воздухе.
4.45. В течение полутора часов ведется жестокий ураганный огонь в секторе на левом фланге. Вчера в 0.30 я вернулся на огневую позицию на двухдневную смену, но прошлой ночью мне снова пришлось подняться наверх. Убит лейтенант Д. Шпенглер. Прямое попадание по наблюдательному пункту.
В течение ночи мы строили блиндаж.
Не знаю, который теперь час; одни и другие мои часы вышли из строя в ходе боя. Знаю только, что обстрел продолжается с 4.45, и трудно поверить, что несколько квадратных метров земли способны выдержать такое количество кромсающего ее металла.
7.00. Короткая передышка. Не так много артобстрелов. Мы соорудили две землянки, одну в качестве наблюдательного поста, другую - для нашего радиооператора, на восемьдесят метров к тылу. Между ними разорвалось несколько снарядов. Они повредили наш кабель. Один из 120-миллиметровых снарядов упал в трех метрах от блиндажа радиосвязи и вдребезги разнес балку над входом к Кристинеру. Лейтенант Мак и я выглядели как негры. Мы ползали между капустными грядками, чтобы починить кабель. Телефонная связь была невозможна во всем этом грохоте. Они предприняли минометную атаку, как раз когда я преодолел полпути наверх. Ковровый ракетный обстрел накрыл меня, когда я лежал в воронке от 120-миллиметрового снаряда.
Возведение нового наблюдательного пункта было завершено как раз к утру. Это жалкая пора и довольно сырая. Нам приходится ползать. После десяти минут у оптической трубы шея становится негнущейся. Но я рад, что мы можем наблюдать так далеко. Сегодня ночью исправим положение.
'Скорее бы наступил вечер', - только что сказал мне Кристинер по телефону. Так же думаю и я. На сегодняшний день наше маленькое противотанковое орудие подбило пять танков. Вчера на счету полка было пятьдесят восемь. Один прорвался сегодня там, где Франц Вольф сидел со связистами в секторе слева. Вчера мы пожали друг другу руки при встрече. На батальонном командном пункте мне рассказали об этом два дня спустя после того, как он успел передать донесение: 'Танки! - стреляаа...ют!' - потом он побежал туда с телефонной гарнитурой и всем прочим, обмотанным вокруг него. Он не слышал танков, пока они не оказались от него в десяти метрах.
Они наступают здесь теперь с начала июля. Это невероятно. У них должны быть ужасные потери. Ожесточенная борьба идет за каждый клочок земли. День за днем мы разбиваем их районы сосредоточения. Им редко удается развернуть свою пехоту даже в пределах досягаемости наших пулеметов. Мы видим воронки от бомб, мы видим, как они оттаскивают раненых, их танки остановлены, их самолеты сбивают. Они бегают в страхе и беспомощности, когда наши снаряды ложатся у них под носом. Но потом они снова появляются, двигаясь в открытую, и устремляются в леса, где попадают под настильный огонь нашей артиллерии и пикирующих бомбардировщиков. Конечно, у нас тоже есть потери, но они несравнимы с потерями противника.
18.00. Я определяю время по солнцу. Новая атака. Она опять слева. Танки катятся в атаку, и как! Их слышно совершенно отчетливо; почти можно видеть, как со скрежетом они ползут вперед, и угадать с точностью до секунды, когда они достигнут наших линий обороны и начнут свою тявкающую стрельбу. Но наша артиллерия уже в действии. Лес покрывают огненные разрывы снарядов и клубы дыма. Трещат пулеметы. Эффект от разлетающихся осколков, должно быть, ужасен. Тем временем далеко позади нас открыли огонь противотанковые орудия, но он продолжался всего между пятнадцатью и тридцатью минутами. Затем стихло.
Теперь мы слышим гул новой танковой атаки. Пока что ничего не происходит. Проходят секунды, одна за другой - и ни единого выстрела. Не открывать огонь, подпустить их поближе! В оптическую трубу виден горящий дом - дым от артиллерийских разрывов огня относит в сторону как туман. Никакого видимого движения на стороне противника.
Несколько позднее, в вечерних сумерках, опять разверзся ад: минометы, танки, пулеметы. Но из всей атакующей пехоты только пара перебежчиков достигла наших позиций. Затем опять стихло, и мы провели вторую ночь, занимаясь сооружением своего блиндажа. Теперь у него хорошая крыша, солидный защитный слой кирпичей и земляной буфер против рикошета. Мы также вырыли ход сообщения, чтобы проползать по нему между двумя землянками.
