом изумлении.
Так встретились Белгест из рода Оленя и Йосенна, дочь царя Бисмы. Измученный дальней дорогой, обессилевший в скитаньях Белгест был все же хорош собой. Ничто в жизни не поражало царевну так, как он. Он был совсем иным, чем небожители, живущие за Стенами в вечной тревоге за свою «чистоту». Белгест был всего лишь человеком с недолговечной судьбой, но скитания и тяготы наложили особую суровую печать на его лицо, и он выглядел мужественней и старше самого царя Бисмы. Тем не менее, Йосенна понимала, насколько он молод, и с удивлением смотрела на тонкую морщинку, пересекшую его лоб, и на скорбные складки в углах губ.
Когда незнакомец впервые взглянул на нее, сердце Йосенны сжалось от острого чувства, которое ей не к кому было испытывать в счастливой Бисмасатре: от сострадания. Какой у него был взгляд! Что они видели, эти глаза, что в них столько боли? Йосенна протянула ему руку и ощутила, что его ладонь жесткая, как кора, вся в мелких шрамах.
Царевна решила тайком отпустить Белгеста из Бисмасатры. У него сломался меч и порвалась тетива
