сможет постоянно приглядывать за младшим. У Курта возникла тайная надежда, что с этого времени они будут работать бок о бок с Альфредом до конца дней.
Но планам этим не суждено было сбыться: Альфред Вегенер состоял в должности сотрудника Линденбергской аэрологической обсерватории всего лишь около полутора лет. Однако за короткий этот срок он успел многое: глубоко изучил основные разделы метеорологии — науки, которой в годы учёбы серьёзного значения не придавал, а потому и не одаривал её особым вниманием. Обрёл и целый ряд навыков, необходимых для практической работы: научился поднимать в воздух различные приборы — на шарах и особых метеорологических змеях, свободно управлял полётом аэростатов, на которых они с Куртом неоднократно поднимались на несколько тысяч метров над землёй.
Кстати, во время одного такого полёта братья Вегенеры, сами того не подозревая, установили мировой рекорд длительности полёта. Их пребывание в воздухе было рассчитано всего на несколько часов, они же, используя благоприятную погоду, решили провести более широкий цикл измерений. И пролетали более двух суток — точнее, пятьдесят два часа, побив прежнее достижение французского графа де ля Во.
Случайный этот рекорд был установлен 5-7 апреля 1906 года, а немного времени спустя Альфред Вегенер осторожно сообщил брату — скоро им предстоит расстаться на долгий срок. И он признался Курту, что вот уже несколько месяцев переписывается с известным датским путешественником Милиусом Эриксеном, который намерен в скором времени отправиться в дальнюю экспедицию. Куда? Ну, конечно, в Гренландию! Эриксен планирует нанести на карту последнюю необследованную часть побережья острова, а заодно выполнить многочисленные метеорологические наблюдения. Поначалу датчанин на просьбу Альфреда взять его в экспедицию отвечал вежливым отказом — видно, его смущал малый опыт претендента. Но Альфред писал ему вновь и вновь, и постепенно тон ответов датчанина становился всё более сочувственным. А вот письмо Эриксена, полученное с последней почтой. Он согласен! В ближайшие дни Альфред должен прибыть в Копенгаген, где уже снаряжается в плавание судно.
Экспедиция 1906–1907 годов, первая в жизни Альфреда Вегенера, будто нарочно сложилась так, чтобы навечно отбить охоту у её участников когда-либо ещё раз отправиться на покрытый толстым, более чем трёхкилометровым ледяным панцирем остров. Долгое время жить приходилось в страшной тесноте. На берегу Датского фиорда, куда высадился Эриксен со спутниками, удалось построить лишь небольшую бревенчатую избу, а в составе экспедиции было двадцать семь человек — спать они могли лишь посменно. Затем, когда наступило полярное лето, исследователи разбились на отряды и в сопровождении проводников-гренландцев отправились по разным направлениям. Им в полной мере пришлось испытать на себе пургу, морозы, нередко их собачьи упряжки не могли двигаться против ветра. Пешие переходы много раз оканчивались падениями в ледяные трещины, из которых чудом удавалось выбраться.
А к осени, когда всем отрядам положено было собраться на базу, в Датский фиорд, не вернулся Эриксен с двумя гренландцами. От него не было вестей в течение всей долгой зимы. Попытки спасательных партий выйти на поиски начальника экспедиции постоянно заканчивались безуспешно — мороз, доходивший до пятидесяти градусов, бураны, глубокий снег не давали возможности далеко отойти от базы. И всю зиму они жили в тревоге за судьбу своего руководителя.
Правда, исследовательские работы не останавливались ни на день. Постоянно фиксировались температура, давление, направление ветра. А как только появлялась малейшая возможность, Вегенер запускал ввысь своих воздушных змеев, поднимал над землёй приборы на привязанных аэростатах. Как это не раз случалось и раньше и позднее, многие измерения, проводившиеся в тех местах земного шара, в которых прежде не бывал ни один исследователь, давали целую лавину новой информации. И в ту экспедицию представление об атмосферных процессах, происходящих над величайшим островом планеты, обретало день ото дня всё большую полноту. А это в свою очередь вело к весьма далеко идущим последствиям — ведь ледяное дыхание Гренландии влияет на состояние погоды всей Европы. Оттого новые знания заставляли усомниться в некоторых истинах, считавшихся уже к тому времени среди метеорологов непреложными.
В тесной избушке на берегу Датского фиорда Вегенеру пришло немало ценных соображений, родились намётки будущих научных работ.
