Чего уж тут не понять… Пленники один за другим выползли на поверхность, на потрескавшиеся плиты, которыми был вымощен двор древнего буддийского храма. Храма, сразу видно, заброшенного — тысячелетние полуразрушившиеся стены, буйная растительность, лезущая отовсюду между камнями, обветшалые многоярусные рельефы, изображающие будд — высшие существа, достигшие просветления, но отказавшиеся от перехода в нирвану… Мир, покой, самоотречение — полное, на грани экстаза. Мессия будущего, Будда Майтрейя, что означает Любовь, уже вышел из позы лотоса и в знак Своего близкого прихода опустил левую ногу на землю…
— You, fucking bastard! — Человек с «Узи» оглядел богатырскую фигуру Скудина и, видно найдя Ивана всё ещё опасным, деловито прострелил ему бедро. Потом, подозрительно покосившись на негра, продырявил ногу и ему. Махнул рукой:
— Move it![42]
Похоже, всё, что он делал, очень нравилось ему.
— Go, go![43] — С десяток раскосых, вооруженных винтовками «М-16», принялись пихать пленников к проходу в стене. За ней оказался разбит настоящий военный лагерь — плац, казармы, открытая столовая. Свечками застыли вышки охранения, у ангаров виднелись машины… Пресловутый «Скорпион» на вертолетной площадке… Скудин поймал себя на том, что помимо воли ищет зримые следы присутствия «мисс Белые Шорты». Может, негр всё-таки ошибался?..
— You motherfuckers[44], — пленников (кто сопротивлялся или медлил — прикладами, прикладами по больным местам!) прикрутили к врытым в землю столбам, быстренько облили из шлангов — чтобы своим видом и запахом не оскорбляли эстетические чувства, у кого-то сильно, видимо, развитые… Автоматчик сам проверил надёжность пут, жестом отпустил азиатов и, усевшись в тенёчке под кроной янго-вого дерева, не спеша закурил сигарету:
— Yesterday all my troubles seemed so far away…[45]
Произношение выдавало в нем истинного сына Туманного Альбиона.
— Как, брат, ваш нога? — Джон Смит оказался рядом со Скудиным, на соседнем столбе, и это обстоятельство почему-то весьма обрадовало обоих. — Страдание очишайт душа…
За ночь разбитое лицо негра страшно распухло, превратившись в тотемную маску каннибальского племени.
— Ангел господень укрепляет дух мой… — Скудин тягуче сплюнул, кривясь. — Исповедаться не хочешь, братишка? А то ведь грехов небось по самое «не балуйся»…
Пуля звцепила у него в ноге крупный сосуд, правда, к сожалению, не артерию: никакой надежды умереть или хоть вырубиться прежде, чем за него возьмутся вплотную. Тем не менее, от потери крови Ивана мутило, в голове тяжело отдавался раскатистый колокол — вечерний звон, вечерний звон, как много дум наводит он. Всё. Конец. Финита. Абзац чёрному котёнку…
— О, ноу, — отказался от исповеди негр и пояснил с усмешкой:
— Don't see any sense…[46]
В это время из аккуратного коттеджа, стоявшего неподалёку от вертолетной площадки, вышла и неторопливо направилась к пленным стройная черноволосая женщина в, белых шортах. О, эти неизменные шорты с широким ремнём и «Браунингом хай пауэр» в заказной кобуре… Женщину сопровождал плотный шан[47] с автоматом наперевес, за собой он катил что-то похожее на небольшой сервировочный столик. Миниатюрные колесики, предназначенные для гладких паркетов, подпрыгивали на неровностях каменных плит, из-под белоснежной салфетки раздавался отчётливо узнаваемый металлический перезвон…
Человек с «Узи» сразу оборвал пение, вскочил, его лицо засияло подобострастием:
— Here they are, miss Pearl![48]
— I see, Bob, I see. — Жемчужина, а это была, без сомнения, она, обвела глазами пленных и очаровательно улыбнулась. — What men!.[49]
— Ну? — давя подступившую панику, мрачно осведомился Иван. — Кто на новенького… Ну- ка… Эники-беники… ели вареники…
— А не пошёл бы ты, капитан!.. — задёргался на своём столбе. Борька Капустин. Детская считалочка, указавшая на него, была, конечно, чепуховиной, но…
— What yen, — повторила «мисс Белые Шорты». Ее английский был великолепен, манеры безупречны, внешность ослепительна, в ней чувствовалась изрядная доля китайской крови. Впрочем, Жёлтая Жемчужина никогда этого не скрывала, даже наоборот, в своих прабабках она числила знаменитую пиратку мадам Вонг. Жестокость и жадность которой давно вошли в поговорку…
— Well, well, well…[50] — Племянница наркобарона не спеша осмотрела всех пленников и… остановила-таки свой выбор на Борисе Капустине. Может, он показался ей самым заморённым, а может, самым отчаянно-злым. Она грациозно присела на корточки и сделала знак рукой:
— Chung!
Толстяк по имени Чанг подкатил столик, с поклоном сдёрнул накрахмаленную салфетку… В мутном свете блеснул никель хирургических инструментов. Всякие там щипчики, пилочки, скальпели… Они завораживающе сияли, сразу видно — острые, с любовью отточенные… Ох, не спешил Будда Майтрейя приходить на грешную землю…
— Иди на хрен, сука! — взвыл Капустин. Капитан Кольцов до боли зажмурился, негр презрительно харкнул. В серых глазах не было ни тени испуга.
— Excellent[51], — Жемчужина улыбнулась и, не оборачиваясь, привычно, ощупью, взяла что-то со столика. Ещё нескончаемый миг… и раздался страшный крик Борьки, а у остальных стали подниматься дыбом и седеть волосы, потому что не приведи Бог даже издали услышать такой крик. Потому что вот так — действительно нечеловечески — кричат не просто от
