около тысячи вариантов (литературных и изустных) этого сюжета из Евразии, Африки и Америки, генетическая связь которых несомненна, однако исчерпывающего исследования всей истории этого знаменитого рассказа пока нет'.
И. Левин указывает также на использование сюжета в европейской литературе, например у Федра, в 'Римских деяниях' и др. Он выделяет три основные версии, в которых представлен сюжет, и приводит наиболее типичный набор персонажей. (Вьетнамская сказка, приведенная в сборнике, представляет собой одну из таких типичных версий.)
Отметим некоторые своеобразные мотивы, отличающиеся от типичных. В сказке народности нага 'Хитрая лиса' в роли одного из судей, к которым взывают о справедливости, выступает дорога; как и деревья, она упрекает человека в неблагодарности [110, 50]. В амхарской сказке 'О крестьянине и леопарде' судьи, гелада и козел, не предъявляют к человеку собственных претензий, по упрекают его за то, что он продержал леопарда весь день голодным в мешке, т. е. руководствуются не своими представлениями о справедливости, а желанием подольститься к сильному [22, 40]. В сказках африканских народностей луба [109, 213] и балуба [63, 65] вообще обходятся без 'промежуточных' судей, а сразу обращаются к судье-трикстеру. В сказке бангала 'Лев и обезьяна' [63, 153] неблагодарный лев съел детей своей спасительницы, козы; коза бросилась на льва, и они стали драться (!); подоспевшая судья-аптилопа возвращает льва в ловушку. В сенегальской сказке 'Охотник и крокодил' [95, 46] фигурирует тот же мотив, что и в нашем No 216: охотник, спасая крокодила, заносит его в реку, крокодил хочет его съесть; но решение иное, чем в нубийской сказке: судья предлагает повторить ситуацию и возвращает крокодила в саванну. В ассирийской сказке 'Человек и змея' спасенная змея не собирается всерьез губить спасителя, она лишь как бы ставит эксперимент и, обращаясь поочередно к трем судьям, доказывает, что за добро не полагается платить добром, а затем отпускает человека. Помилованием спасителя заканчивается аналогичная дагестанская сказка [114, 263], тогда как индийская 'Что посеешь, то и пожнешь' заканчивается его гибелью [115, 92].
Интересен вариант йоруба 'Улитка и леопард'; улитке здесь помогает бог солнца: 'Бог услышал ее и затмил солнце. Кругом стало темно, и улитка спряталась' [138, 41].
См. также вступительную статью.
clxii
См. No 215 и примеч. к нему.
clxiii
Здесь игра слов: выражение 'абин чин нама' имеет два значения: 'деньги' и 'то, чем едят мясо'.
clxiv
фунт - денежная единица в Нигерии.
clxv
Рассказы о взаимной хитрости, основанные на игре слов, приводились и в I части (раздел 'О хитрости и коварстве в спорах'), и во II (раздел 'Об уловках судей и тяжущихся'). Здесь игру слов использует судья при вынесении приговора.
clxvi
Фольклор предлагает много хитроумных вариантов расплаты за мнимый долг (деньги, взятые во сне). В персидском анекдоте 'Звон денег' [74, 63] судья расплачивается звоном монет. (Ср. No 219 и примеч. к нему, где звоном или блеском монет расплачиваются за запах еды: та же логика мнимой платы за мнимые ценности.) В индийском рассказе 'Хитрая блудница' [48, 220] блудница требует платы с человека, который видел ее во сне; судья предлагает ей взять отражение денег из зеркала. В азербайджанском анекдоте 'Молла ищет клад' [23, 40] судья (Тимур) удовлетворяет претензии истца; в ответ трикстер (Насреддин) начинает подкапывать дворец Тимура, объясняя: 'Я видел во сне, что мой покойный отец закопал под этой стеной семь кувшинов с золотом'. - 'Глупец, разве то, что привидится во сне, всегда бывает правдой!' - возмущается Тимур; Насреддин ловит его на слове и добивается отмены несправедливого приговора. Такое же приведение приговора к абсурду мы видим в араканской сказке 'Сова-защитник' [110, 205]: тигрица, ссылаясь на сон, собирается съесть корову, судья-лев подтверждает это право, в ответ защитник-сова рассказывает о сне, согласно которому лев должен отдать ей свою дочь. Ср. No 220 и примеч. к нему, а также ряд сюжетов из раздела 'О последствиях приговоров', где оказывается пристыжен судья, вынесший несправедливое решение.
clxvii
Ср. туркменский анекдот 'Кто продает запах обеда, тот получает звон монет' [133, 1591], кхмерский 'Запах из кухни богача' [89, 279], турецкий 'Кто продает нар от кушанья, тот получает звон денег' [25, 126], а также суахилийск. [109, 464], малайск. [36, 32] и др. Ср. также No 218, 220, 221 и примеч. к ним.
clxviii
Ср. Турецкая [25, 133], а также No 218, 219, 221 и примеч. к ним.
clxix
Ср. Узбекская 'Плата за ух' [53, 105], татск. 'Иса, Муса и кадий' [52, 206], а также No 218 - 220 и примеч. к ним.
clxx
Знаменитый рассказ о ростовщике, потребовавшем с должника уплаты собственным мясом (так называемый 'мотив Шейлока' - по имени героя пьесы Шекспира 'Венецианский купец'; AaTh 890), см. вступительную статью). Ср. аналогичные сказки: афганскую 'Точная мера' [107, 41], индийскую [48, 65], адыгейскую [20, 182], дагестанскую 'Ростовщик и бедняк' [114, 254] и др.
В сказке хауса 'Умный судья' судья предлагает истцу отрезать у должника кусок мяса, но так чтобы не пролилась кровь. 'Вы ведь не заключили условия насчет крови?' [109, 487]. Здесь этот эпизод фигурирует как один из приговоров в духе 'Шемякина суда' (см. No 224 и примеч. к нему) и наряду с другими абсурдно-парадоксальными приговорами оценивается как справедливый.
