обосновались пограничники тыловых подразделений отряда и маневренной группы. Спустя немного появились бойцы четвертой комендатуры вместе с капитаном Андриановым. Отряд сосредоточивался в городе Каневе. Со двора фабрики был виден железнодорожный мост через Днепр. Ниже по течению армейские саперы наводили понтонный.
На днепровских переправах
Город Канев примостился на правом берегу Днепра. Внешне он походил на большое богатое село со множеством каменных строений. Чуть в стороне от города, на круче, покоилась могила великого сына украинского народа Тараса Шевченко. Памятник Шевченко был хорошо виден за много верст вокруг. По другую сторону города шла железная дорога. Железнодорожный мост связывал оба берега реки.
Когда мы здесь появились, этот уголок Украины выглядел так, будто и не шла война. Во дворе фабрики неторопливо расхаживали люди в зеленых фуражках, чистые, аккуратные, словно только что сошедшие с плакатов. Это были пограничники маневренной группы и кавэскадрона, находившиеся все это время в резерве, так и не побывавшие в боях. Одни из них получали приказания, строились и уходили куда-то. Другие направлялись к походным кухням и принимались за завтрак. Грязные, заросшие, усталые, мы казались на их фоне пришельцами с другой планеты.
Пока мы счищали с себя грязь и умывались, объявился наш хозяйственник заместитель коменданта по снабжению старший лейтенант Андрей Регеда, черноволосый, смуглолицый украинец лет тридцати пяти. С ним мы не виделись целых десять дней. Регеда радушно встретил нас и, показав на крайнюю кухню, весело сказал:
- Ну, хлопцы, подходите и ешьте вволю.
И стал объяснять, почему все эти дни он не мог найти нас: к Попельне проскочить запоздал, а потом и вовсе потерял комендатуру из виду. Рассказывая, как он пытался разыскать нас, Регеда смотрел то на одного, то на другого пограничника, словно искал кого-то.
- А где же старший политрук Коровушкин, капитан Гладких? Да и людей что-то маловато, - нерешительно проговорил он. - Не все подошли?
- Коровушкин и Гладких ранены и отправлены в тыл, - хмуро отозвался Тихомиров, - с ними еще, возможно, встретимся, а вот с другими...
Словно не веря, Регеда осторожно спросил:
- И Бойко?.. И Скляр?.. И Нестеров?..
- Да, - заметил Тихомиров, помрачнев еще больше, - и Бойко, и Скляр, и Нестеров...
Получив завтрак, бойцы отходили в сторонку, обсуждая свое нынешнее положение, делясь пережитым.
Вскоре тыловые подразделения отряда покинули Канев и через понтонный мост переправились на левый берег Днепра, в Леплявский лес, а начальников прибывших застав вызвали в штаб отряда. Там нам объявили, что части и соединения 26-й армии отбивают яростные атаки врага, пытающегося прорваться к переправам через Днепр в районах Ржищева и Канева. Войск в Каневе, кроме погранотряда, нет. Лишь небольшое подразделение НКВД охраняет железнодорожный мост. Нам приказали занять оборону у Канева: город прикрывала маневренная группа совместно со второй комендатурой, мост - подразделение внутренних войск под командованием старшины Щербакова и резервная застава, возглавляемая секретарем комсомольского бюро старшиной Масловым. Третья и четвертая комендатуры, понесшие наибольшие потери в боях, должны перейти на левый берег Днепра.
Впервые за время отхода нас ожидала заранее подготовленная оборона. В песчаном грунте прямо у берега были вырыты окопы полного профиля, укрепленные ивовыми прутьями. Сверху тоже имелись покрытия - плетенные из жердей козырьки. Окопы для станковых пулеметов выглядели еще более солидно и походили на дзоты. Бревенчатые накаты надежно защищали людей от пуль и осколков.
Сразу у железнодорожного моста заняли окопы пограничники девятой заставы во главе с политруком Эдельштейном. Ближе к понтонному мосту расположились наша десятая и одиннадцатая заставы. Дальше занимал оборону младший лейтенант Тихомиров со своими бойцами. В районе понтонного моста обосновались пограничники четвертой комендатуры под командованием заместителя коменданта по политчасти старшего политрука Якова Потапенко. Капитан Андрианов вновь убыл, на этот раз в разведуправление 38-й армии. Левый фланг по берегу реки прикрывал кавэскадрон старшего лейтенанта Евстафьева. На нас была возложена задача охранять и оборонять мосты и обеспечивать порядок при передвижении через них частей Красной Армии.
Утром следующего дня к Каневу подошли три бронекатера Пинской военной флотилии. Они стали у небольших островов близ железнодорожного моста в излучине Днепра. На станцию прибыл бронепоезд. Другой бронепоезд находился в тылу, в Леплявском лесу. Через некоторое время в стыке между нашей и девятой заставами расположился взвод крупнокалиберных зенитных пулеметов. С воздуха переправу прикрывало звено истребителей.
