нечто донельзя жесткое вонзилось ему в чревное сплетение. Дыхание перехватило, глаза затянуло пеленой слез. Матрос согнулся, и в его затылке будто заряд метателя разорвался…
Очнулся Мокрый Нос от жутко неудобной позы и невнятного бормотания где-то прямо над головой. Юноша попытался пошевелиться и тут же застонал от боли в вывернутых суставах. Боль прояснила сознание и даже прогнала на время ломоту в затылке. Он ощутил, что руки его заломлены за спину и безжалостно стянуты веревкой. Все лицо было в мелких порезах, еще сочащихся кровью. Смирт попытался крикнуть, но горло перехватило болью, и он только закашлялся.
– Потерпи, недолго осталось, – раздался чужой бесстрастный голос, и матрос скосил глаза.
Рядом с нешироким обгорелым проемом в борту стоял зловещий пассажир и сыпал какие-то порошки в ставшую близкой воду. Да это же матросский кубрик, а проем теперь на месте одного из двух иллюминаторов! В запертую и забаррикадированную дверь барабанили, звучали угрозы. С палубы доносились гораздо более звучные крики и звон оружия. Тянуло гарью, хотя это, наверное, от обугленного пролома.
– Ч-ч-что… – удалось прохрипеть Смирту, но ответа он не удостоился. Лицо пассажира было серьезным и сосредоточенным. Вот он подтащил чье-то мертвое тело, кажется, Парки, и вытолкнул наружу. Тут же вражеский прихвостень начал делать странные движения руками и петь заклинания. Зашипело, и яркое, до боли знакомое свечение кристалла движителя затопило кубрик. Мягкая пляска покоренных искр сменилась буйством демонического огня. Пленивший Смирта человек сотворил с кристаллом нечто неправильное, злое.
Внезапно голос колдуна сорвался на тонкий визг, руки окутало серое облако. Замолчав, он стремительно наклонился и поднял искрящийся кристалл. Мгновение, и молния цвета расплавленного золота ударила в пролом. Затем еще одна и еще, потом они полились нескончаемым потоком, а колдун застонал от боли. Защитное облако начало истончаться, и тогда с исказившимся лицом колдун выкрикнул новое заклинание и вытолкнул сломавшийся артефакт наружу. Раздался плеск, но удара не последовало, лишь страшная вспышка за большим иллюминатором на секунду разогнала все тени и тут же погасла… И сразу чудовищный рев потревоженного монстра сотряс округу.
– Пора! – Во внезапно навалившейся тишине голос теперь уже бывшего пассажира прозвучал неестественно громко.
Подхватив Смирта, он вышвырнул его в большое окно и ласточкой прыгнул следом. Не успело тело достичь воды, как ноги ощутили твердь спины чудовища.
– Эльяма Лу’иддир! Гее’нур Тиви, Гее’нур Тиви! – заревел колдун, поймав бьющегося Смирта за волосы и задрав ему голову. Воды расступились, выпуская на поверхность костяной панцирь демона, и люди – маг и его пленник – оказались на относительно сухом островке.
– Прими жертву, демон Гее’нур Тиви, и повинуйся! – Аврас Чисмар перерезал горло юноши и направил поток крови в желтоватое пятно в центре спины чудовища. Существо под ногами удовлетворенно заурчало.
Затем мир перед глазами некроманта подернулся дымкой усталости. Прежде чем потерять сознание, он только и успел передать вызванной твари направление движения. Вокруг зашелестела вода, рассекаемая корпусом монстра с иной плоскости бытия. Аврас Чисмар стремительно удалялся от прервавших рукопашную схватку пиратов, от шамана, пустившего вдогон стаю вызывающих непонятное омерзение искр, но успешно уничтоженных встречной магией демона. Задание лорда Маркуса полностью выполнить не удалось, зато драгоценная посылка пока в безопасности.
Глава 27
После случая с зеркалом жизнь Лакристы Регнар превратилась в нечто неописуемое. Очень сложно жить среди людей, считающих тебя обезумевшей девицей-истеричкой. Нарочитая предупредительность, косые взгляды в спину, ползучие злые сплетни по углам и ехидные смешки… Как же это все невыносимо тяжело и больно. Иногда от бессильного унижения Лакриста лишь с великим трудом удерживала себя на грани безудержной истерики. Вензор, которому очень быстро надоело такое поведение супруги, в ставших редкими разговорах с ней вновь срывался на крик. Она молча терпела, лишь изредка лепеча какой-то вздор о собственных страхах.
