Поединки небожителей занимали на состязаниях особое место.
Итвара Учтивый вынужден был признать, что за него некому драться. Он подошел к Дайку поздороваться, и они остались стоять рядом. Итвара с задумчивым лицом рассматривал браслет на своей руке, поворачивая запястье, и говорил:
– Поединки позволяют нам убедиться: стоит ли за тиресом хоть один «верный», который готов пролить кровь за своего вождя? Мы говорим очень много слов. Все споры бесконечны, Дэва. Никого ничем уже не удивишь, все обесценилось в прах. Тем важнее для тиреса иметь сторонников, способных просто-напросто взять врага за горло.
Дайк тоже невольно рассматривал браслет и тонкие длинные пальцы Итвары с парочкой перстней.
– Теперь у тебя таких сторонников нет?
– Именно, - невозмутимо подтвердил небожитель. - То обстоятельство, что в моей «незримой Сатре» никто не готов порвать за меня в клочья любого, означает, что я потерял влияние… Кстати, Дэва, нехорошо, что ты не носишь украшений. Надо было мне вспомнить об этом до начала состязаний: Эйонна выбрала бы для тебя такие, которые тебе пойдут, - ни с того ни с сего добавил небожитель и тут же с рассеянным видом снял со своих рыжих волос тонкий серебряный обруч с витым переплетением. - Вот, надень. У меня останется ожерелье и левый браслет, а венец и правый я отдам тебе.
– Нет, Итвара, я не могу это взять… - смутился Дайк, позабыв на миг, что драгоценности ничего не стоят в Сатре.
– Что ты! - отмахнулся Итвара. - Скоро объявят перерыв в состязании, и мы успеем зайти ко мне и украсить себя подобающим образом.
Он подумал, Дайк смутился оттого, что из-за своего подарка Итвара сам остается не в полном уборе.
В Сатре Дайк все еще носил дорожную одежду: рубаху со следами штопки и сильно заношенную куртку. Теперь он надел тонкий венец и витиеватый узкий браслет с причудливым рисунком. Браслет, который свободно висел на запястье Итвары, на широкой кисти Дайка сидел совсем плотно.
Тем временем начались поединки. Проигравшим считался тот, кто после падения наземь оказывался не в силах подняться. Толпа на площади расступилась. Образовался просторный круг. Первым на бой вышел Дварна. Он бросил вызов Кесаре.
– Кесара - сильнейший боец у Милосердного, - пояснил Итвара. - С бойцами у Тесайи впрямь неважно. Благодетель на кого угодно натравит толпу, но ввязываться в прямую схватку один на один - не в обычае у его «верных». Так что если Дварна сейчас поколотит Кесару, - а Дварна обязательно поколотит Кесару, - это будет настоящая потеря для Тесайи. С другой стороны, тирес Тесайя докажет этим боем, что за него есть кому выйти даже против Дварны, иначе говоря, даже жертвуя собой.
Пока Итвара разъяснял Дайку эти тонкости, Дварна с Кесарой уже сошлись в решительной сшибке. Кесара был в доспехах, а стройный широкоплечий Дварна дрался полуголым. На груди тиреса раскачивалась подвеска из крупных брусков серебра, соединенных цепью.
Бой продолжался довольно долго лишь потому, что сбитый с ног Кесара каждый раз поднимался. Его доспехи были промяты в нескольких местах. На лице Кесары, даже теперь похожем на лицо злой крючконосой старухи, смешалось выражение боли, бессильной ненависти и страха. Площадь с головой ушла в зрелище. Когда Кесара упал в очередной раз, сам Тесайя выбежал из толпы и крикнул своему «верному»: «Не вставай!» Он боялся, что Дварна убьет или искалечит Кесару, или отделает его так, что на следующих состязаниях тот побоится взяться за меч.
Кесара остался лежать, и «верные» Тесайи на руках вынесли его с площадки для боя. Но и Дварна устал: он ушел отдыхать, а в кругу прочно укрепились воины Сатвамы. Он нарочно их менял после каждого боя, чтобы все видели: он может выставить за себя не одного и не двух. Четыре воина Сатвамы выиграли четыре поединка подряд, первый - у еще одного приверженца Тесайи, молодого и довольно беспомощного с мечом паренька, - и три у «верных» Одасы и Дварны. Тогда в кругу снова появился сам Дварна Твердый, и после короткой стычки воин Сатвамы позорно лег сам и не захотел подниматься.
Поединки были особенно жестокими еще потому, что небожители давно утратили искусство мечеборства, которое было памятно Дайку по его вещим снам. Они дрались, как попало, равно без правил и без умения, так что со стороны особенно становились заметны ничем не прикрытые ярость и страх.
