Стрелка часов будто застыла на четырех. Я повертел в руках оставленный им конверт и вновь бросил его на стол. От скуки я начал вспоминать события последних дней.
Если верить Холмсу, лорд Хьюго Блэквуд был отравлен. Кому это понадобилось? Кому мог помешать немощный шестидесятитрехлетний старик? Может быть, он стал свидетелем какого-нибудь ужасного преступления или же проник в святая святых чьей-то тщательно оберегаемой тайны и от него попытались избавиться? Но почему же это было сделано сейчас, а не пять лет назад, поскольку, если он что и видел в последние годы, то только лица своих близких? Что еще? А вдруг объявился еще один претендент на наследство старого лорда?! Он знает, что сможет оспаривать часть состояния только после смерти Хьюго Блэквуда, который не желает считать его наследником. Этим человеком может быть, скажем, незаконный сын Хьюго или же родственник, проклятый всей семьей за неведомые нам злодеяния. Убедившись, что при жизни лорда наследства ему не видать, он убивает его. Но если это так, то этот человек должен хорошо знать замок, его обитателей, их привычки! Кто в курсе всех дел Блэквудов? Только... Только доктор Мак- Кензи! Мак-Кензи... Постойте, имя неизвестного, отправившего письмо, начинается с буквы 'M'!..
Я вскочил с дивана. Вот оно что! Теперь только бы не потерять нить рассуждений. Трясущейся рукой я налил из графина воды, выпил и вновь уселся на диван.
Итак, если доктор пишет кому-то письмо, то это значит, что убивал не он, а кто-то другой, видимо, его сообщнику, доктор же, тем временем, несомненно, создавал себе алиби, В письме же он еще раз напоминает убийце, что тот у него в руках, чтобы не вздумал предать его и скрыться. Правда, непонятно, чего же опасался доктор, имея полное алиби? И причем тут разрушенная стена замка, пропавшая и вновь появившаяся книга, завещанная лордом младшему сыну; причем здесь призрак, наконец? Я почувствовал, что голова моя начинает пухнуть от всех этих рассуждений.
Часы на стене пробили половину шестого. В окно тоскливо барабанил осенний дождь. Где-то за шкафом грустно пел свою песню сверчок.
- Ничего, ничего, - сказал я сам себе. Но беспокойство начало понемногу овладевать мною. Я вспомнил, каким необычайно серьезный для него тоном произнес вчера Холмс свои последние слова. Стрелки медленно приближались к шести, а великий сыщик все еще не появлялся.
- Ничего, ничего, - пробормотал я, - вот сейчас, сейчас откроется дверь...
Но дверь не открывалась. Часы показывали без трех минут шесть. Без двух минут. Без одной...
Мне послышался какой-то шорох на лестнице, словно кто-то царапался легкими коготками. Осторожно подойдя к двери, я немного постоял около, прислушиваясь, затем рывком распахнул ее. Никого. Никого...
Тишину разбил бой часов. Один удар, второй, третий, четвертый, пятый и, наконец, шестой. Долгое эхо.
Деревянными шагами я подошел к столу, взял конверт и судорожным движением распечатал его. Из него выскользнул небольшой листок и упал на ковер. Я нагнулся за ним, развернул и прочитал:
ХИМЕРЕ - ХИМЕРЬЯ СМЕРТЬ
Гибель химеры произошла.
Она любила высоту
И синее небо.
Я ненавижу химер
С раннего детства,
А синее небо люблю гораздо больше, чем
Химер.
Она заслонила небо
Своими
уродливыми
формами,
Не идущими ни в какое сравнение
С моими. Я или она?
Вопрос. Но тут взошла Луна
И осветила все она
Своим сиянием оттуда,
Где птицы
Летают.
Произведя замысловатые расчеты
При помощи имеющихся у меня
Математических
таблиц,
Я вычислил необходимую силу
И, ловко приложив ее,
Скинул чудище вниз.
Гибель химеры произошла.
Хлоп!
Под этим неподражаемым произведением стоял размашистый автограф Холмса...
И тут - хлоп! - хлопнула входная дверь, и в комнату, запыхавшийся и мокрый, вбежал Холмс. Увидев в моей руке верлибр, он просиял.
- Ну как, Уотсон? Я вижу, вы потрясены! Не надо ничего говорить - все написано на вашем лице! Досадно, что я немного опоздал и не смог видеть, как вы наслаждаетесь моим шедевром! А я так спешил!
- Могли бы и не спешить, - ошарашено пробормотал я, сообразив, наконец, что к чему.
- Нет, я должен был спешить, - перебил меня Холмс, - Собирайтесь, Уотсон, вы и так уже засиделись дома. Нам надо ехать.
- Надеюсь, не за пузырьками? - с испугом спросил я.
- Если бы, - мечтательно вздохнул Холмс. - Не забудьте взять зонт - на улице дождь.
Около подъезда стояла телега, на которой покоилась солидных размеров бочка. В телегу была впряжена тщедушная лошадка, с опаской косившаяся на громаду за своей спиной.
- Что это, Холмс? - спросил я, раскрывая зонт - дождь лил, как из ведра.
- Это лошадь, - сострил Холмс. - Забирайтесь наверх.
- На лошадь?
- На бочку, Уотсон! Какой вы, право, бестолковый. Да лезьте же, наконец!
Я решил не задавать больше вопросов - все равно Холмс настаивает на своем - и, взяв зонт в зубы, полез на бочку. Она была мокрая и скользкая от дождя. Спереди, с вожжами в руках, взгромоздился Холмс. Он, как заправский извозчик, чмокнул губами, и наш странный экипаж тронулся с места.
Некоторое время я полулежал, обхватив бока бочки руками и ногами. Внутри нее что-то булькало и переливалось. Каждый ухаб, на котором подпрыгивала наша телега, выводил меня из равновесия. Зонт я выронил сразу еще на Бейкер-стрит. Вскоре, однако, я немного приспособился к подобному способу передвижения и сел. Холмсу же езда не причиняла неудобств - он устроился впереди меня, свесив ноги вниз и, не обращая внимания на дождь и удивленные взгляды редких прохожих, мурлыкал себе под нос какую-то песенку.
- Далеко еще? - крикнул я.
- К утру доедем! - ответил Холмс и захохотал. - Это шутка. Вот мы и на месте. Отель 'Нортумберленд'.
- Это похоже на отель, как корова на дирижабль, - с сомнением сказал я. - Мне не раз приходилось бывать в отелях. А это... Или вы опять острите?
- Уотсон! Мы просто подъехали со двора - парадный вход с другой стороны. - И Холмс соскочил вниз, прямо в лужу, окатив меня грязью с ног до головы.
- Веселей, Уотсон! Сейчас мне понадобится ваша помощь! Слезайте.
Я с трудом слез вниз и несколько раз обошел вокруг телеги, разминая затекшие ноги. Меня чрезвычайно радовало, что кроме нас на заднем дворе никого не было - я чувствовал, что с минуты на минуту Холмс выкинет очередной номер.
- Уотсон! - позвал меня Холмс. - Видите затычку в бочке? Сейчас я поднимусь на крышу и скину вам
