казалось.
- Будет ходить, - сказал Молчанов, имея в виду Самура. - Может, и привыкнет к дому. Я завтра уеду, так ты подкармливай его, но не навязывайся. А то отпугнешь. Как все-таки он одичал!
- Вот тебе и воспитание! - сказал Саша, вспомнив о недавнем разговоре.
Глава тринадцатая
ЧТО-ТО БУДЕТ
1
Целую неделю в доме лесника Молчанова раздавались веселые голоса, было шумно и оживленно. К Саше то и дело приходили друзья. Их привлекали не только общие интересы, но и забавный звериный молоднячок, подрастающий на лесниковом дворе.
Но о Самуре, еженощные встречи которого со своим щенком стали такой же необходимостью, как пища и вода для животного, Молчановы никому не рассказывали, чтобы не привлекать внимания к одичавшей собаке. Отец и сын в равной степени верили, что овчар постепенно привыкнет и останется у них в доме.
Волчонка назвали Архызом, он уже отзывался на свою кличку и смешно подбегал к зовущему; голова, что ли, у него перевешивала, разбежится - не остановишь, и все время его почему-то заносило вправо: косолапые ноги бежали в ту сторону, куда склонялась тяжелая, брудастая голова. Он еще не справлялся со своим телом.
Ел волчонок теперь все, но когда Саша обнаруживал за оградой еще теплого зайца, принесенного заботливым Самуром, то прятал кровяную добычу. Считал - и, наверное, справедливо, - что малышу рано знакомиться с пищей, способной развить в нем инстинкт хищного зверя.
Вскоре Егор Иванович ушел в дальний обход. То ли Саша недоглядел, то ли у него не хватило времени на выслеживание овчара, но Самура в ту ночь, когда ушел отец, у ограды он не заметил. Архыз покрутился-покрутился в траве и печально вернулся под крыльцо. И на второй и на третий день овчар не появлялся. Саша строил разные догадки и дольше, чем всегда, возился с Архызом, который явно скучал. Похоже, Самур изменил своему первоначальному решению - приходить на встречу с волчонком каждую ночь.
Через несколько дней Саша получил из Ростова извещение, что документы приняты и он, абитуриент университета, должен явиться для сдачи экзаменов туда-то и к такому-то дню. Об этом письме Саша тотчас рассказал матери и оповестил друзей. Почти одновременно почтальон передал ему второе письмо, со штампом Желтой Поляны. Это письмо он читал в одиночестве и о содержании никому не рассказывал. Ходил в тот день задумчивый, какой-то ушедший в себя и все улыбался. Тайком улыбалась и мать. Она понимала.
Пришел день, и Саша покинул свой дом. Уехал в Майкоп, чтобы оттуда повести группу туристов через Кавказ. Он очень спешил в Желтую Поляну.
Елена Кузьминична осталась в одиночестве. Все в доме затихло. Не хлопали двери. Не надрывался транзистор. Умолк смех и громкий разговор. И она свое внимание, всю материнскую ласку отдала малышам, населяющим небольшой двор лесниковой усадьбы.
Пожалуй, из всех трех самым ласковым и отзывчивым был все-таки волчонок Архыз. Может быть, потому, что самый маленький. Он так и бегал за хозяйкой, так и просился на руки. Стоило его взять, как начинал лизать руки, а потом засыпал на ладонях тепленьким, беспомощным комочком, лишь изредка вздрагивал и поскуливал, переживая во сне свои детские радости и огорчения.
А подрастал быстрее всех Хобик. День ото дня становился выше, грациозней, умней. Его проделкам не было конца. Он катал по земле медвежонка, раздувая ноздри, прыгал на Архыза, и тот благоразумно ложился на живот, как можно плотнее припадая к земле. Но потом, осмелев, пытался хватать Хобика за тонкие ножки, злился, визжал, а когда уставали оба, ложились рядком. И однажды Елена Кузьминична увидела: разбросал ножки олененок, откинул голову, а на мягких складках у горла его покоилась зубастая мордочка волчонка.
Лобик пристрастился лазить по деревьям и дважды убегал со двора в сад. Ему ничего не стоило перебраться через забор. Когти у него сделались длинные и острые, он, по всему видно, сознавал, что может нанести боль, и прятал их очень старательно, но мог и пустить в дело.
