станете сражаться? Чего ради? Люди всегда сражались во имя философий, проливая кровь и убивая друг друга просто ради всяких дурацких верований. И если вы _действительно_ исследуете верования, то вы можете разглядеть всю их глупость -- не ваших верований, конечно, но верований других! Ваша вера -- о! это святое; но веры всех остальных -- они выглядят дурацкими!
Все веры глупы. И вы не можете видеть глупости вашей собственной лишь из-за того, что она так близка. На самом деле, все объяснения, все толкования глупы, дурацки.
Рассказывают, что однажды стая перелетных птиц направлялась на юг зимовать. Одна из птиц, летевших в хвосте стаи, спросила другую: 'Слушай, а чего мы всегда летим за этим идиотом вожаком?'
Та ответила ей: 'Ну во-первых, все вожаки идиоты...' -- иначе кто захочет вести? Только глупцы всегда готовы вести других. Мудрый человек колеблется. Жизнь так таинственна -- это не проложенная заранее дорога. Как вы можете вести других? Мудрый человек колеблется, а идиот всегда готов вести всех за собой.
'...А во-вторых, у него есть карта, так что каждый год нам приходится лететь следом за ним'.
У жизни нет карты, и невозможно составить такую карту. Это непроторенный путь. Без объяснений и толкований -- что вас может разделить? Если бы объяснений не было, то мир был бы един. Но существует миллионы толкований, и -- миллионы фрагментов, миллионы осколков.
Чжуан Цзы изумительно проницателен:
Не было у них объяснений,
и от этого дружба их только крепла.
Не было ничего, из-за чего стоило бы враждовать, не было причин сражаться. Они рассмеялись, и смех объединил их. Они рассмеялись, и смех принес мир в их отношения, привел их к взаимопониманию. Объясните что-нибудь -- и вы разделены, обратитесь к философии -- и вы отделены от других, станьте индуистом, мусульманином, буддистом -- и тогда все окружающие -враги.
Взгляните на таинство и рассмейтесь, -- и человечество едино. И тогда незачем говорить, что христиане -- братья индуистов, что индуисты -- братья мусульман. Сперва разделите их, заразите их верами, а потом преподнесите им это лекарство: все вы братья. А вы видели братьев? Да они сражаются похлеще, чем враги! Так что ж толку делать из них братьев?
Человек сражается за свои объяснения, за свои толкования, за свои убеждения. Все сражения глупы. Человек сражается за свои знамена; да вы только посмотрите на эти знамена! Что за глупость такая, что за новый тип сумасшествия развелся в мире?! За флаги, за символы, за веры, за идеологии?
Чжуан Цзы говорит: 'Не было у них объяснений...' -- они рассмеялись. В этот таинственный момент они объединились, стали целым, стали еще лучшими друзьями, чем прежде.
Если вы действительно хотите быть друзьями, не имейте ни объяснений, ни заключений, ни во что не верьте. И тогда вы нераздельны, тогда все человечество будет едино, тогда не станет барьеров.
Любовь действует не через ум, она проявляется через чувство.
Они рассмеялись. Смех рождается из сердца, смех исходит от души, смех появляется, происходит из всего существа в целом. Когда трое смеются, они становятся друзьями. Когда втроем плачут, становятся друзьями. Когда три человека спорят, они превращаются во врагов.
Потом один из друзей умер.
Конфуций послал ученика,
чтобы помочь другим двоим воспеть его доблести на его похоронах.
Конфуций был человеком весьма манерным наряду с наличием у него развитого чувства собственного превосходства. Вряд ли в этом кто его превзойдет. Поэтому он всегда уязвим и является мишенью для насмешек Чжуан Цзы и Лао Цзы. Они часто упоминают в своих историях Конфуция, просто для того, чтобы посмеяться над его глупостью.
В чем выражалась эта глупость? Он жил по системе, он жил по формуле, в соответствии с теориями и убеждениями. Он был абсолютно цивилизованным человеком, самым совершенным джентльменом, какого только видел мир: он передвигается, но он передвигается в соответствии с правилами. Он смотрит, но он смотрит в соответствии с правилами. Он смеется, но он смеется в соответствии с правилами. Он никогда не переходит границ, он живет в постоянном рабстве, созданном им самим. Поэтому он -мишень для их насмешек, и Чжуан Цзы и Лао Цзы получают большое удовольствие, привнося его в свои истории.
