Златокудрые красавицы приземлились и кольцом окружили гостя. А у того голова кругом шла от обилия белых тел, кудрей и сиреневых глаз. Мутный взгляд Гаврилы застыл на длинных ногах красоток. Пауза затянулась, пора было уже вступать в контакт, - и он вступил, стараясь глядеть на розовые мочки ушей.
- Дорогие дамы, я ваш гость на планете Яго. Я прилетел с третьей от солнца планеты - Земли.
Гаврила запнулся, кашлянул в кулак и дерзко продолжал:
- Я так понимаю, что у вас отсутствует текстильная промышленность, и поэтому вы того, ну, голые.
Гаврила покраснел так жарко, что к его лицу опасно было подносить спичку.
- Интересно, а у вас есть понятие стыда? Ведь перед вами стоит человек противоположного пола!
Одна из женщин подошла к Гавриле, чтобы отвечать и спрашивать от имени остальных.
- Нам незнакомо слово стыд. Вы лирик?
Гаврила засмотрелся на ее малиновый ротик, из которого во время разговора вылетали синие и перламутровые шарики.
- Нет, стихов я никогда не писал. На далекой Земле я был инженером, пропагандистом, мужем и отцом, - гордо ответил Гаврила. - Отчасти братом, - прибавил неуверенно, - ввиду пятнадцатилетнего стажа.
- Мы не знаем таких слов. Все темные слова, падающие к нам из космоса в виде сгустков, мы храним в дупле старого дерева.
- Интересно, какие же слова к вам падают?
- О, их очень много: коррупция, коммунизм, капитализм, инфляция, эмансипация...
- Забудьте эти слова, милые дамы, зачем вы их храните? На кой хрен они вам нужны?
Гаврила и не сомневался в том, что они не знают этого растения, раз приняли его за лирика.
- Да, кстати, почему вы приняли меня за лирика?
- Планета Яго - планета Любви. Через три Луны наступит время Радости, и с северного полушария к нам прилетят лирики.
- Мужики, что ли? - не понял Гаврила.
- По-земному мужики, а по-нашему лирики.
- И в чем же заключается ваша любовь? - не унимался Гаврила.
- О, мы летаем парами и целуемся, - переливчато захихикали женщины.
Гаврила посмотрел на бордовое солнце и присвистнул.
- Не густо. Ну, а кроме поцелуев, какие у вас проблемы?
- Проблем хватает! - отвечала златокудрая. - После времени Радости приходит время Грусти, и мы разлетаемся поодиночке на большие расстояния. Ты знаешь, что такое грусть?
- Ну еще бы! Когда ко мне приходила грусть, я пил водку, один, как старый пес. Потом я начинал рисовать червяка, и ему я говорил о наболевшем, а он слушал и вздыхал.
Гаврила вдруг настолько освоился, что стал делать приседания.
- Да вы не пугайтесь, просто тело требует движений.
Поприседав, Гаврила задумался.
- А вот желудок ничего не требует. Странно. Чем это объяснить?
- Тем, что море Винос выделяет благодатные пары и питает нас.
- Что вы говорите! - подпрыгнул Гаврила. - И где же это море?
- Это море в долине Васильков, при двух Лунах там купаются лирики. После тяжелой морской воды они засыпают прямо на берегу.
- Забавно, - смекнул Гаврила. - Ну вот что, вы мне покажите это море. Гаврила заговорил тоном, не терпящим возражений. - Во-первых, неприлично скрывать жемчужину Яго, ну и во-вторых, мне как ученому необходима информация о водных ресурсах вашей планеты для будущих поколений, - важно заключил он.
Гаврила не любил врать, и уж, конечно, ни о каких будущих поколениях он не думал. Просто его разбирало такое любопытство, что не соврать он не мог. 'Хотя можно было обойтись и без вранья', - весело подумал Гаврила. Эти куклы не понимают половины слов. Наверняка в дупле старого дерева валяются слова: ученые, поколения, пропагандисты.
- Тебе нельзя туда, ты пришелец, - услышал он строгий голос.
- Ну, ну, ну, - возразил Гаврила, - а клеща крапчатого не хотите?