Быть может, смолчи она о причинах нелюбви к старинному зеркалу, все сложилось бы иначе, но сделанного не воротишь. Сразу после короткой борьбы с изображением ненавистного барона, когда на звон стекла прибежал муж, она, захлебываясь слезами и повиснув у него на шее, рассказала всю правду. Маг Вензор не поверил. Он недоверчиво посмотрел на рыдающую жену и, приказав слугам ничего в комнате не трогать, ушел в кабинет. Вернулся минут через пятнадцать с мешком, в который наспех покидал необходимые для исследований инструменты и реактивы. Увидев прижавшуюся к стене и все еще дрожащую от пережитого супругу, он грубовато приказал ей уйти в комнату.
К Лакристе Вензор пришел через два часа, очень злой и раздраженный. Сухим равнодушным голосом он сообщил, что никаких следов враждебной обитателям этого дома волшбы он не нашел и, взмахом руки остановив возражения супруги, потребовал прекратить это безумие и впредь держать себя в руках. Если она, конечно, не желает постоянно находиться под присмотром десятка сиделок! Сказал это и вышел из комнаты, а вместо него внутрь скользнула Селента. И Лакриста внезапно ощутила к собственной телохранительнице жгучую неприязнь.
С того случая госпожа Регнар спала отдельно, в специально отведенной спальне, где не было зеркал. Не желая повторения случившегося, Вензор потребовал вынести их прочь, но и серьезно к страхам жены не отнесся, демонстрируя усталость от перепадов ее настроения. На сердце молодой женщины лег тяжелый камень обиды. Сон в холодной постели, когда не ощущаешь ободряющего тепла близкого человека и остаешься наедине с собственными кошмарами… Разве это не одиночество?
Убеждая супругу в ее чрезмерной мнительности и склонности к пустым фантазиям, Вензор заставил Лакристу сомневаться в произошедшем. Может, действительно, фигура барона Чхивара Ба’лрана произвела на нее столь сильное впечатление, что видение – это лишь странный выверт перестраивающегося организма, оживившего яркий образ?! Ведь он даже в снах ей иногда является, словно нелепое пугало, постоянно наблюдающее за девушкой в ожидании какого-то одному ему известного знака. После таких снов она всегда просыпалась в луже липкого ледяного пота со сведенным в судороге беззвучного крика ртом. А потом ей приснился Сон. Не бессмысленная греза, густо замешенная на глубинных страхах, а именно Сон. Выделяющийся среди остальных своей осмысленностью и пугающей достоверностью.
Ей снилось, что она вновь та юная и легкомысленная Настя, о которой давно пришлось забыть за водопадом проблем. Одетая лишь в тончайшую сорочку, она прогуливалась босиком по пляжу, а набегающие теплые, едва ощутимые волны ласково касались ее ступней. Мокрый песок не вызывал неприязненного ощущения соприкосновения с грязью, а наоборот, оставлял чувство сопричастности с чем- то поразительно чистым. Закатный Тасс уже окрасил облака в розовые тона, и можно было любоваться теми краткими минутами редкостного очарования, которые так нечасто удается поймать. Лишь ты и природа вокруг, тот миг трепетного одиночества, которого не хватает каждому. Слева раскинулось безбрежное море чистейшего белоснежного песка, не оскверненного еще следами человека или зверя, справа – спокойные воды океана. И она идет по тонкой границе, что возникает на стыке двух стихий – земли и воды.
Удивительно, но страх не приходил. Хотелось идти и идти в бесконечность в тщетной надежде достичь горизонта, не оборачиваясь и не отступая. Плеск волн, шорох песка – музыка природы, лишенная обычного человеческого шума. Красиво…
– Моя госпожа, мне оказалось на удивление приятно доставить вам удовольствие! – донесся откуда-то из-за спины сильный мужественный голос. – Ведь вам понравилось, не так ли?
Лакриста отреагировала на редкость спокойно, будто только и ждала этих слов. Легко, словно маленькая девочка, она развернулась на пятках и посмотрела на говорившего.
– Замечательно! Этот сон прекрасен! – В широко открытых глазах Лакристы не было и крупицы беспокойства.
Перед ней стоял тонкий темноволосый юноша с нежной, почти девичьей кожей и длинными пушистыми ресницами. На его мягко очерченном лице скучала печальная улыбка. Он стоял в светлой тунике из паутинного шелка, опустив руки и чуть выставив вперед ногу, освещенный лучами Тасса, будто древний бог.
– Все вокруг такое чудесное… – Девушка протянула руки к небу, так что рубашка обтянула ее грудь, и