Потом один из друзей умер.
Конфуций послал ученика,
чтобы помочь другим двоим воспеть его доблести на его похоронах.
Ни жизнь, ни смерть -- ничто для него не является таинством. Это все -- элементы системы, и следует придерживаться определенных формальностей. Поэтому он послал своих учеников, чтобы проверить, поступили ли с усопшим согласно всем правилам, соответственно этикету, с предписанной молитвой, отпевали ли его подобающим образом -- как записано в книгах. Покойнику нужно оказывать уважение.
Вот в чем разница. Человек, живущий манерами, всегда думает об уважении, но никогда о любви. И что такое уважение в сравнении с любовью? Любовь -- это нечто живое; уважение же абсолютно мертво.
Когда тот ученик пришел,
один из друзей уже сочинил песню,
а другой аккомпанировал ему на лютне.
Это невероятно! Какое неуважение по отношению к усопшему! Здесь лежит тело, а один из друзей сочиняет песню! Они любили этого человека, а когда вы любите человека, вы хотите напоследок попрощаться с ним через вашу любовь, а не через книги, не через заготовленное песнопение, уже набившее оскомину; стольких разных людей уже отпевали этой молитвой, что она превратилась в нечто совершенно бессмысленное, прогнившее и никуда не годное. И они сочинили свою собственную песню, свежую, молодую. Само собой разумеется, она была доморощенной, самодельной, не отштампованной. Просто кустарная, не слишком отшлифованная, конечно, они ведь не были поэтами, они были друзьями, и они не знали, как пишутся песни. Размер стиха, скорее всего, был неверен и грамматика неточна, но любовь не заботится о грамматике, любовь не заботится о размерности и ямбах, любовь не интересует ритм, потому что у любви свой собственный ритм, живой, и поэтому заботится о чем-то ей нет нужды. Когда любви нет -- тогда обо всем нужно позаботиться, ибо тогда вам необходимо подменить любовь заботой.
Один играл на лютне -- а я знаю, что он был не слишком хорошим лютнистом. Но как вы прощаетесь с другом? Ваши слова должны исходить из вашего сердца, прощание должно быть спонтанным, оно не может быть заранее подготовлено. В этом-то все и дело.
'Эй, Сунг Ху, куда ж ты ушел?' -
пропели они.
Таинство! Они не сказали: 'Ты отправился на небеса'. Они не знают. Вы наоборот, когда кто-то умирает, заявляете: 'Он отправился на небеса'. А кто же тогда отправляется в Ад? Этак похоже, что Ад вообще пустует.<$FЗдесь необходимо заметить, что английское выражение 'go to hell' -- 'отправиться в Ад', имеет еще переносное, идиоматическое, значение, эквивалентное русскому выражению 'пойти (пошел ты) к черту'. Таким образом, 'он отправился в ад', можно перевести, как 'пошел он к черту'.
В Индии прощальное слово для умершего -- это сваргия
'Эй, Сунг Ху, куда ж ты ушел?'
-- здесь стоит знак вопроса.
'Эй, Сунг Ху, куда ж ты ушел?
А ушел ты туда, где на самом деле уже был,
а мы здесь -- будь оно все проклято! Мы все еще здесь!'
Говорят: 'Ты ушел туда, откуда пришел'. Это священный закон: окончание может быть только началом. Круг замыкается, становясь совершенным, завершенным, законченным, он достигает той же точки, откуда он начался. Конец не может быть ничем иным, кроме как началом, смерть не может быть ничем иным, кроме как рождением. Завершение непременно становится источником, чем-то исходным. Человек рождается из ничто и затем, умирая, обращается в ничто. Лодка была пуста, когда вы родились, и, когда вы умираете, она вновь пустеет. Просто вспышка молнии. На какое-то мгновение вы -- в теле, а затем вы исчезаете. Никто не знает, откуда вы пришли и куда ушли.
Они вовсе не утверждают, что что-то знают. Они говорят: 'Мы чувствуем, что ты, Сунг Ху, отправился
