требовали.
С этого начался совершенно новый этап в наших взаимоотношениях. Я стал брать его с собой везде – к зубному врачу, в книжный магазин, на лекции в Принстоне. Помогало то, что в нынешней Америке самое большое преступление – это отсутствие отзывчивости. Мы с Девоном отправились однажды в аптеку и были остановлены охранником.
– Сюда нельзя с собакой!
– Это собака-лекарь.
– О, простите, простите. Пожалуйста, извините меня.
Я широко использовал эту почти честную тактику к большой радости Девона, поскольку он любил бывать со мной повсюду, открывать новые для себя места и выслушивать охи и ахи окружающих. Никто ни разу не потребовал у меня подтверждения его лекарского статуса, никто не спросил, зачем мне-то нужна сертифицированная собака-лекарь.
По правде сказать, единственно, кому все это действительно помогало, был сам Девон. С каждым подобным визитом росло его доверие к людям и умение общаться с ними. Этот пес, кажется, впервые понял, что он прекрасная собака, что людям хочется его ласкать, хочется говорить с ним. Теперь он приходил в недоумение, если на него не обращали внимания.
Мне казалось, я слышу, как он сам себе говорит: «Овец, конечно, здесь нет, но это в конце концов не так уж и плохо. Я могу везде бывать, люди меня любят. Правда, правда – они меня любят!»
А где в Америке, найдешь больше всего отзывчивости и понимания, особенно в том, что касается взаимоотношений в обществе? Конечно, в университете.
Через два дня после нашего разговора Кэти Хансен снова позвонила. «Я сказала в администрации, что вы хотели бы приводить с собой в аудиторию собаку-лекаря, и они ответили – пожалуйста».
Уверен, она подозревала, что я ее надул, но ей было все равно. Она твердо решила заполучить меня.
В конце концов мне позвонила дама из администрации университета и со многими извинениями спросила меня, – это, видите ли, требуется где-то записать, – какого рода лечебные услуги мне оказывает Девон.
– О, все очень просто. У меня болит нога (это правда) и я часто падаю (тоже правда). Задача Девона – не дать мне споткнуться на какой-нибудь ямке или неровности на дороге, так что для меня он и собака-поводырь.
– Благодарю вас, – сказала она. – Простите, что вынуждена была спросить.
Сначала я хотел оставить Джулиуса и Стэнли с Паулой. Они часто оставались дома, когда я куда- нибудь отправлялся, и с удовольствием проводили время на нашем дворе. Месяц быстро пролетит. Им будет не скучно вдвоем, и Пауле они не доставят особых хлопот. Но вскоре после того, как я решил провести октябрь в Миннесоте, у нас остался один Джулиус.
Джулиус был полной противоположностью Девону: терпеливый, надежный, очень привязанный к Пауле и довольный своей судьбой. Он не слишком любил наши далекие поездки и всякие нарушения заведенного порядка. Когда я вернулся домой от ветеринара без Стэнли, Джулиус показался мне довольно мрачным и до конца лета так и остался немного унылым и безучастным. Но он вообще редко демонстрировал свои чувства. Я не сомневался, что он скучал без Стэнли, но почти не давал мне это заметить.
Итак, помучившись над этой проблемой, – без меня Джулиус обходился и раньше, но Стэнли был с ним всегда на протяжении многих лет, – мы, наконец, пришли к соглашению: Девон и я отправляемся в Миннесоту, а Джулиус остается дома в привычной для него обстановке.
Мы заключили соглашение с одной знакомой, которая за плату выгуливала собак и которую Джулиус любил. Я попросил также некоторых друзей и соседей, у которых были свои собаки, навещать Паулу и помогать ей на прогулках. Поскольку мы обо всем договорились, я больше уже не тревожился о Джулиусе. Он был очень спокойной собакой, всегда в прекрасном настроении. Мне, конечно, придется поскучать без него, но с ним все должно быть в порядке. Что же до Паулы, то она примирилась с моим отсутствием, хотя и без большого энтузиазма.
– Есть еще одно затруднение, – сказал я Кэти. – Не хочу сажать Девона в клетку, чтобы лететь самолетом. Мне уже приходилось видеть, к чему это приводит.
