половины, а сам он глухим стуком возвестил о своей встрече с землей.
Некоторое время Холмс лежал молча, глядя в серое небо. Потом он перевел взгляд на меня.
- Уотсон, набейте-ка мне трубку, - слабым голосом попросил он.
- А больше вам ничего не набить? - мрачно сказал я, в душе, все же, радуясь тому, что великий сыщик жив.
- Господи! - сказал Холмс, собирая пузырьки и вещественные доказательства в котомку, сооруженную им из обрывков плаща. - Послушайте, Уотсон...
- Не хочу ничего слушать! Какого черта! Я вполне допускаю, что на мосту вы что-то такое нашли, по меньшей мере популярность, но вот что вы хотите разузнать на кладбище? Где Фергюсон?
- Да, - сказал Холмс. - Известно ли вам, дорогой друг, что при каждом кладбище есть сторож и смотрители?
Холмс взвалил на плечи котомку, и мы зашагали вглубь кладбища. Миновав несколько неухоженных, заросших травой могил с покосившимися крестами, мы прошли мимо позеленевшего от времени бронзового ангела с одним крылом и свернули на широкую, покрытую гравием аллею. Мне показалось, что я уже бывал здесь. И, кажется, совсем недавно...
- Холмс! - воскликнул я. - Холмс! На этом кладбище похоронен лорд Хьюго Блэквуд!
Холмс вздрогнул и оглянулся. Сказать по чести, мне тоже не нравилось такое совпадение, но вздрагивать я не стал - я достаточно надрожался прошлой ночью. По моим расчетам, Холмс должен был обязательно произнести что-нибудь очень умное, но, вопреки ожиданиям, он промолчал, как-то странно посмотрел на меня и еще быстрее зашагал по аллее. Похоже, ему в голову пришла очередная идея, и я был очень благодарен этому гению криминалистики, что он не стал делиться ею со мной.
Наконец, мы подошли к небольшому домику, казавшемуся совсем игрушечным в окружении глыб песчаника. Рядом с дверью к стене были прислонены несколько венков.
- Это здесь, - сказал Холмс и без стука вошел в дом. Я последовал за ним.
Внутри каким-то чудом умещалась кровать, неструганный стол, тумбочка и крохотный камин. За столом сидел лохматый, неопрятный старик и не спеша поглощал неаппетитного вида похлебку из глубокой глиняной миски.
Примерно с минуту он молча смотрел на нас, не думая отрываться от своего занятия. Мы в свою очередь, не отрываясь смотрели на него. Сторож неторопливо закончил трапезу, утер рукавом рот, стряхнул с бороды крошки, после чего засунул посуду под кровать, сел и стал ковыряться в зубах сапожным шилом, Создалось неловкое молчание. Холмс кашлянул.
- Мне нужен Фергюсон... - начал мой друг.
- Который помер от горячки три года назад? Или Генри Фергюсон, которого переехала карета? Или Марк Фергюсон-старший, которому на голову упал кирпич? Или Эдгар Кристофер Фергюсон, убитый на дуэли?
- Нет, нет! Мне нужен Огюст Фергюсон, хозяин лавки, что напротив кладбища!
- И вы решили поискать его у меня? Ну, конечно, где же ему еще быть! Эй, Фергюсон! - сторож демонстративно распахнул тумбочку, как и следовало ожидать, совершенно пустую. - А может быть, он спрятался под кровать? Взгляните. Он, наверняка, там. Нет? Ну тогда он, как пить дать, сидит под столом. Это его любимое место.
- Послушайте, - вступил я, пока Холмс доверчиво ползал под кроватью. Мы вовсе не надеялись найти его здесь. Мы хотели зайти к нему, но лавка оказалась закрытой. Тогда мы направились сюда, думая, что вы знаете...
- Знать не знаю и знать не хочу! - отрезал старик. - Черта с два! И бумага у него паршивая, и чернила разбавленные, и морда отвратительная...
- Кстати, насчет чернил, - Холмс высунул голову из-под кровати. - Не разрешите ли вы черкнуть нам пару строк, записку для Фергюсона: что мы заходили и не застали его?
- И вам чернил?! Все с ума посходили! Третьего дня приходят двое: 'Дайте нам чернила!' Позавчера забегает какой-то поп. 'Чернил - говорит, не найдется?' Вчера врач - и ему то же чернила.
Я положил на стол шиллинг. Перемену, которая произошла со сторожем, надо было видеть.
- Секундочку, одну только секундочку, джентльмены! Извините, извините, ради Бога! Ах! Ах! - он вскочил с кровати и, неумело кланяясь, протянул Холмсу чернильницу и перо.
