Васильевича. Он вспомнил, как неумело объяснился девушке в своих чувствах, как она, смущенная и притворно рассерженная, выбежала из комнаты, как они вместе сидели над книгами и как он почувствовал на своей щеке ее волосы. Вспомнил их споры о прочитанном. Вспомнил, как Женя притворно сердилась на него закрывала лицо руками, а он видел, что глаза у нее смеются. Что было потом?.. Подпольные собрания, демонстрации, стачки.
'Ведь это она спасла меня от ареста. Отважная девушка! Ее смелости и воле можно позавидовать. Но почему, почему так неудачно сложились наши отношения?!'
Грубый окрик вернул Павла к действительности.
- Убирайся прочь, не то!...
Он увидел перед собой городового, который расхаживал взад и вперед по Горчаковской улице, охраняя банк Гаджи Зейналабдина Тагиева.
Городовой подкручивал пальцами пышные усы, сердито таращил на Павла глаза.
- Говорят тебе, убирайся!..
Павел молча пошел назад по Горчаковской улице, затем, обернувшись и увидев, что городовой забыл о нем, перешел на противоположную сторону и укрылся в подворотне.
Огромный двухэтажный особняк миллионера Тагиева был напротив, чуть наискосок, и смотрел на Павла множеством ярко освещенных, широких и высоких окон.
Послышался скрип парадной двери, массивной, сделанной из дуба и железа.
Павел насторожился.
Из особняка вышла женщина, судя по одеянию и поступи, молодая, и поклонилась в ответ на приветствие городового, который лихо козырнул ей.
Походка женщины показалась Павлу знакомой.
'Неужели Женя?.. - мелькнуло в голове. - Вполне возможно. Пойду за ней. Эх, Женя, Женя!... Кто бы мог подумать, что ты поступишь служанкой в дом богача?... Что тебя вынудило к этому? Ясно - жизненные трудности. И в этом нет ничего необычного. Материальное положение играет большую роль в жизни человека'.
Он пошел следом за женщиной, стараясь, чтобы она не заметила его.
'А может, я ошибаюсь? - продолжал рассуждать он. - Может, не только общественная и материальная жизнь определяет поведение и поступки человека?... Ведь настоящий революционер, не желая быть зависимым от общества, которое он осуждает, должен стремиться изменить его, освободить от тех экономических условий, которые характеризуют каждое буржуазное общество. Как я должен отнестись к тому, что Женя из-за материальных лишений решила пойти на поклон к буржуазии, сочла возможным примириться с существующей общественной жизнью?! Очевидно, она оказалась в плену у праздной буржуазии, привыкла к уродливой изысканности жизни богачей, поддалась прелестям красивых шелковых одежд, благоухающих ароматом духов. А ведь когда-то Женя жила совсем иначе. Чтобы надеть наутро чистую блузку, ей приходилось с вечера стирать и утюжить ее. Второй блузки у нее не было. Случалось, она сама пришивала отваливающуюся от туфли подошву. А как она мечтала о простеньком головном платке!... Тем, который был у нее, невозможно было покрыть голову, - настолько он обветшал. В холодные дни ей приходилось сидеть дома, так как у нее не было теплого пальто. Молодость легко поддается обману. Девушки из простых семей, оказавшиеся по воле обстоятельств в болоте буржуазного общества, нередко являются жертвами своих собственных мечтаний, страсти к красивой одежде, украшениям, к легкой, веселой жизни. Разве не таким путем девушки из рабочих и крестьянских семей идут нередко в публичные дома, становятся предметами развлечений богачей на пирах и в роскошных особняках, прислуживают по ночам пьяным прожигателям жизни, наполняют их бокалы вином, удовлетворяют их необузданные страсти?! Но и моя вина велика. Моя любовь не дала Жене ничего хорошего. Любя ее и добиваясь взаимности, я был часто несправедлив к ней, изводил ее своей ревностью. Да, вина моя велика. Главным в моем отношении к Жене были не дружеские, товарищеские, а эгоистичные, чисто мужские чувства. Я любил в ней прежде всего красивую девушку и этим самым развивал в ней дурные качества. Учил ревности, учил видеть в себе только девушку, созданную для любви. И вот я наказан за это. Возможно, теперь она рассуждает так: 'Пусть не Павел, пусть рядом со мной другой мужчина, какая разница?!.* Убежден, Женя отлично может бороться с полицейскими и жандармами, но она не в состоянии противостоять гнусным ухаживаниям и приставаниям, пошлым комплиментам бакинских богачей-сластолюбцев. Ведь очень часто чувственность приводит девушек в объятия развратных, пошлых мужчин. Как Женя изящно одета!... Кто теперь может подумать, что она - дочь рабочего? И как одет я?!. Какая между нами разница, черт побери!... Теперь она постесняется идти с плохо одетым человеком. Ну и пусть!... Сам виноват. Что хорошего я сделал для нее, что я дал ей? За что она должна любить меня?...'