– Нет проблем, – ответила она, – университет возьмет для вас напрокат машину.
Затем возникла еще одна сложность: выяснилось, что и в Миннеаполисе, и в Сент-Поле очень трудно снять жилье на короткий срок, если вы хотите поселиться там с собакой. Университету удалось найти для меня только одну подходящую квартиру – в большом жилом комплексе в северо-западном пригороде – в Плимуте. Она была не слишком хорошей, но я подумал, что для нас с Девоном сойдет.
В конце сентября мы с ним отправились в Миннесоту по магистрали I-80 на маленьком взятом напрокат «олдсмобиле».
К моему удивлению, поездка оказалась довольно приятной. Я поставил на заднее сиденье кровать Девона, и он подолгу на ней лежал. Окна я держал закрытыми, не желая рисковать. Время от времени пес клал голову на мое правое плечо и осматривал окрестности пристально и внимательно, как какой-нибудь капитан корабля.
Он мог так ехать часами, разражаясь лаем, когда навстречу нам мчались грузовики; глядел на леса Пенсильвании, на заводы Огайо, на оживленное движение Индианы.
Мы отдыхали на автомобильных стоянках, заливали горючее в нашу машину, и я находил место, где можно выгулять Девона. Такие стоянки находились несколько в стороне от магистрали и обычно их окружала узкая полоска газона.
Девон теперь никогда ни за чем не гонялся без моего сигнала.
Если я махал рукой и командовал «Хватай, Девон!», он с лаем летел метров сто туда, где кончался газон, а потом круто поворачивал и несся назад еще быстрее, как это, наверно, делал в свое время Старина Хемп.
Он сам высматривал подходящее место. На стоянке выскакивал из машины, отходил на некоторое расстояние, оборачивался и смотрел на меня. Если я говорил «нет», мы выжидали. Если говорил «да», и это звучало, как поощрение, Девон замирал в типичной позе пастушьей собаки: голова и хвост опущены, взгляд устремлен вдаль, припал всем телом к земле, готов прыгнуть по команде.
Большие грохочущие грузовики так и остались его любимой «добычей». Он слышал их приближение еще до того, как мог их видеть, и сразу же припадал к земле. Я протягивал руку, как при команде «жди!» – он всегда пристально наблюдал за этим – и дожидался, пока грузовик почти поравняется с нами. Тогда я махал рукой и кричал: «Хватай, Девон!» или «Давай!» Он летел по газону, как снаряд из пушки; ноги мелькали так быстро, что сливались в одно неясное пятно. Пробежав, сколько ему хотелось, он возвращался ко мне. Нередко после двух-трех таких пробежек нас уже окружала восхищенная толпа зрителей. Но Девон вряд ли ее замечал. Он не нуждался в похвале; когда «работал», его невозможно было отвлечь. Особенно любил «работать» в дождь, когда покрышки грузовиков надоедливо шелестят по асфальту.
Заодно выяснилось, что ему пришлась по вкусу кухня «Макдоналдса». Когда пес достаточно уставал, гоняясь за грузовиками, я привязывал его поводок к ножке одного из столиков, выставленных у ресторана, сам заходил внутрь, где покупал для него жареную картошку с сыром, а для себя сэндвич с цыпленком. По утрам он с восторгом поглощал сдобные булочки. Ели мы на воздухе. Потом я наливал ему холодной воды. И снова в путь.
Вряд ли он получал бы больше удовольствия, гоняясь за отбившимися овцами где-нибудь в оврагах на севере Уэльса.
Первую ночь мы провели в одном из мотелей Кливленда, в штате Огайо. Для Девона здесь был настоящий рай.
Мотель стоял на крутом откосе над магистралью. Высокая металлическая ограда отделяла длинную полосу газона от дороги. Казалось, по этой дороге мчится по меньшей мере половина всех имеющихся на свете грузовиков. Мы слышали их гул, видели огни.
Ночь, хоть и прохладная, была довольно приятной. Я слишком устал от езды, чтобы читать перед сном или прогуливаться; завтра ведь снова предстояло целый день ехать. Но все-таки мы нашли возможность каждому хорошо отдохнуть. Уселись с Девоном на откосе. Оказалось, что я прекрасно слышу,
