ходим, он его поправит, хочет того или нет.
Обрывок веревки, прицепленный за шею, и поводок в руке Саши Самур воспринял как нечто оскорбительное. Он уже отвык от подобного обращения, но смирился, считая, что близкие ему люди лучше знают, что делать. Однако обида нет-нет да и всплескивалась. Самур понуро плелся позади Саши, как овца на заклание, часто отставал, и тогда поводок натягивался, а ошейник сдавливал горло. Он тихо свирепел, ощущая жгучий протест раба.
- Ну что ты, Самур? - выговаривал Саша и ласково гладил его.
Обида исчезала, однако ненадолго. Куда волокут его?..
Рыжий проводил их до подъема на гору, он все время степенно и важно шел рядом с овчаром, но без всякого хвастовства, как добрый друг. Чтобы не ущемить гордость собаки, кот не резвился и не убегал в сторону, считая, что это может только раздразнить пленного товарища. У подъема Рыжий отстал и залез на каштан, чтобы подольше видеть печальный караван, медленно шествующий в неизвестном для него направлении.
На пасеку пришли к обеду. Цибы в доме не оказалось. Но дверь он не запер - значит, ушел ненадолго. Посидели у порожка. Саша снял с Шестипалого веревку, овчар не испытал никакого желания бежать, лег рядом и закрыл глаза. Устал все-таки, силенка не та.
- Вот досада! - сказал Егор Иванович, посматривая на часы. - Каждая минута на счету, а тут сиди и жди.
Вдруг Самур поднял голову и тихо зарычал. Егор Иванович проследил за его взглядом: овчар неотрывно смотрел в кусты на дальней стороне поляны. Потом затих, но время от времени поднимал голову и ставил уши торчмя.
Михаил Васильевич Циба перехитрил Молчанова и на этот раз. Когда пробирался через лес, то не переставал хвалить себя: как это он умудрился сперва выглянуть! Вот был бы номер, возникни он с винтовкой перед лесником! Неважно, что без дичи, без улик. Но винтовка!.. Увидев Молчанова, которого никак не ожидал у себя, потому что ушел он с сыном на перевалы, увидев его, Циба просто обомлел. Что это заладил на пасеку? Пока Михаил Васильевич соображал, скрываясь за кустами, Самур рычал, но Циба не заметил собаки, быстро ушел в глубь леса, спрятал винтовку и обошел поляну кругом, чтобы выйти к неожиданным гостям с другой стороны.
Циба подошел тихо, из-за спины. И тут произошла сцена, которая, будь овчар поздоровее, могла кончиться для пасечника очень печально.
- Кого вижу! - тоном, рассчитанным на неожиданный эффект, произнес Михаил Васильевич и развел руками.
Молчановы оглянулись. Самур вздрогнул и, собрав все силы, безмолвно бросился на Цибу. Он сшиб его с ног и нацелился на горло, но пасечник ловко перехватил шею собаки и закричал так, что пчелы взвились над колодами.
- Аа-а-а! - орал он на высокой ноте, сдерживая грозного овчара.
Саша бросился в свалку и прикрыл Цибу своим телом. Самур, неузнаваемо ярый, хрипел и рвался, но слабел с каждой секундой. Руки Молчанова-старшего уже крепко держали его за загривок. Циба повернулся и на четвереньках уполз в домик.
- Тихо, тихо, Самур, - приговаривал Егор Иванович, а сам уже накидывал на шею ему веревку. - Александр, ну-ка подсоби. Вот так. Сидеть, Самур! Смотри, как он рану свою разбередил. Что с ним произошло? Не могу понять. Такой спокойный, и вот...
Самур завалился на бок, дышал тяжело и хрипло. Этот прыжок стоил ему дорого. Ярость проходила, зато рана открылась, и он почувствовал, что сейчас умрет. Саша принес ему воды, овчар лизнул раз-другой и закрыл глаза. Кажется, лучше. Пусть только не показывается тот...
Егор Иванович уже стоял возле дверей домика и слушал, как бормочет и всхлипывает перепуганный Циба, ждал, пока тот переоденется. Дверь открылась. Лицо пасечника, белее мела, все еще выглядело испуганным, на лысине блестели капельки пота.
