обрушивалась на нее: 'Во, разлеглась! Тебе бы в нашей деревне расти, тебе бы показали! Валяйся, валяйся, еще мужа заведи себе лодыря, и будете вы с ним на диванах полеживать'.
А вот теперь Вера лежала на постели, ничего не желала делать и не могла. Вернуть бы прошлое, хоть и с руганью матери, и ругань бы эта сейчас была сладка.
Во дворе или в прихожей возник разговор, голос матери звучал громче, кто-то отвечал ей вполголоса, но вроде не Соня. Вера подняла голову, прислушалась. Или показалось? Показалось, слава богу... Однако тут же вошла Соня и сказала: 'Тебя спрашивают'. - 'Меня нет! - закричала Вера. - И долго не будет!' - 'Да понимаешь, - покачала головой Соня, - мама сказала ему, что ты тут. Парень там один...' - 'Какой парень?' - 'Да как тебе сказать... Белобрысый такой, блондин... а может, русый... скорее каштановый...' - 'Ну ладно, иди поливай!' - проворчала Вера.
Соня исчезла. И тогда вошла мать, а за ней Сергей.
- Милости просим, - кивнула Вера.
- Вот к тебе товарищ, - сказала мать.
Вера встала, одернула юбку.
- Здравствуй, Вера, - сказал Сергей.
- Здравствуй...
Помолчали.
- Вот, понимаешь, - сказала Вера матери, - это Сергей.
- Очень приятно. - Мать протянула Сергею руку.
- Сергей, - сказал Сергей.
- Ну вот, - сказала Вера, - Сергей. А фамилию-то его я и не помню.
- Как же так? - спросил Сергей.
- Что-то она у меня из головы вылетела за последние месяцы.
- Ржевцев моя фамилия, - сказал Сергей. - Совсем не трудная.
- Точно! - как будто бы обрадовалась Вера и повернулась к матери: Точно, Ржевцев. А я-то думала - то ли с рожью, то ли с ржавчиной она у него связана.
- Это она шутит, - сказала мать Сергею, улыбнувшись извинительно, робко. - От нервов у нее. Она вас все ждала...
- Будто мне и ждать больше некого!
- Зачем ты так? - расстроилась мать.
- Зачем? - сказала Вера. - Это я от радости.
- Нехорошо так. - Мать сердилась, но и жалела при этом и дочь, и Сергея. - Если я мешаю, так я уйду.
- Твое дело, - сказала Вера. Потом добавила: - Никто тут никому не мешает.
Она замолчала, видела, что Сергей смутился и не знает, как ему быть, он вообще говорун был не из важных, а теперь ее атака, видимо, выбила из головы Сергея все приготовленные им слова. Вера и сама растерялась, хоть вспоминай вслух припевку: 'Здравствуй, милая моя, я тебя дождался...', - дождалась, точно, а дальше что? Мать даже после обидного вопроса следователя ни разу не завела разговора о Сергее, удивив Веру неожиданной деликатностью, но теперь ее присутствие смущало Веру, и мать это, наверное, поняла. Но в то же время Вере хотелось, чтобы мать ушла не сразу, чтобы прежде Сергей каким-нибудь словом, пусть неловким, показал бы матери, что его отношение к ее дочери серьезное, что он не чужой в их семье.
- Пойду я, - сказала мать как бы самой себе.
- Жалко, Настасья Степановна, - спохватился Сергей, - что знакомство у нас с вами происходит такое невеселое...
- Я тут, в огороде, буду с Соней, дела у нас там, - сказала мать и на секунду остановилась, словно бы давая ему понять, что не по ее вине не получается знакомство и что в случае нужды ее можно будет кликнуть с огорода.
- На огороде так на огороде, - сказала Вера торопливо, выпроваживая мать. Последние слова Сергея ее не обрадовали, а, напротив, насторожили. Отчего же, считал он, знакомство получалось невеселым: оттого ли, что она, Вера, встретила его нынче неприветливо, или оттого, что сам он, узнав о ее беде, все обдумал не спеша и приехал, чтобы прекратить их отношения?
Мать постояла еще немного, оглядывала Сергея, привыкала к нему, а потом вздохнула и вышла.
- Что ты? - сказал Сергей.
- А что? - спросила Вера с вызовом, подошла к окну, стояла теперь спиной к Сергею.
- Зачем глаза прячешь?
- Чегой-то мне прятать-то их! - Вера обернулась резко, глядела на Сергея, губы сжав в презрении.
- Верка! - сказал Сергей.
Он подошел к ней, обнял ее, стал целовать ее и что-то ей говорил, а она уже не слышала его слов, и что они значили, было ей неважно, она прижалась к нему, повторяла: 'Сережка, Сережка!' - и смеялась, и плакала, гладила ему руки, и все, что передумала она в последние, горькие дни о Сергее, все, что ее мучило и злило, все, что тлело надеждой и распухало в гордыне, все это улетело сейчас легким облаком и растаяло вдалеке.
- Ты все знаешь, да? Знаешь?
- Знаю.
- Ты мне веришь? Скажи - веришь?
- Верю.
- Не бросишь меня теперь? Не прогонишь?
- Что ты...
- Спасибо, Сереж, спасибо, милый, - говорила Вера с нежностью и все глядела в серые Сережины глаза, не могла утолить жажду. - Кушать хочешь? спросила вдруг Вера. - А то, может, голодный?
- Нет, - сказал Сергей.
- Я бы скоро приготовила.
- Правда, не надо.
- Когда ты вернулся?
- Вчера вечером. Задержали нас. Я уж хотел уехать, да нельзя - я за бригадира.
- Все время, что ли, у тебя работа будет в разъездах?
- Пока в разъездах. Но работа неплохая. А потом еще на кого-нибудь выучусь, поступлю в вечерний техникум. Или заочный.
- Лучше уж на одном месте. Где твой дом, там и работать.
- Пока холостой, можно... - сказал Сергей и замолчал.
- Ну да, ты же холостой, - кивнула Вера.
Опять она вспомнила сегодняшнюю суету районной столицы, себя на пороге галантерейного магазина и Сергея напротив, в толпе, под липами, дурманящими в последние дни голову медовым запахом, и снова, размыв минутную радость, вернулось отчаяние, безысходное и оттого властное.
- Ты был сегодня в городе?
- Был.
- И по Московской улице шел?
- Шел.
- И меня не заметил?
- Ты была в городе?
- Да, была - сказала Вера. - И тебя видела.
- Почему же ты не подошла ко мне? Хоть бы окликнула...
- А потому, - в Верином голосе звучала обида, - а потому, что я сразу почувствовала, что ты рядом, а ты не только не увидел меня, но и не почувствовал, что я здесь.
- Ну, и что?
- Как что? - возмутилась Вера.
- Ну, подошла бы...
- Что же мне подходить к тебе, если ты меня даже и не почувствовал!
