Ордубади Мамед Саид
Подпольный Баку
Мамед Саид Ордубади
ПОДПОЛЬНЫЙ БАКУ
I
В мастерских нефтепромыслового оборудования концессионной компании братьев Нобель закончился короткий обеденный перерыв. Отзвучал гудок, призывающий к возобновлению работы.
Хочешь не хочешь - иди к своему месту. Замешкаешься, - попадешься на глаза главному механику Челману. Внесет он твое имя в записную книжку для штрафников, в 'каинову библию', как прозвали ее рабочие, и в день получки не досчитаешься двух-трех полтинников.
В кузнечном цехе звонко, на все лады застучали молоты.
Четверка закадычных друзей - Айрапет, Аскер, Мамед и Павел - не спеша возвращалась к своим наковальням. В их медлительных походках чувствовалась нарочитость. Уж такова молодость: при удобном случае норовит подчеркнуть свое удальство и независимость. Мол, что нам Челман?! Плевать на его 'библию'! Впервые что ли попадать под штраф?!
К ним подошел Василий Прохоров.
- Ребята, - шепнул он, - из Тифлиса привезли свежий номер газеты 'Квали'.
Лицо Павла оживилось.
- Газета при тебе?
Василий хлопнул рукой по нагрудному карману пиджака.
- Здесь. - Он озорно улыбнулся.
- А где ты был раньше? Могли бы в перерыв почитать на заднем дворе.
- В перерыв я ходил за газетой.
- Куда?
- Неважно. Главное - газета есть.
Аскер предложил:
- Встретимся сегодня после работы.
- Иного ничего не остается, - согласился Василий. - Говорят, газетка интересная.
Павел подошел к своей наковальне и, взяв большие щипцы, начал помешивать угли в горне.
Ему было невдомек, что через дырку в пыльном, закопченном окне за ним наблюдает главный механик мастерских Челман.
В последнее время владелец 'каиновой библии' проявлял особый интерес к молодому рабочему и ко всем тем, с кем он общался.
Вынув из кармана злополучную записную книжку, Челман аккуратным мелким почерком занес в нее имена рабочих, с которыми Павел только что разговаривал.
Сегодня в 'каиновой библии' было записано:
'Мое мнение оправдывается: Павел Плотников - человек своенравный и заносчивый. Остер на язык, дерзок. Однако рабочие почему-то любят его. Влияние Плотникова на них велико. Они готовы слушаться его во всем. Сегодня после обеденного перерыва, после гудка, Айрапет Айвазян, Аскер Дадашев, Мамед Сеид- оглы и Василий Прохоров опять подходили к нему и долго шептались. Со стороны это выглядело довольно подозрительно. Убежден, они говорили крамольные слова, что можно было заключить по их настороженному виду: настоящие заговорщики. Я считаю: эту компанию необходимо разогнать. Они будоражат и сбивают с толку рабочих мастерских...'
Через минуту Челман стоял возле Павла.
- Сделай одолжение, молодец, обрати на меня свой взор, - начал он язвительно. - Не забывай, ты работаешь в мастерских всемирно известной компании, где не место бунтарским мыслям и всяким секретным разговорам. Заруби это на носу и помни: мне ничего не стоит в любую минуту рассчитать и вышвырнуть на улицу сотни таких, как ты, весь ваш кузнечный цех, всех моих рабочих. Фирма Нобель не пострадает от этого, - в Баку рабочих рук хоть отбавляй. Ты должен знать, что ремонтные мастерские компании братьев Нобель в Черном городе являются образцовыми. Здесь прежде всего ценятся дисциплина и умелые рабочие руки. И в этом моя немалая заслуга. Образцовый порядок, который царит здесь, - дело моих рук. Не забывай, главного механика в этих мастерских зовут Челманом. Тебе известно это имя? Челман - это я!
Павла было трудно запугать, даже смутить подобными угрозами. Выхватив массивными щипцами из горна раскаленный добела кусок железа, он бросил его на наковальню и начал сплющивать молотом.
