Аленький цветочек

Павлу Андреевичу очень не понравился начальственный согласный кивок…

— А потом? — спросил он, что называется, в лоб.

— А потом по нулевому варианту. Не мне тебя учить. Пусть останутся на родной стороне.

«А ху-ху не хо-хо?.. — зло подумал генерал-майор. — Вот потому я никогда в твоём кресле и не буду сидеть, сукин ты сын…»

— Иди, исполняй, — кивнул на дверь семизвёздочный. Однако Павел Андреевич остался сидеть. Да, подход-отход к начальству — очень важная штука. Иронизируйте сколько угодно, но слово, вовремя и — главное! — нужным тоном сказанное вот в таком кабинете, может застопорить или продвинуть карьеру. А может, вот как теперь, погубить или спасти несколько жизней…

— Если позволите, Владимир Зенонович… — проговорил он, ощущая, что шрам на щеке вот-вот задёргается и тем выдаст его. — Я подполковника Скудина знаю лично. Очень хорошо знаю. И полагаю, что нулевой вариант в данном случае был бы нецелесообразен. — Он говорил очень спокойно, стараясь подбирать убедительные аргументы и не срываться в эмоции. Шеф недовольно поднял голову — что, мол, ещё за возражения? — но он продолжал упрямо и убеждённо:

— Крайне нецелесообразен. Это спецы экстра-класса, которые… В общем, их просто так не заменишь. Поэтому я предлагаю по окончании операции назначить Скудина с его людьми в охрану «Тройки». Вместо… Засранцева. Тем более что за их головы кокаиновый картель Кхуна Са назначил страшные миллионы, то есть парни всяко на некоторое время «невыездные»…

— Добро, Павел Андреевич. Уговорил. Действуй. — Семизвёздочный удовлетворённо кивнул. — Пусть герои остаются на родной стороне. Но — под твою ответственность. Под твою персональную…

Вновь появился сантехник Евтюхов. Задумчиво, с видом эксперта осмотрел развороченную батарею. Прочувствованно матюгнулся и вынес вердикт:

— Ёж твою сорок через семь гробов налево.

— Спасибо вам большое, — сказала Рита.

— Из спасиба, девка, шубы не сошьёшь, — сразу помрачнев, обиделся Евтюхов. — Я для спасибов специальную фляжку держу…

Рита не придумала ничего лучше, чем вручить ему бутылку кагора, которую они с Иваном не успели даже ополовинить.

— А-а, этот… анапский… — разочарованно протянул сантехник. Его приговор был беспощаден:

— Самое дерьмо, глистов только морить… Ну, зелёная, сама пойдёшь?

Лихо закрутил бутылку — и мастерски, в два булька, отправил анапский винтом в лужёную глотку. Рита, запоздало осознавшая свою оплошность, почувствовала себя так, словно благородное бархатное вино у неё на глазах спустили прямо в канализацию. Да. А ведь могла бы вовремя вспомнить про депаспортизованное спиртное, сохранявшееся в буфете, надо полагать, как раз для такого случая… Да.

— Не тридцать третий портвешок, конечно… — крякнул сантехник презрительно. И отбыл наконец вместе с Клавой и Собакиным, не забыв прихватить пустую бутылку. Пригодится: с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Закрыв за ними дверь, Рита первым делом побежала на кухню — ставить чайник. Снаружи вовсю продолжала бушевать заблудившаяся и подтаявшая арктическая метель — в квартире, лишённой «геотермального источника» в виде батарейного кипятка, ощутимо захолодало. Пробегая мимо зеркала, Рита мельком взглянула на растерзанное, в грязных разводах отражение и содрогнулась.

(Есть анекдот. Встретились жёны новых русских: «Мой-то какой сволочью оказался!» — «А что?!» — «Да попросила давеча двести баксов на салон красоты, а он на меня посмотрел и пятьсот выдал…») От того, что увидела в зеркале Рита, по идее должен был бы в ужасе шарахнуться страшный волосатый орангутан. Не говоря уже об интеллигентном Иване Степановиче. Увы, ей, как и большинству озабоченных своей внешностью женщин, было невдомёк, о чём в действительности думает мужчина.

«А девушка-то с талией, — провожая её глазами, оценил Кудеяр. — С ножками девушка…» Стихийных бедствий вроде больше не ожидалось, и его мысли понемногу возвратились к приятному. Рита носилась туда-сюда по квартире, словно маленький вихрь. Иван караулил закипающий чайник и развлекался, мысленно сравнивая Риту с Клавой. Эта последняя была весьма далека от его личного идеала девичьей красоты, но отменный вкус участкового никакому сомнению не подлежал. «Такую в любое место лизни, халвой небось отдаёт. А бюст… Как говорят в подобных случаях на Востоке — на одну лечь, другой накрыться…»

— Снимай штаны! — прозаично велела материализовавшаяся из комнаты Рита. Скудин поднял бровь, и она сунула ему лохматую махровую простыню, восхитительно сухую и уютную даже на вид:

— Хочешь радикулит заработать?

Зарабатывать радикулит Иван не хотел и послушно принялся раздеваться. Здесь же, на кухне, оставшейся посреди квартирного потопа единственным более-менее сухим Араратом. Рита тактично отвернулась к пеналу.

Сама она успела причесаться и переодеться всё в тот же трогательный беленький халат с оторванным пояском. Скудин фыркнул у неё за спиной, и она обернулась. А обернувшись — расплылась в неудержимой улыбке. Итак, наводнение поставило их на одну доску, заставив предстать друг перед другом в одинаковом неглиже. Всё, никаких больше тюрбанов из полотенца на фоне чуть ли не костюма и галстука!.. Правда, Иван в дезабилье[24] напоминал не ощипанного цыплёнка, а скорее уж римского императора в банный день. Этакий босоногий амбал в кокетливо-розовой простыне, накинутой наподобие тоги… Аве цезарь!

Рита подобрала его промокшие джинсы и повесила на кухонную бельевую верёвку, чтобы позже пройтись по ним утюгом. Почему-то ей вдруг стало ещё смешнее, она спросила себя, до какой стадии, интересно, дойдёт это их взаимное раздевание, и одновременно попыталась сообразить, не отыщется ли в глубинах буфета бутылочка коньяка. Ах, дивный анапский кагор!.. То-то славно разбежался бы он теперь по жилам и жилочкам, изгоняя и холод, и пережитое напряжение… и остатки взаимной неловкости…

…О нет, только не это! В дверь опять начали трезвонить.