Но избушка была всё же тесна, а за стенами её трещали чудовищные морозы, а мысли о судьбе руководителя экспедиции день ото дня становились всё более мрачными, и каждому обитателю избушки нетрудно было догадаться, что если бы не случайная игра обстоятельств, именно ему, а не опытному, бывалому Эриксену мог выпасть печальный жребий.
Эта простая мысль обрела особенно зловещую силу по весне, когда одна из спасательных партий, прорвавшись, наконец, на север, следуя маршрутом начальника экспедиции, нашла в ледяной пещере труп гренландца Бренлунда — проводника Эриксена, у ног которого лежала записка, сообщавшая о том, что Милиус Эриксен погиб ещё осенью.
Конечно, они давно уже не верили в счастливый исход поисков, а всё же потеря последней надежды стала тяжёлым ударом. И можно не сомневаться, что многие из этих сильных и храбрых мужчин, снова уходивших на собачьих упряжках по заранее разработанным маршрутам, втайне клялись: если судьбе будет угодно вернуть их домой, впредь они посвятят себя изучению не столь суровых уголков планеты.
Такие клятвы произносили в уме не все. Вегенер и его старший товарищ Кох, имевший уже немалый опыт полярных путешествий, с которым Альфред крепко сдружился за долгие месяцы зимовки, как раз в то время обсуждали план новой гренландской экспедиции. Главным должно было стать пересечение острова в самой широкой, центральной его части. Чтобы более определённо представить себе, какие атмосферные процессы господствуют над островом, сведений, полученных в его прибрежных районах — как бы ни были они ценны, — явно не хватало. Необходимость хотя бы на недолгий срок заглянуть в самый центр ледового купола ощущалась учёными всё более ясно.
И намеченный в тесной избушке маршрут похода по острову близко совпадал с той карандашной линией, которую более десяти лет назад провёл на карте Альфред Вегенер….
О следующих годах жизни Вегенера австрийский физик Бенндорф, который впоследствии стал одним из самых близких друзей Альфреда, писал: «После возвращения из Гренландии для Вегенера начался период поразительной продуктивности. За три с половиной года из-под его пера вышло одновременно с публикацией научных трудов Гренландской экспедиции ещё более сорока работ. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что всё созданное Вегенером позже, многие его оригинальные идеи зародились именно в эти годы».
Самый объёмный и самый значительный труд того времени назывался «Термодинамика атмосферы». Сохранились свидетельства, что книга эта вызвала восторженную реакцию знаменитого русского климатолога Александра Ивановича Воейкова. Прочитав её, учёный воскликнул: «В метеорологии взошла новая звезда!» Возможно, суждения других коллег были не столь эмоциональны, но в оценках труда Вегенера они проявили единодушие: это было новое слово в познании воздушной оболочки Земли.
Сочинение это сыграло — хотя и косвенно — весьма важную роль в жизни Альфреда Вегенера ещё до выхода в свет. Закончив рукопись, он, как это водится, захотел ещё до публикации апробировать её — показать одному из научных «китов». Ради этого Вегенер предпринял поездку из Марбурга, где преподавал в то время метеорологию, в небольшой городок Гросборстель, предместье Гамбурга, в котором жил, пожалуй, самый авторитетный метеоролог Германии того времени Владимир Кёппен.
Кстати, надо заметить, что это сочетание славянского имени с немецкой фамилией случайностью не было. Их обладатель был сыном русского академика П. И. Кёппена, одного из тех немцев, которые, переселившись в Россию, обрели здесь вторую родину. Владимир Кёппен родился в Петербурге, закончил здесь университет, написал первую научную работу. Собирался он и далее, как отец, связать свою жизнь с Россией, и лишь конфликт с директором Петербургской обсерватории, у которого вызывал ярость дерзкий, не терпящий диктата характер молодого сотрудника, заставил Владимира перебраться в фатерланд. Впрочем, покидая Россию, он надеялся вскоре туда вернуться. Но когда обзавёлся семьёй, которая, как водится, год от года стала увеличиваться, планы эти изменились, и Владимир Кёппеп остался в Германии.
Вот к этому профессору и явился однажды весной 1910 года Альфред Вегенер, привезя на апробацию рукопись своей книги. Вероятно, Кёппен был и раньше наслышан о Вегенере, знаком с ним заочно по научным публикациям. А кроме того, проведя юность в России, он усвоил многие чисто русские традиции, и среди них знаменитое русское гостеприимство и хлебосольство.