- Вас, господин Челман, я знаю хорошо, - сказал он громко, размахивая молотом. - Но и вы, кажется, знаете меня неплохо. В Черном городе все зовут меня Павлушей-кузнецом. Вы считаете себя знаменитым механиком нобелевских мастерских в Черном городе, а я - знаменитый на многих бакинских заводах кузнец Павлуша. Выходит, мы с вами вроде как бы братья. - Павел озорно сверкнул глазами, не переставая работать. - Наша с вами матерь - слава. Уверяю вас, в Баку Павлуша-кузнец только один. Возможно, где-то есть кузнец по имени Павел или кузнец по имени Павка, или по имени Павло, или Павлик, но Павлуша-кузнец только один. Не ищите другого, господин Челман! Напрасный труд. Примите мой добрый совет, господин Челман: изучая мой характер, старайтесь не ошибиться. Чем лучше узнаете меня, тем лучше это будет для вас. Я повседневно чувствую ваше внимание к моей персоне. Возможно, вы даже влюблены в меня, ибо не спускаете с меня глаз. И все-таки, по-моему, вы еще недостаточно хорошо знаете меня. В этом смысле вы, мой дорогой господин Челман, можно сказать, настоящий невежда.
Павел пальцами левой руки стряхнул со лба обильный пот; капли, упав на раскаленный кусок железа, мгновенно испарились. Кузнец ловким, привычным жестом подцепил щипцами остывший металл и сунул его в горн, взял вторую железную болванку, багрово-красную, похожую на буйволиный язык, положил на наковальню и вновь замахал молотом, придавая куску железа нужную форму.
Рабочие кузнечного цеха с интересом вслушивались в спор между Челманом и своим любимцем Павлушей. Некоторые даже прекратили работать, в их глазах было тревожное ожидание.
В эту минуту главного механика можно было уподобить дворняжке с недобрым норовом, которая неожиданно получила удар камнем из-за угла.
Что он слышит?! Простой кузнец, какой-то мальчишка дерзит ему! Или он ослышался?! Невероятно!
Челману хотелось подойти ближе, чтобы достойно ответить этому болтливому наглецу, но из-под молота Павла во все стороны летели золотые мотыльки и мешали главному механику приблизиться.
- Послушай, парень, тебе говорят: перестань махать молотом! - крикнул он.
Павел кинул в горн остывший кусок железа, потряс головой, избавляясь от обильного пота.
- Теперь - милости прошу, слушаю вас, господин Челман.
Главный механик подпер короткими руками толстые бока, зло прищурился.
- Не хвастайся, Плотников, не кичись своей славой. Цена твоей славе грошовая. Когда тебя вышвырнут отсюда, никто из твоих голоштанных дружков не придет тебе на помощь, ни один не посмеет попросить: 'Господин Челман, мы давно знаем этого Павла Плотникова, простите его великодушно, примите вновь на работу!' А если и найдется какой-нибудь глупец, который заступится за тебя, обратившись ко мне с подобной просьбой, я отвечу ему: 'Катитесь к чертям собачьим - и ты и твой дружок Павел!' Ты понял меня? Или забыл, в каком году мы живем?
- Почему забыл?.. Сегодня с утра был 1897 год. Может, я запамятовал? Тогда поправьте меня, господин главный механик. Однако, мне кажется, я не ошибаюсь.
- На этот раз ты не ошибся. Сейчас действительно 1897 год. Именно поэтому ты сегодня же получишь расчет. Вам всем хорошо известно, что голод и безработица гонят тысячи людей, жителей Поволжья - от Казани до Астрахани - в Баку. Голодные, нищие россияне плывут вниз по Волге, мечтая добраться до нашего города. Баку им представляется райским уголком. Среди них сотни умелых кузнецов. Есть такие, кто без труда заткнет тебя за пояс в работе. Думаешь искуснее твоих рук нет на свете? Дудки! В своей жизни я видел работяг, по сравнению с которыми ты - что пень перед дубом. Или ты не знаешь, что ежедневно ко мне приходят десятки переселенцев - русские, татары, азербайджанцы из Ирана?... Приходят и валяются у меня в ногах, упрашивая взять на работу.
Павел нахмурился. Видно было, слова Челмана задели его. Он взял коробку с махоркой, лежавшую рядом с кузнечными мехами, скрутил козью ножку, щипцами достал из горна уголек, закурил.
- Ваша песенка, господин Челман, не про меня, - сказал он угрюмо. - Я не из тех, кто валяется в господских ногах. Мы с вами разные люди и говорим на несходных языках. Одного лишь не могу взять в толк: в чем причина вашего особого отношения ко мне. Может, объясните?
