- Секунды, уже секунды.
В следующий миг рукав Питателя наполнился голубым огнем, завибрировал. Можно было вообразить, какие огромные массы звездного вещества мчат сейчас через силовой тоннель, но ни мощность полей, удерживающих выброс в Питателе, ни его назначение - куда? Куда все же уходит энергия? пониманию не поддавались.
Выброс окончился так же внезапно, как и начался. Слепящий блеск исчез, рукав Питателя медленно тускнел.
Рядом с Ильей о чем-то горячо толковала группа физиков. Илья прислушался: ученые обсуждали феномен 'скупости' пульсара. По всем расчетам получалось, что плотность потока нейтрино и рентгеновского излучения звезды должны быть в сотни раз больше. 'Чему возмущаться, заявил чернявый пожилой физик, кажется, Лебедев. - Благодарите бога, что Скупая в самом деле скупая. Иначе мы даже приблизиться к Окну не смогли бы. А так ничего - чуть ли не под боком у пульсара работаем'.
Илья вспомнил Крайнева и порадовался его проницательному уму. Скупость пульсара прекрасно вписывалась в гипотезу 'Окно - энергетическая система'. Конечно же, ее создатели умудрились каким-то образом закапсулировать почти все виды излучения звезды - к чему им такие гигантские потери?
Он стал пробираться к Юргену Шварцу:
'Все-таки, что с ним? Почему вдруг космолог так затосковал? Только ли из-за того, что мироздание не хочет сдаваться без боя и никак не вмещается в его логические схемы? Надо поговорить с Юргеном'.
Однако осуществить свой замысел Илье не удалось.
- Я так и думала, - засмеялась Лоран, появившись перед ним, как джинн из бутылки. - Все вы такие, мужчины. Расстроить бедную девушку - это пожалуйста. А восстанавливать ее душевное равновесие кто будет? Кен Треверс, что ли? Так я его боюсь. Особенно... после приема хаотической информации.
- Ты неисправима, Поль, - улыбнулся Илья. Он подумал, что и через тысячу лет, все равно каких бы высот ума ни достигло человечество, обязательно будут рождаться вот такие насмешливые и совершенно несерьезные создания, потому что такова уж природа человеческая, и это просто великолепно, что они были, есть и будут - вот такие создания...
- Полетели в сад! - потребовала Лоран. - У, меня жажда общения, и твой профессиональный долг - утолить ее.
- С удовольствием, - согласился Илья. - А то Крайнев уже беспокоится, что я получу информационный шок. Заработался!
- Мой бедный 'ангел', - Полина смешно наморщила нос. - И куда только врач Станции смотрит? - Она взяла Илью за руку. - Полетели.
Они поднялись на второй уровень сада - уровень задушевности.
Полина, оглянувшись по сторонам, решительно вломилась в густой малинник.
- Там, дальше, растет несколько ранних яблонь, - заговорщицким тоном сообщила она. - И уже, наверное, есть чем полакомиться. Осторожней ветка.
Трава возле деревьев немного выгорела. В саду стояла середина лета, и белесое небо над ним дышало зноем. Пахло полынью. В малиннике лениво отзывались птицы, а от кислющих маленьких яблок сводило скулы.
- Послушай, Поль, - поинтересовался Илья. - Ты ведь еще девчонкой использовала право вето. Почему? Дети ведь наоборот - боготворят нас. Как и мы их, впрочем.
В глазах Полины зажглись насмешливые огоньки.
- Вторгаешься все же? В сокровенное и интимное? Ну, ну... Да пустое все это... Дом у нас был огромный - тридцать четыре семьи. Представляешь, сколько друзей?.. Я тогда пела немного. Точнее - импровизировала, было такое увлечение. Мы тогда жили в Крыму, а Толик - в Ташкенте...
- Поль, Поль, - покачал головой Илья. - Опять романтическая история.
Лоран шутку не приняла, досадливо повела плечом.
- Нет. Он потом, когда мы выросли, стал моим мужем... Так вот. Увидел он раз голограмму праздничного представления, в котором я выступала. Узнал личный индекс, позвонил - восхищался. Потом еще звонил... А весной уговорил своих родителей - прилетели они в Крым. Объясниться Толик или не умел, или боялся. Так он через Службу Солнца давай фокусы выкидывать. И все - на публику, чтоб другие знали. То имя мое на склоне Ай-Петри огромными камнями выложил, то уговорил знаменитого певца приехать к нам в Алупку и устроить концерт в мою честь... Словом, ребячество. Я это все разом и прекратила.
