- У нас с тобой, Василий, нет времени философствовать по поводу искренности или коварства девичьей любви. Пока что я остаюсь при своем мнении: привязанность Сусанны к тебе довольно сомнительна. На твоем месте я не стал бы встречаться с ней. Ну, мне пора. Счастливо оставаться!
Аскер поднялся. Василий хотел удержать его.
- Куда ты? Сейчас Сусанна вернется с базара, приготовит обед. Со мной не считаешься - так пожалей ее.
- Жалеть надо не Сусанну, а тебя, голова ты садовая! Мы только что позавтракали, до обеда - еще далеко. Пока, Василий!
Аскер ушел, оставив Василия наедине с сомнениями.
XXXIII
Царские власти, организовавшие в феврале 1905 года провокационные столкновения между армянами и азербайджанцами, торжествовали, имея возможность на деле убедиться в действенности своего преступного метода. Правительству царя было ясно: обострение национальной вражды ослабляет революционное движение, раскалывает единство рабочего класса. А раз так, надо пользоваться оправдавшими себя средствами.
Еще были свежи события трагических февральских дней. Еще не затянулись раны, полученные сотнями семей. Еще не перестали скорбеть матери и жены, потерявшие во время февральских братоубийственных схваток своих сыновей и мужей. Еще плакали по ночам невесты, которым предстояло раздумывать о своих новых суженых. Еще полны были слепой, дикой ненависти глаза многих бакинцев, когда они при встречах на улице, на фабрике или в магазине смотрели на таких же, как они, простых бакинцев. Почему?.. Потому что в Баку жили сыны и дочери многих наций. Потому что один из них был армянин, другой - азербайджанец, один - мусульманин, другой - христианин, одного звали - Расул, другого - Аршак. Имей они возможность разобраться в том, кому на руку эта вражда, кто виновен в ней, - они бы иначе относились друг к другу.
Чуть сложнее, а возможно, во многом и проще, были противоречия между азербайджанской и армянской буржуазией. Их отношения, помимо косной националистической неприязни, определялись еще и коммерческой конкуренцией, борьбой за нефть, за главенство в торговле и вообще - в экономической жизни Азербайджана.
Национальная вражда была выгодна царским властям еще и потому, что во время кровопролития в городе можно было под шумок убрать неугодных для них лидеров рабочего движения.
И вот спустя полгода, двадцать пятого августа, на улицах Баку вновь пролилась кровь двух братских наций, натравливаемых друг на друга. Опять зазвучали выстрелы, запылали дома. И опять зарыдали женщины, дети, оставшиеся без кормильцев. И снова оскорбленные сыны, братья и отцы клялись не оставлять неотомщенной кровь своих близких.
И опять падали, сраженные пулями из-за угла, самые человеколюбивые, самые добрые и честные люди - руководители бакинского пролетариата, активные революционеры. Кто скажет, как они были убиты? Кто назовет убийц?
Бакинский комитет знал этих убийц: царские власти! охранка! самодержавный строй!
Как ни трудно было в период обострения национальной вражды вести активную революционную деятельность, разъяснять рабочим истинный смысл происходящего, большевики не сидели сложа руки, не предоставляли самим событиям развиваться своим чередом.
Спустя несколько дней после начала новых межнациональных столкновений рабочие многих предприятий, идя за большевиками, объявили забастовки протеста против коварной политики властей. Хозяева ответили на это локаутами - массовыми увольнениями.
Пожары охватили нефтяные промыслы, факелами вспыхнули нефтяные вышки.
Тысячи русских семей, напуганные событиями, покидали Азербайджан, уезжали в Россию.
Августовские события обошлись народу в несколько сот убитых, раненых, искалеченных.
Бакинская полиция разыскивала Петра Монтина, бежавшего из кубинской тюрьмы. Новый генерал- губернатор Амирахвали сулил за его поимку большую награду. Сыщикам и полицейским были розданы фотокарточки Монтина.