Холмс присел за стол и быстро начеркал несколько строк своим неподражаемым почерком. Справедливости ради, надо отметить, что бумага действительно была паршивая. Сложив записку и сунув ее в карман, Холмс встал, поклонился, при этом взгляд его упал на пол.
- Боже! - воскликнул он. - Как мы наследили!
- Что вы, что вы, джентльмены! - Замахал руками сторож. - Не извольте беспокоиться!
- Нет, нет, - авторитетно заявил Холмс - Где у вас веник и совок?
Получив желаемое, Холмс методично смел на совок весь мусор и вышел наружу.
От удивления сторож только и смог сделать, что открыть рот. Тем временем, Холмс вернулся. Он поставил в угол веник и совок, взял котомку, улыбнулся и пошел к двери.
- До свидания, - сказал он, обернувшись. - Пойдемте, Уотсон.
Когда мы вновь оказались рядом с лавкой Фергюсона, я заметил что ее двери открыты.
- Это уже не имеет значения - Холмс весело подмигнул мне. - Все, Уотсон, домой!
- Вы не шутите?! - воскликнул я.
- Нисколько, - ответил Холмс. - Идемте скорее, погода портится.
Ах, как приятно было снова оказаться в нашей старой уютной квартире! Мысль в том, что больше не надо куда-то бежать, кого-то ловить, от кого-то прятаться, доставляла мне невыразимое блаженство
Холмс, не теряя ни минуты, бухнулся за стол и, вывалив на него пузырьки, погрузился в изучение своих сокровищ. Я, тем временем, в каком-то полусне смыл с себя грязь и пот, соскоблил со щек трехдневную щетину. Не помню уже, как я добрался до кровати - мои глаза закрывались на ходу. Ко мне подошел Холмс.
- Уотсон, - серьезно сказал он. - Оставляю вам этот пакет, - он показал мне голубой конверт, запечатанный сургучом. - Я кладу его на стол. Если к шести часам вечера завтрашнего дня я не вернусь - а к шести я обязательно должен вернуться - вскройте его.
Я еще слышал, как Холмс вернулся к столу с пузырьками и все. Я провалился в сон, как в темную бездонную яму.
Глава 13
- Это сумерки, братья. Это сумерки... - зловеще шептал Холмс. - Это смерть, смерть от кораллов... - Холмс смотрел мне в глаза. - Это древние песни темной реки. Это сумерки, - и он захохотал. Хохот становился все громче, а Холмс исчезал все дальше и дальше в кроваво- красном тумане, окутавшем Лондон. Внезапно я понял, что погибну - смерть, неуловимая и невидимая, была здесь, в этом тумане, в этом воздухе, которым я дышал, везде и нигде, в пустынных улицах и темных домах, в скрюченных мертвых деревьях и потухших газовых фонарях. Это сумерки! - шептали чьи-то голоса, туман колыхался, то сгущаясь, то ненадолго исчезая, и тогда сквозь него проступали очертания виселиц... Шаги сзади - это смерть, я понял - это она, она приближается - да, она - миссис Хадсон! Топор в ее руке - занесенный над моей головой, он опускается! Это сумерки! - торжественно загремели голоса. Сумерки! Сумерки! Сумерки!!!
- Нет!!! - вырвался у меня вопль ужаса. - Не-е-ет!!!
Свой собственный крик разбудил меня. Я лежал на кровати, обливаясь холодным потом, сжимая в руках разодранную пополам подушку.
- Холмс, - позвал я, чувствуя, как начинает затихать бешено бьющееся сердце. - Холмс!
Никто не ответил. В доме стояла тишина. Я понял, что Холмс еще не возвращался.
Приведя себя в порядок, я стал терпеливо дожидаться шести часов. Часов до трех я перелистывал одну из последних монографий великого сыщика, в которой он описывал различные виды губной помады. Однако это занятие скоро наскучило мне. Я подошел к шкафу с пузырьками и стал рассматривать его содержимое. Похоже, Холмс изрядно потрудился ночью. Коллекция Хьюго Блэквуда была полностью разобрана, снабжена наклеечками и ярлычками и с любовью расставлена по полкам в художественном беспорядке. Я долго боролся с внезапно охватившим меня желанием выкинуть самую богатую и самую ценную в мире коллекцию пузырьков на помойку или, на худой конец, свалить все на диван Холмса. Представив лицо этого коллекционера при виде учиненного мной погрома, я с трудом сдержал смех.