Так случилось, когда однажды он перелез через изгородь и очутился на улице поселка. Постоял, осмотрелся и, унюхав пищу, зашагал к корыту напротив дома, из которого ели поросята. Отогнал их и стал осторожно лакать кислую сыворотку. Но уже поднялся шум, и на медвежонка понеслась большая дворняга. Она бежала и лаяла, стараясь приободрить себя, а может быть, и напугать медвежонка. Лобик молниеносно сел на задние лапы, бойцовски выпрямил спину и одну переднюю лапу опустил в корыто, показывая, что это - мое. Дворняга прыгнула на него, он не уклонился и свободной лапой ударил собаку по уху. Дворняга перевернулась и упала, а ухо и клок кожи с головы ее остались в когтях Лобика.
Так он утвердил свое достоинство. Это утверждение стоило Елене Кузьминичне неприятностей, хлопот и штрафа. Она загнала Лобика домой и наказала. Но что она могла сделать с повзрослевшим воспитанником, если забор ему уже нипочем? Сажать на цепь? Жалко. И она решила подождать хозяина. Как скажет, так и будет...
Самур не показывался.
Между тем разгоралось лето. Дикие груши и яблони отцвели и покрылись зелеными плодами. Они обещали большой урожай, но пока что плоды крепко держались на ветках и были несъедобными. Зато покраснели кроны дикой черешни, спелые ягоды обвесили ветки, как игрушки праздничную елку. Налетели на черешню дрозды-лакомки, посыпались красные и черные ягоды на землю. По ночам под черешни собирались кабаны, там слышалось чавканье и хруст твердой косточки. Подобрав на земле все до единой ягодки, кабаны принимались тут же рыть податливую землю в поисках старых косточек и свежих корешков. Под утро все было перепахано, возле дерева держался устойчивый запах свинарника.
Зацвел рододендрон, склоны гор, полоненные этим кустарником с глянцевитыми толстыми листьями, сделались нарядными. На тропах, ведущих к перевалу, появились свежие человеческие следы, задымили костры около приютов. Начался туристский сезон.
Дикие звери заповедника постепенно покидали слишком шумные места и перебирались дальше к востоку, где сохранялся глубокий резерват и люди не встречались.
Мирно и скрытно паслись олени. Косули и серны забрались в самые неприступные места. Кабаны ходили по скрытым тропам. Зубры потеряли интерес к дальним передвижениям и толкались в одной какой-нибудь полюбившейся долине. Медведи отощали и слишком были заняты отыскиванием пищи, чтобы озорничать. Животные в это время года занялись очень важным, пожалуй, самым важным делом жизни - воспитанием малышей. На игры у взрослых не оставалось времени. На долгие переходы - тоже.
Серьезное время.
2
Когда Егор Иванович появился в районе своего лесного домика, Рыжий как раз отлучился по важным кошачьим делам. Он проводил часы досуга в обществе славной черненькой Мурки на туристском приюте, примерно в трех километрах от лесной сторожки. Это были веселые и хлопотливые часы. Бесконечные концерты по утрам, лазанье на крыши домиков, переговоры на языке любви с таким душераздирающим музыкальным сопровождением, от которого поднимались самые тренированные туристы, способные спать и во время оглушающей грозы и под грохот 'Спидолы' со свежими батареями. В Рыжего и его подругу летели палки, их осыпали всякими нелестными словами, но они начисто игнорировали общественное мнение и хмельными чертенятами скакали с крыш на деревья и обратно, полагая, что людям можно простить их странное недопонимание. Поют же сами? Почему нельзя развлекаться кошачьей паре?..
Поустав от приключений на туристском приюте, испытывая какую-то сладкую тягу к покинутому родному дому, Рыжий в конце концов довольно легко оставил свою подругу и поздним вечером помчался вдоль реки к сторожке, соображая по пути, где бы поесть.
До хижины оставалось метров триста, когда Рыжий вдруг почуял запах, от которого душа его возликовала. Хозяин! Кот прибавил прыти, голод заставлял скакать как можно быстрей. Уж где-где, а у хозяина всегда найдется что-нибудь вкусненькое.
Рыжий свернул с тропинки, чтобы сократить расстояние, и, задрав хвост, побежал через каштанник. В спешке он не успел расшифровать предостережение, которое таилось в застывшем воздухе леса, и чуть не наступил на страшное существо, свернувшееся клубком под густым орешником. Взъерошенный, испуганный, взлетел кот на ближнее дерево и зелеными глазами уставился на одушевленный предмет, так напугавший его. Рыжий хорошо видел в темноте. Каково же было удивление и - не скроем - радость кота, когда он узнал под кустом Шестипалого! Выражение мордочки у Рыжего тотчас изменилось. Усы пошли в стороны, нос