Нигде нас не поддерживало столько огневых средств, как здесь, никогда еще так тщательно не были оборудованы наши окопы, траншеи и ходы сообщения. Перед нами лежал широкий водный рубеж. А впереди, за Каневом, были еще наши части. Правда, вражеская авиация беспрерывно бомбила станции снабжения 26-й армии Лепляво и Золотоношу, однако нас и мосты фашисты не трогали. Видимо, они рассчитывали в будущем воспользоваться переправами.
Прошла неделя. Бойцы успели привыкнуть к новой для них жизни. Они научились спать и есть в окопах, коротать в них досуг. Питаться мы стали вполне сносно. Каждый день старший лейтенант Регеда подвозил в термосах горячую пищу. К концу недели нам привезли даже газету. Правда, это была не центральная, а только армейская газета, но и ее мы прочитали с огромным интересом. Небольшой газетный листок переходил из рук в руки, из окопа в окоп. Его затерли до дыр.
Помню тот вечер. Солнце давно опустилось за горизонт, лишь у самого края неба багрянились облака. Ветерок пролетел над Днепром, взвихрил воду. Потом набежал на берег, прошумел в кустах, поднял сухую песчаную пыль, погнал ее к воде. Так повторилось несколько раз. Наконец ветер стих. Наступила ночь. Я ворочался с боку на бок на прогревшемся за день песке и вспоминал только прочитанное в газете: 'В течение дня на ряде участков Западного направления противник, используя большое количество моторизованных войск и авиацию, не считаясь с огромными потерями, пытается развивать наступление против наших войск. Атаки немцев наталкиваются на упорное сопротивление частей Красной Армии. На Юго-Западном направлении немцы продолжают вводить в бой новые силы. Противодействуя врагу, наши части сдерживают наступление противника и наносят ему значительный урон'.
Не одолев бессонницу, я решил проверить службу нашего охранения. В стрелковых отделениях все было в порядке, часовые докладывали четко, а вот у станкопулеметчиков сержанта Смолянца все спали. Я разбудил Смолянца и сделал ему необходимое внушение. Потом, выбравшись из траншеи, направился к понтонному мосту. Так, переходя от одного окопа к другому, я встретил утро 30 июля.
Розовело небо. Стояла абсолютная тишина. Вода в Днепре, казалось, остановилась. В серой дымке рассвета я увидел сидевшего на бруствере сержанта Михайлова. Присел рядом, и мы стали любоваться утренней рекой, всплесками проснувшейся рыбы. Незаметно над водой поплыл приглушенный урчащий гул. Мы не могли понять, что это. Потом в этот гул ворвался шум моторов трех наших 'ястребков', вынырнувших из-за Леплявского леса. Стоявший по ту сторону моста бронепоезд заворочал башнями, направляя стволы орудий на дорогу, подходившую к городу. Туда же развернули пушки и бронекатера. Сержант Михайлов, я и подошедший к нам пограничник Макаров всматривались вдаль, но ничего, кроме клубящихся столбов пыли над дорогой, не видели. Тогда мы прошли к железнодорожному мосту и взобрались на него. Растянувшейся длинной колонной к Каневу двигались фашистские войска: танки, бронетранспортеры, машины с пехотой. Гитлеровцы, по-видимому, не рассчитывали встретить тут серьезного сопротивления.
Как только голова колонны приблизилась к нашей обороне, воздух потрясли сильные взрывы. Всей мощью своих орудий обрушились на врага бронепоезда и катера Пинской флотилии, а из Леплявского леса через наши головы ударила по врагу тяжелая артиллерия. Дорогу заволокло гарью. Занялась пламенем пшеница, кругом стоял отчаянный треск и грохот. Гитлеровцы бросали горящие машины и танки. А орудия бронепоезда продолжали посылать снаряд за снарядом прямой наводкой. В орудийный гул врезалась пулеметная трескотня. Это пулеметчики маневренной группы расстреливали вражескую пехоту. Так продолжалось около часа. Не выдержав, противник стал поспешно отходить. Мне и сейчас, через годы, слышится перекрывающий гул артиллерийской канонады взволнованный голос сержанта Михайлова:
- Смотри, Макаров, смотрите все, как умеют драпать фашисты, когда на их пути становится равная сила!
Мы смотрели на дымящуюся, охваченную пламенем дорогу и думали: если бы у нас все время была такая артиллерийская поддержка, столько боеприпасов, если бы не только у Канева, а на каждом рубеже на пути фашистов вставал такой огневой заслон, никогда бы гитлеровцам не удалось занять ту территорию, которую они захватили в начале войны. В тот последний день июля у каневских мостов через Днепр мы отчетливо осознали, что мы можем бить фашистов.
Мощный огонь, которым встретили защитники Канева фашистских завоевателей, неудача при попытке овладеть городом и переправами с ходу, по-видимому, всполошили гитлеровское командование. Весь следующий день над нашей обороной висели вражеские самолеты-разведчики, пытаясь засечь артиллерийские позиции.
Однако бронепоезда - эти