- Что? Что?
- А то, что он может сожрать ваших лириков, с кем тогда целоваться будете?
Женщины пошептались и решили показать ему море Винос. А еще они попросили Гаврилу не произносить слово 'женщины', оно, оказывается, для них порочно.
- А кто же вы есть? - изумился Гаврила.
- Профурсетки, - хором ответили они.
- Дикость какая-то, - раздраженно заметил Гаврила. - И какой только умник придумал.
Едва успев договорить, Гаврила почувствовал, как неведомые силы толкнули его на что-то мягкое. Опомнился он в воздухе на белоснежном пушистом листе. Женщины летели рядом. В розовых лучах солнца они были еще краше. Вишенки в волосах лопнули, и появились нежные белые лилии. Гаврила вдруг увидел себя и очаровательный эскорт со стороны. 'Сказочно! Невероятно! По-коммунистически! Ой, что это я!' И тут же успокоился: 'Ах, да это же земные пережитки!'
Показалась долина Васильков. Васильки ростом с подсолнух покачивались и перезванивались между собой. И наконец заголубело море Винос. Гаврила разочарованно присвистнул. 'Море размером с пруд, разве только вода голубовато-прозрачная и желтый песочек, вроде как морской'.
- Вот мы и прилетели, - услышал Гаврила, - это и есть море Винос. Гаврила заерзал на листе. 'Я так понимаю, что эти фурии и не думают приземляться', - с досадой подумал он. Женщины молчали и во все глаза наблюдали за Гаврилой.
А Гаврила вдруг взял да и спрыгнул с листа в море. Что тут началось! Крик, шум, возня на берегу. А в крошечном море Винос плыл Гаврила Мамонтов. Вода бусинами стекала по лицу и попадала в рот.
- Вкусно, - наслаждался Гаврила. Но чем больше капелек таяло во рту, тем тяжелее становилось плыть. На душе у Гаврилы потеплело, и Эзоповы слова завертелись на языке: 'Выпей море, Ксанф, выпей море, Гаврила'. Три глотка только и смог сделать Гаврила и тут же уперся ногами в отмель. Прошел два шага по берегу и упал.
- Ты нарушил светлые чары нашей планеты! - верещали женщины, боясь приблизиться к нему.
Пьяный Гаврила, не обращая на них внимания, снимал с себя мокрую одежду, приговаривая: 'Я намедни медку поел, и ни жу-жу. Девочки, вам знакома такая игра - кегельбант? А банты я сам лично буду завязывать на попке...'
- Гаврила, мы должны тебя наказать, или сам Римша сюда прилетит и убьет тебя.
- Фурсетки, вы что-то не то тарабаните. Не надо крови, не надо. Не будем кровожадными, давайте лучше я вам стишок прочту.
В клетчатых трусах, с широко расставленными ногами, он гордо вскинул голову и с пьяной одержимостью заорал:
Женщина - ситцевый пряник,
Женщина - леденец!
Эти люля-кебаб, жирные люля-кебаб,
Бараний жир зальет весь мир...
Гавриле вдруг нехорошо стало, при слове 'жир' во рту горечь появилась. А женщины кричали: 'Римша, Римша!'. Больше Гаврила ничего не помнил.
Проснулся он в пещере из синего камня. На плече его лежала маленькая, теплая рука. Возле себя он увидел женщину, она сидела в его рубашке и что-то тихо напевала. Ее золотистые волосы были заплетены в косу, а носик-пуговка смешно вздернут.
- Кто ты? - спросил Гаврила. - Ты, ты, ты, - неслось по пещере.
- Я Иза, - чуть слышно ответила она.
И тут Гаврила заметил, что глаза у нее разные, один глаз желтый, другой голубой, кожа светилась перламутром, и ямочки, о боже! Гаврила чуть с ума не сошел от этого чуда. Отрешенный взгляд ее блуждал по лицу Гаврилы и дарил ему свет. А Гаврила уже будто бы и спятил от захлестнувшей любви.
- Я люблю тебя, - проблеял он.
- Ты чуть не погиб, тебя ищут. - Она, казалось, не слышала его слов. Ты должен улететь на северное
