У нас уж такое заведение. Еще банковские должники вот тоже. Кто ему не должен? Как в яму, в этот банк так и валятся. А все лучше нет. Который если задолжал, пришел срок, - не могу заплатить, ну льготу дают; льгота прошла - шабаш: отдают тебя какому-нибудь хозяину, работай на него! Ну, известно дело, хозяину век не заработаешь. Ты заработываешь, а он приписывает, ты заработал, а он приписал. Так и пойдет до скончания века. И дети все будут на хозяина работать.
Нил Алексеич в три приема вытянул всю папиросу, сразу выпустил целую тучу дыма, поперхнулся и сказал решительным голосом:
- Ваше благородие, позвольте вам сказать!
- Говорите.
Он несколько минут соображал что-то, потом сделал шаг вперед, спрятал руки назад и опять сказал:
- Ваше благородие! Я понимаю-с, очень даже понимаю, что вам требуется.
- Что же вы понимаете?
- Я вам вот доложу-с. Все-с! вы меня извольте спросить, и я вам могу, даже то есть до нитки рассказать.
Нил Алексеич подошел ближе и начал шептать:
- Вот как теперь господин Савин и прочие, ежели что рассказать… Что ж? Я человек маленький. Меня погубить недолго. Только это им будет стыдно. Как я вам докладываю, я всей душой перед вами. И как я надеюсь на вас. Ну, а они совсем напротив, и даже, можно сказать, стараются, как бы человеку сделать то есть вред, а не то что.
Я начал теряться в догадках: хочет ли он мне сообщить что-нибудь очень любопытное или так, бессознательно с похмелья несет вздор.
- Какой же вред? - спросил я наудачу.
- А уж они найдут такую вину.
Им это ничего не значит - человека погубить. Что ж? Я молчу. Я не могу против своего начальства говорить ничего. Я молчу-с.
Я увидал, что Нил Алексеич действительно молчит и что толку от него, должно быть, не добьешься. Я взял книгу.
- Так завтра в котором часу прикажете разбудить?
- Часов в восемь.
- Слушаю-с. А что я хочу еще попросить, ваше благородие.
- Что? Еще на шкалик?
- Никак нет-с. На табачок.
Дня через два после описанного вечера проснулся я утром и даже как-то обрадовался, услыхав за стеною знакомый голос помещика, которого я видел в Ниловой пЩстыни. В продолжение этих двух дней я почти не сидел дома, возвращался поздно, а потому и не знал, что у нас делается. В это время уже успело произойти так называемое соглашение4, и, судя по тому, что долетало до меня из соседней комнаты, можно было предположить, что соглашение совершилось к общему удовольствию; по крайней мере помещик уже не кричал и не ругался, а так просто ходил по комнате и кротко разговаривал с посредником. Время от времени слышался звон затыкаемого графина и веселое покрякивание, обыкновенно следующее за выпивкою. В передней скрипели сапоги, и в дверную щель влетал в мою комнату запах дегтя и овчины, по которому всегда можно еще издали узнать о присутствии мужиков.
Поговорив с посредником, помещик выходил в переднюю и заговаривал с крестьянами следующим образом:
- Ну, что? А? Ну, вот и кончили благодаря бога. Довольны? А? А? Довольны?
- Благодарим покорно. Что ж? - отвечали крестьяне.
- Ну, да. То-то. А? Барин вам зла не пожелает. Не хотели, а теперь сами благодарите. А? Благодарите ведь? А?
- Так точно, Лександра Васильич, благодарим покорно.
- Мы за вас, Лександра Васильич, должны вечно бога молить, - вмешивался какой-то назойливый, тоненький голосишко.
- Иван Петрович,5 - обращаясь к посреднику, говорил помещик, - вот я говорю, не хотели, а теперь сами благодарны. А?
- Да, да, - из другой комнаты отвечал посредник.
- Своей пользы не понимают, глупы, - продолжал помещик.
- Ведь вы глупы? А?
- Это справедливо, Лександра Васильич, - со вздохом отвечал тот же тоненький мужичий голосишко.
- Ну да. Вот вас на волю отпустили. Ну да. Вы теперь будете вольные. А? вот я зла не помню. Ведь я вас люблю, даром что вы мошенники, - говорил помещик, рыгая и, видимо, смягчаясь все более и более. - Вот я какой! А? А почему я вас люблю? Потому что вы моей жены - покойницы. Да, - заключил он и пошел в другую комнату.
После непродолжительного молчания мужики пошептались, и один из них кашлянул и сказал, подойдя к двери:
- Мужикам, Лександра Васильич, как прикажете, домой? Или как ежели насчет чего приказывать изволите?
- Каким мужикам?
- А то есть нам-то-с?
- А ты кто ж такой?
- Я-с? Гм, мужик-с.
- Так что ж ты? Чучело!
Барин смягчился совсем и даже стал шутить.
- Нет, постойте. Я вам сейчас велю водки дать. Эй! Кто там? Подать водки моим мужикам по рюмке. Вот видите, - продолжал он из другой комнаты, - я зла не помню. Бог с вами. Я вам все прощаю. Я за вас хлопочу, а вы что? Вы моим лошадям овса пожалели. Бесстыжие ваши глаза! А? Не стыдно? А? Мошенники! Мошенники! А? И не стыдно? А? Овса пожалели!
Мужики молчали.
- Антон! И не стыдно тебе? Богатый мужик. Меры овса пожалел. А?
- Виноват, Лександра Васильич, - растроганным голосом отвечал мужик.
- А ведь я вас люблю. Ведь я вам отец. А? Не чувствуете? Ну, черт с вами! Пейте, подлецы, за мое здоровье, - заключил помещик и ушел в другую комнату.
1 Причетник - низший церковнослужитель (дьячок, пономарь, звонарь).
2 Вымышленное имя. (Примеч. В.А. Слепцова.)
3 Осташи - крестьянские сапоги здешней работы. (Примеч. В.А. Слепцова.)
4…так называемое соглашение… - имеется в виду земельный договор между помещиком и крестьянами, заключение которого после реформы 1861 года входило в обязанности посредников.
5 Вымышленное имя. (Примеч. В.А. Слепцова.)
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