Настала пора показать себя и Сияющему. Когда тиресы закончили сводить счеты между собой, в круг вышел Дайк. Он хотел биться сам, чтобы почувствовать себя одним из небожителей, принять участие в жизни Сатры в одно из самых трудных и острых ее мгновений.
– Осторожнее, Дэва, - напутствовал его Итвара.
Дайк дошел до середины круга и остановился, ожидая поединщика.
Никто не шевелился. Толпа молчала. Увидеть, как будет драться Сияющий, хотелось всем. Но ожидание затягивалось. Похоже, у тиресов не находилось бойца, готового выйти против незнакомца, который явился в Сатру в столбе белого света. Насупившись, Сатвама прикидывал, не выслать ли ему кого-нибудь из своих, но скупился: что если Сияющий уложит противника насмерть? Ради чего терять верного сподвижника?
Сатвама не видел разумных причин жертвовать своим небожителем. Зато видел такую причину Дварна. Обведя взглядом приверженцев, он решительно указал рукой:
– Бейся ты, Адатта.
«Пусть все запомнят, - подумал тирес, - что мои «верные» пойдут за меня в огонь».
Молодой небожитель Адатта слегка побледнел, но он недаром выбрал своим вождем Дварну Твердого: об отступлении не могло быть и речи.
– Помни, честь дороже жизни, - напутствовал юношу тирес. - Рядом со мной не место трусу.
Мысленно Дварна еще раз проверил свой расчет. Должно быть, Сияющий могуч, как древние. Зато толпа пусть видит, что лишь сторонники Дварны способны идти в неравный бой с любым врагом.
Адатта встал против Дайка - хорошо сложенный, мужественный красавец с копной золотистых волос. Таких ребят Дварна любил приближать к себе: он не терпел убогих и слабых, как Орхейя и другие любимцы тиреса Тесайи. Адатта носил украшения из золота - под цвет волосам; его голову охватывал обруч, украшенный кружками из оранжево-красного сердолика.
С тех пор как Дайк просиял, память небожителя не покидала его и наяву. В том, как он держал меч, угадывался воин Сатры времен расцвета. Адатта глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и бросился на Дайка первый, не разбирая, куда наносит удары. Он двигался быстро, беспорядочно и отчаянно. Дайку ничего не оставалось, как метнуться от него в сторону, чтобы парень сам не наткнулся на его меч. Но стоило Адатте помедлить - хотя бы для того, чтобы прикинуть, куда делся ушедший из поля зрения поединщик, - Дайк ударом кулака сбил его с ног.
Небожитель вскочил сразу же и, не успев даже распрямиться, снова бросился на врага. Дайк отбил слишком медленный из-за сильного замаха удар, и парень сам, без особой помощи противника, больше от собственного разгона растянулся ничком. Адатта перевернулся, оперся на руки, потом встал на четвереньки - волосы облепили мокрое от пота и грязи лицо. Небожитель издал что-то между рыком и всхлипом и рванулся на Дайка, наставив клинок.
…Встал он и в третий раз, - шатаясь. Обруч с головы юноши уже упал. Совсем близко Дайк увидел оскал его стиснутых зубов и пустые, безумные глаза. Дайку казалось, что у Адатты одна цель - броситься на его меч и умереть; он не останется лежать, пока в силах подняться.
Дайк крикнул: «Не вставай! Закончим!» Адатта не слышал его. До сих пор - в жизни, а не во сне - Дайк дрался всего один раз: с рыцарем Денелом после их ссоры в доме Гвендис. Дайк отступал, не решаясь нанести противнику удар, после которого тот бы уже не встал: боялся, что слишком тяжело ранит или даже убьет его. А без этого Адатта хрипя, через силу подымался на ноги опять и опять.
Пока небожитель в очередной раз возился на затоптанном снегу мостовой, Дайк отскочил в сторону и вложил в ножны меч.
– Все, я не дерусь больше! - он обернулся к Дварне. - Отзови своего мечеборца, что же ты не отзовешь? Не смерти же ты его хочешь!
Адатта успел подняться и кинулся на него опять. Дайк не отступил и не шевельнулся, глядя на небожителя гневным и одновременно остерегающим взглядом, словно говоря: «Ну, посмей!..» По толпе зрителей пролетел вздох: сейчас Сияющему конец! Но Адатта все-таки не ударил Дайка. Небожитель споткнулся в шаге от него, оперся на опущенный длинный клинок, и остановился…