Они шли довольно долго. Наконец Женя остановилась у какого-то дома и вошла во двор.
Павел прочел название улицы: Соколовская, на воротах номер 7.
'Да ведь здесь живет товарищ Южин, - вспомнил он. - Этого еще не хватает! Ведь Женя может разболтать секреты, которые скажет ей наш товарищ, выдать их своим хозяевам. Южин не должен встречаться с ней!'
Павел почему-то пошел назад той же дорогой, которой он следовал за Женей. Сам того не замечая, он опять дошел до Горчаковской улицы, и опять тот же грубый, резкий голос прервал его раздумья:
- Пошел прочь, скотина! Чего шляешься по улицам без дела? Иди, а не то я намну тебе бока!..
Павел вышел на Старополицейскую улицу и направился в сторону Парапета.
Вдруг чья-то мягкая рука легла на его плечо. Он обернулся и увидел Женю.
- Иди за мной, Павел.
Она пошла вперед, он - за ней, покорно, словно в гипнотическом сне. Павел слышал шорох ее шелкового платья и стук каблуков по мостовой. Его обоняние уловило аромат духов.
'Я счел бы себя самым счастливым человеком на свете, - продолжал он, если бы смог помириться с этой девушкой, если бы мне удалось построить жизнь с ней, такую, о которой я мечтаю, если бы я смог вернуть ее на прежний путь. Странный она человек. Кто поймет ее душу?'
У подножия баиловского холма Женя изменила направление и пошла берегом моря. Вскоре она остановилась и села на пригорок.
- Присаживайся рядом, Павел.
Он повиновался.
Они долго молчали, любуясь панорамой вечернего моря. Тусклый свет ущербной луны серебрил морскую зыбь. Женя прижалась щекой к его плечу.
- Взгляни-ка на луну, - сказала она. - На ней какие-то тени. Люди называют их пятнами. В нашей жизни тоже есть пятна. Потому-то мы и ведем борьбу, чтобы очистить нашу жизнь от них. Они мешают людям быть счастливыми и веселыми. Какой приятный вечер сегодня! Странно мы, люди, устроены. Когда нам грустно, природа усиливает нашу грусть. Радостно - и небо, и море, и звезды умножают эту радость.
Смотри, вон в море точка - что это?
- Парусник, Женя.
- Да, ты прав, это большая лодка, парусник. Сказать, Павел, кого она напоминает мне?... Людей без воли, без больших желаний. Вся их судьба зависит от прихоти ветра. Куда дует ветер, туда лодка и плывет. Она вынуждена подчиняться чужой воле. Я не признаю этого в жизни. У меня совсем другая натура. Да ведь мы потому и ведем борьбу, чтобы не быть зависимыми от буржуазии, жить свободно, по-человечески. Я очень хотела бы, Павел, чтобы и ты был стойким человеком. Люди в своей жизни, в своих поступках не должны уподобляться безвольному паруснику. Волевой характер - большое достоинство.
Павел повернул лицо к Жене и внимательно смотрел в ее глаза, стараясь разгадать внутренний смысл ее слов.
- Что ты хочешь сказать всем этим? - спросил он.
- Могу объяснить. Ты революционер, не так ли? У тебя есть друзья, например, Василий. Он тоже революционер, я не хочу бросать на него тень, однако было бы лучше, если бы ты жил не его умом, а своим собственным. Я неоднократно убеждалась, что он имеет над тобой неограниченную власть. Неровность наших с тобой отношений, Павел, во многом зависит именно от этого.
Павел затянулся папиросой и, боясь, что дым потревожит Женю, отвернул лицо в сторону, чтобы выдохнуть дым.