Однажды под вечер, когда Петр вместе с Павлом и Аскером шел на конспиративную квартиру, его остановил городовой.
- Ты арестован, пойдешь со мной.
Петр, ничуть не растерявшись, насмешливо сказал городовому:
- Да как ты смеешь?!. Ведь я - Монтин, Петр Монтин. Слыхал про такого?
- Не только слыхал, но и хорошо знаю твою личность, - ответил полицейский.
- Ах, вот как!... - усмехнулся Петр. - Тогда пойдем, голубчик. Только не забудь сегодня же в церкви заказать молебен за упокой своей души. Недолго тебе придется ходить живым. Мои друзья разыщут тебя.
Городовой испугался. Опасливо озираясь по сторонам, пробормотал:
- Ну ладно, проваливай. С тобой и впрямь не оберешься хлопот.
Настал октябрь.
Жена миллионера Гаджи Зейналабдина Тагиева Сона-ханум вернулась из Мардакян, где она отдыхала все лето. В день ее приезда жена генерала Алиханова-Аварского Зарнитач-хатун нанесла ей визит.
На следующий день Сона-ханум собралась к ней с ответным визитом.
Женя, узнав об этом, решила воспользоваться отсутствием хозяйки и поехать в Сабунчи навестить родителей.
Днем, улучив часок, Женя побежала в продовольственную лавку купить для своих стариков что-нибудь поесть. Когда она возвращалась, к ней подошел какой-то подросток и протянул письмо.
- Это вам... Просили передать.
Придя домой, Женя заперлась в своей комнате, распечатала письмо. Она узнала почерк Павла.
Он писал:
'Дорогая Женя!
Я долго не решался написать тебе. Несколько раз брался за перо, писал что-то, но отправить письмо не хватало духу.
Я мечтаю о нашем примирении.
Ты, Женя, очевидно, как и многие наши ребята, осуждаешь меня за то, что я поддался влиянию Василия. Дело не только в нем. Конечно, разделяя мое недоверие к тебе, он тем самым усугублял это чувство.
Но кто из нас не заблуждался в жизни?! Если возможно, Женя, прости меня.
Есть одно обстоятельство, которое помогло мне написать тебе это письмо.
Сегодня вечером из Баку в Финляндию на конференцию, созываемую по инициативе большевиков, уезжают два наших товарища, одного из которых ты хорошо знаешь. Это Петр Монтин.
В девять часов приходи на вокзал. Оденься проще, чтобы не привлекать посторонних взоров. Есть серьезное дело.
Женя! Еще раз прошу тебя, не сердись на меня. Буду ждать тебя на вокзале. Оттуда мы пойдем к Айрапету, у которого соберутся другие наши товарищи. Жена Айрапета обещала угостить нас вкусным хашем.
Твой Павел'
Прочитав письмо, Женя неожиданно для себя рассмеялась. Стало тепло на душе.
- Ну, конечно, я приду, Павлуша, - шептали ее губы. - Приду непременно. Смешной, смешной Павлушка!..
Вечерело. Сона-ханум обещала вернуться поздно.
Закончив свои дела по дому, Женя оделась и вышла на улицу. Она хотела было нанять извозчика, но потом передумала: 'Молодая женщина, одна, на извозчике... Сразу же привлеку внимание шпиков. Надо идти пешком. Недостает еще, чтобы я привела за собой на вокзал хвост!...'
Миновав Горчаковскую улицу, она пошла по Татарской, где почти не было полицейских, затем свернула на Азиатскую.
Впереди нее, метрах в пятидесяти, шел какой-то человек. Когда он проходил мимо одинокого тусклого уличного фонаря, Женя заметила в его руках чемоданчик.
Она из осторожности пошла медленнее. Все громче слышались паровозные гудки. Еще несколько минут - и она будет на вокзале.
Неожиданно прогремевший выстрел заставил Женю вздрогнуть и остановиться.
Где стреляли? Кто? В кого?... Похоже было, что выстрелили возле одного из домов в конце улицы.