Илья улыбнулся.
- Камни он, пожалуй, без нашей помощи таскал... Но в принципе, я так понимаю, дело ведь не в этой детской истории.
- Дело в самом принципе. - Полина подставила лицо густому свету, льющемуся с иллюзорного неба. - Я не люблю опеки. Какая бы она там ни была. Она размагничивает. Наш древний коллега Павлов писал о рефлексе свободы. Это высший рефлекс - стремление к преодолению преград. Заметь, к самостоятельному преодолению.
- Ты - сильный человек, Поль, - тихо сказал Илья. - Но ведь есть и слабые. И вообще, материальное раскрепощение не сделало человека автоматически счастливым. Напротив. Жить стало во сто крат сложнее. Потому что обогатились разум и душа, появилось больше времени для мыслей и чувств - и страсти человеческие приобрели новые качества. Тоньше стали, глубже, пронзительней. Теперь и Ромео не в диковинку да и Отелло уже не те. Куда там классическому ревнивцу до нынешних...
- Да ну тебя, - засмеялась Полина. - Никогда не поймешь: серьезно ты или шутишь.
- Я серьезно, - подтвердил Илья. - Рефлекс свободы - это, конечно, здорово. Но ведь существует еще и наиважнейший закон жизни - закон целесообразности. И все, что осталось скверного в человеке, нецелесообразно, вредно, противоестественно. Как и все остальное, что мешает ему быть счастливым.
- Меморандум твой я, кстати, слышала. Еще на 'Бруно'. - Полина была абсолютно невозмутима. - Впечатляюще, но ты не во всем убедителен. Где пределы ваших добродеяний и где начинается сугубо личное, неделимое?
- Все, Поль, все - личное, - вздохнул Илья. - Мы помогаем тем, кто просит помощи. Или тем, кому она жизненно необходима. Кроме того, добрые деяния - только малая толика нашей работы... Ты, наверное, и не подозреваешь, что плоды забот Службы Солнца окружают нас со всех сторон. Даже в мелочах.
- И сад этот тоже? - Полина иронизировала.
- Угадала. По крайней мере, его уровни общения. Кстати, до нас искусством общения вообще никто всерьез не занимался. Возьми, например, устройство Станции. Периодические изменения геометрии и интерьера ее помещений; чередование зон невесомости с зонами нормального тяготения; устройство иллюминаторов - все это для того, чтобы насыщать людей эмоциями, облегчать тяготы жизни в условиях замкнутого пространства. И все это, кстати, помогали разрабатывать Садовники.
- Признайся, Илья. - В зеленых глазах Лоран отражалось кружево листвы. - Чтобы обратить меня в свою веру, ты бы, наверное, даже женился на мне?
- Не могу, никак не могу, - засмеялся Илья. - Ты... ты мне... противопоказана.
- То есть? - его смех озадачил девушку.
- Помнишь, - Илья вернул лицу серьезную мину. - Когда мы первый раз столкнулись - буквально, буквально! - ты мне посоветовала вычислить... А я дельные советы ценю. Логический блок тут же выдал мне все сведения о Полине Лоран, попутно заметив, что данная особа астрономически далека от моего идеала. У меня, кстати, очень толковый блок...
- Оно и видно, - ядовито заметила Полина. - Слишком часто ты им пользуешься. Удачный симбиоз.
Они шутили и насмешничали друг над другом, все дальше уходя от первоначальной дискуссии, от прошлого, от философских обобщений и частностей, и оставался только сад, дразнящие земные запахи, голоса птиц и сумбурный, необязательный разговор. Иногда загадочный и тревожный, как взгляд Полины. Чаще - осторожный, будто шаги охотника. В целом же легкий и стремительный, из тех разговоров, которые оставляют по себе не глыбы смысла, а ощущение. Ощущение радости, что ли...
- Ой, чуть не забыла, - всполошилась вдруг Полина. - У меня в шестнадцать связь с Землей.
Они спустились на первый уровень, прошли мимо пруда, где у кафетерия человек шесть звездолетчиков дрессировали вислоухого щенка. Щенку наука явно не нравилась, он лаял и все норовил удрать в кусты. Дальше, за деревьями, на спортивной площадке глухо стучал мяч.