- Черт, черт! - твердил он и все искал глазами, где этот пес, едва не погубивший его. - Он же бешеный, дядя Егор! Его на испертизу надо отправить. Рази умный кобель кинется на спокойного человека! И на кого - на суседа твоего, а? Нет, он бешеный, истинная правда. Ведь он меня жизни хотел лишить, ты видел, видел? Александр, крепко держи его, я выйти хочу, понял? Смотри не упусти. Ну и ну...
- Садись, Мишка, и утихомирься, - строго приказал Егор Иванович. - Вот так. А теперь сказывай, ты где и когда встречал Самура?
- В глаза не видел! Да на кой он мне, леший! Выходит, я еще и виноватый! Что за люди!..
- Слушай, зря он не кинется, не такой пес. Что ты ему сделал, говори?
- Ни сном ни духом не ведаю. И никогда, чтоб ударить или как еще. Хошь поклянусь?
- А кто стрелял в него?
- В собаку? Понятия не имею. Зачем же стрелять, я ж его знаю, и он меня тоже. Бешеный кобель, не иначе.
- Ой, Мишка, таишь ты плохое, по глазам вижу! Если узнаю, что ты... Сам расправлюсь властью, мне данной.
- Дядя Егор! Вот с места не сойти! Ну, с медведем ты меня попутал, каюсь. Все сполню, мясо сдам, как положено, штраф уплачу, но насчет чего другого ты зря. Неповинен я ни в чем. А что кинулся пес, так он же сбесился, не иначе. Он и на тебя может, так что сам опасайся.
Самур поднял голову, и этого оказалось достаточно, чтобы Циба подвинулся к двери. Но овчар уже не мог сделать зла. Все в нем погасло, ослабело, сейчас он хотел только одного - чтобы оставили его в покое и чтобы сидел рядом с ним Саша и гладил, гладил и говорил ему что-то ласковое и тихое. Взрыв ярости против этого лысого человека, чей вид и запах напомнили ему страшную ночь, и эти сапоги, которые били его, уже смертельно раненного, там, у лесного домика, - все отошло куда-то далеко-далеко, подернулось туманом, и сейчас он хотел только покоя. Саша и отец переглянулись. Неужели все-таки Циба был там, у домика? Не хотелось верить. Сосед - и вдруг...
Егор Иванович сказал:
- Ладно, мы к этому еще вернемся. Но ты в чем-то повинен перед моим овчаром. Не бешеный он. Просто мстит тебе за обиду. Лучше скажи, Михаил, все равно узнаю.
- Не в чем мне виниться, дядя Егор. - Циба прижал ладони к груди и смотрел на лесника глазами невинного младенца.
- Не верю, - сказал лесник. - Учти, с моим Самуром нельзя шутить. И если ты не хочешь неприятностей, сдружись с ним. Иначе беда. Он не простит. Это мы вот здесь, а если один на один встретишься? Кто тебя спасет? Уж лучше ты с ним лаской, лаской, может, и забудет он про старую обиду.
- Да будь он проклят, чтобы я!..
- Напрасно, Миша. Мало ли что. В общем, советую подружиться.
- Боюсь я его, дядя Егор. Вон как зырит...
- В него стреляли недавно. Больной он.
- Ух ты! А кто?
Егор Иванович усмехнулся:
- Тебе лучше знать.
- Уж не на меня ли грешишь? Да я, если хочешь, могу и...
- Клятву твою знаю. Молчи. - И, перед тем как сказать о главном, сделал паузу. Потом твердо произнес: - Вот что мы сделаем: оставим Самура здесь. Поправь его, выходи, поставь на ноги.
- Ни в жисть! - Циба выставил перед собой ладони.
- Еще раз говорю: в твоих же интересах, Мишка. Подружишься - он обиду забудет.
Циба призадумался. Перспектива, конечно, заманчивая. Если собака лесника будет видеть в нем второго хозяина, это сулит некоторые выгоды. Овчар не тронет его, след не возьмет, так что... Но с другой стороны... Вдруг не простит той ночи? Поправится, выждет момент - и тогда прощайся, Миша, с белым светом. Ишь, ведь прямо на горло целился.
Он сказал, притворно вздыхая:
- Это все преотлично, дядя Егор. А ну-ка он сдохнет за эту неделю? Ты же меня тогда...
- Тогда не жди хорошего, Мишка, это точно. Спрошу по всей суровости, по закону леса.