24 августа 1942 года. День начался рано атакой истребителей с бреющего полета. Кроме того, открывали огонь ракетные установки, над которыми на позициях неприятеля в лесу ежечасно взметались белые огненные выбросы. Несколько танков и минометов слали нам вперемешку свои утренние посылки, но в целом спокойно и движения на стороне противника мало. Мы даже пару раз выходили наружу позагорать на солнце за землянкой: два захода по пять минут.
Странное зрелище открывается, когда останавливаешься на мгновение у входа в блиндаж. Ребята разбрелись по укрытиям, за разбитыми садовыми изгородями, в стогах сена, в заросших бурьяном полях, среди развалин сожженных домов. Иногда в поле зрения попадает кто-нибудь пробирающийся, согнувшись в три погибели, по дороге, на мгновение блеснет его стальная каска. Они всегда наготове, готовы быстро пырнуть в укрытие. Слышно щелканье затвора пулемета, иногда короткий вскрик. В целом в перерывах между обстрелами - тихо. Но чувствуется напряженность.
Сегодня ночью меня сменят.
В сумерках я возвращался назад. Последняя эскадрилья проносилась над лесом с воем сирен. Обстрел стал более чувствительным, взрывы более беспорядочными. На небе - море хаотичных огней трассирующих пуль и снарядов, залпы 'катюш' и красные, зеленые и белые вспышки как по волшебству возникали в нежном вечернем небе.
* * *
Потом нас просто завалили продуктами, так что я смог предложить Францу Вольфу шнапс. Мы вдруг оказались все вместе, и было приятно снова увидеть лица старых добрых товарищей. Есть всегда что-то чудесное в том, чтобы встретить друг друга живыми и здоровыми. Майснер был там в ожидании своего выхода на смену на пост. Кристинер просил: 'Они еще тебя не подстрелили, дружище? Нет? Ну, так тебе повезло!' - 'Они проделали дыру в моем кителе, сказал Франц. - Я только что его залатал'. - 'Ну и что, посмотри на мою пистолетную кобуру', - ответил Майснер. Мы все согласились, что чувствуешь себя совершенно беззащитным, когда лежишь наверху.
'Но теперь-то ты со всеми нами, - заявил Кристинер. - Когда ты в компании, то не обращаешь внимания на то, что происходит. И не хотелось бы быть где-то еще. Когда я вернулся их отпуска, то нашел 11-ю, но когда они мне сказали, что батарея двигается вперед, все в порядке... Наверное, времена меняются'.
Как раз сейчас батарея производит быстрый выстрел - второй за этот вечер. Черный дым от зарядов с пламегасителем означает, что выброс пламени виден не всегда. Глухо захлопываются замки, позвякивают патронники, потом опять слышишь голос сигнальщиков: 'Алло, 'Красный' два... у нас тут ничего нового'. Четко и ясно, хотя и почти монотонно. Чувствуешь, как все слаженно работают - наблюдатели наверху, сигнальщики, артиллеристы.
Со вчерашнего дня я опять на позиции передового дозора. Прошедшей ночью не сомкнул глаз. То артобстрел со стороны противника, то открывает огонь наша артиллерия. Мы еще больше укрепили свою землянку. Сегодня спокойнее. Пыль и дым все еще медленно затягиваются через вход, но до тех пор, пока не смещается балка или огромный кусок земли не падает в солдатский котелок, мы не особенно обращаем внимание.
День склоняется к вечеру. Моя стальная каска становится тяжелой, а язык немеет от чрезмерного курения. Солнце заглядывает в блиндаж. Как хорошо глотнуть вина.
Я поднимаю пыльную бутылку, держу ее в клубящемся, освещенном солнцем дыму и любуюсь игрой цветов, зеленого и красного. Ну чем не испанская Мадонна с такой вот мантией?
Мой сосед сбоку распластался и спит. Во сне его лицо бледное и страдальческое. Вижу щетину на его подбородке. У нас есть русская бурка, которой мы укрываем ноги, а если получается, то и уши. Фактически только один из нас спит в какое-то одно время, но в холодную ночь под ней хватает места на двоих.
Несколько позднее прибыли лейтенанты Мак и Класс, а Ганс и я пошли обратно. Мы подтянули ремешки наших стальных касок и поспешили. Не очень-то приятно находиться в ожидании пули, когда идешь в лунную ночь через голый холм. Нам хотелось поскорее оставить его позади, миновать многочисленные воронки от снарядов, вытоптанное, обожженное и изъезженное хлебное поле перед Т., весь в воронках перекресток дорог с зияющими ямами. Часовой у противотанкового орудия вежливо спросил у нас пароль. Затем миновали подбитый танк, а потом уже низина, где мы всегда закуриваем сигарету.
И снова я наблюдал за целью 215. На пересечении дорог было несколько позиций зенитной артиллерии.
