Девушка потерлась-потерлась об меня, засмеялась и убежала. А туземцы, как по команде, даже те, кто был занят в этот момент любовью, изумленно повернули ко мне головы. Думаю: они же меня живым в землю закопают! Зачем им нужен такой вождь, у них уже был такой. В который раз за этот длинный день моя жизнь висела на волоске. Но я успокоил туземцев движением руки - ничего, ребята, все будет о'кей, с кем не бывает. Я найду выход из положения. Винограда и других фруктов на острове в достаточном количестве. Достану дрожжи... А не достану дрожжей, буду давить виноград в какой-нибудь большой посуде, перебродит - вот уже и пять-шесть процентов спирта. Отделить спирт от сока методом испарения на огне с последующей конденсацией продукта... А сухое вино на меня не действует, от сухого у меня только заплетается язык. Что-нибудь придумаю. Живут же люди в какой-нибудь глухой деревне, куда не привозят ни водку, ни коньяк, виноград не растет, но как-то размножаются. Накидают в бочку с водой зеленых яблок еще чего-то, что растет, и через какое-то время можно пить. Две-три кружки, и порядок. Потом, правда, голова болит, а был или не был половой акт - не вспомнить. Но это и не обязательно, какое-никакое потомство все же бегает по двору. Я что-нибудь придумаю, ребята.
Но слава богу, туземцы больше не обращали на меня никакого внимания. Все разбрелись по кустам или ложились отдыхать прямо под деревьями, в тенечке. Мне нравится обычай некоторых народов после обеда два-три часа поспать, пока очень жарко. Сиеста. Потом, когда жара спадет, поужинать, поиграть на гитаре, что-нибудь попеть.
И я тоже, слегка посожалев о девушке, которая убежала, забрался в густые пахучие кусты - персидской сирени или барбариса, чего-то такого, - лег на траву, положил под голову свернутый комбинезон и закрыл глаза. Палящие лучи солнца не проникали в мое убежище сквозь плотную листву. Все исчезло, как будто ничего и не было - ни авианосца, ни моей, как оказалось, ни в чем не виноватой жены, ни голого прапорщика... Почему он все-таки лежал голый? Хотя это и понятно. Все исчезло. Но осталась печаль - я никогда не узнаю правду...
И осталось легкое сожаление о том, что, может быть, я жил совсем не там, где надо было, - не в том климате, не с теми людьми, которые бы меня по достоинству ценили, не в той общественной формации. Живут же люди - без всяких забот о пище и продвижении по службе. Но, с другой стороны, думаю, что тоже верно: где бы ты ни жил, хоть в Швейцарии, где и тепло, и деньги у всех есть, все равно жизнь пройдет, но - не так насыщенно.
Чтож ж, думаю, нет худа без добра - зато я сохранил сегодня супружескую верность. Сегодня я незапятнан, Рая: и трезв, как стеклышко, и девушку только пощупал. Наверное, после всего, что произошло с нами, ты подашь на развод, зачем тебе такой дурак нужен. Не смог дослужиться даже до майора. Выйдешь замуж еще раз. И если откровенно - мне очень жаль, что выйдешь, а не будешь скорбеть обо мне всю жизнь. Хорошие женщины - скорбят... Мне так жаль, Райка! Я тебя знаю как облупленную, видала виды, и знаю - с кем видала. Но когда мы расписались, я уже не мог представить тебя с другим. Я, когда увидел голого прапорщика, чуть не сошел с ума. Иногда думал - не выдержит сердце. А мне ведь надо было летать. Что же я сотворил с тобою и с собой, не разобравшись! А может, все-таки что-то было?.. И тогда правильно, что я за три месяца не написал тебе ни одного письма. Ты ведь тоже не написала... Теряюсь в догадках. Хочется себе что-нибудь отгрызть, но какая с этого кому будет польза. Начну новую жизнь. Здесь не пьют... Ты без меня не пропадешь - с твоими глазами и ногами. Может, наконец найдешь плейбоя. И я как-нибудь тут проживу, не беспокойся. Но ты не должна была говорить мне то, что однажды сказала! Ты думала, я был пьяный и все забыл. А я не забыл и все помню, хотя очень бы хотел забыть. В этом все и дело. Но когда находят 'черные ящики' с погибших самолетов, ящики помалкивают о таких нюансах. Самолет был исправен, летчик молодой, перед полетом дул в трубку... И думай что хочешь.
Ну и ладно, подумал я, засыпая, пусть думают что хотят. Какое мне теперь до всего этого дело! Не хочу больше ни плавать, ни летать, никем не хочу стать, даже генералом. Утвердят вождем - утвердят, а не утвердят - буду жить как простой туземец: ловить рыбу и взращивать бананы. Но лучше, чтобы утвердили.
Я так наелся всяких деликатесов, что и о спиртном больше не думал, чего уж теперь - на полный желудок. Это французы и итальянцы на полный желудок пьют бургундское и кьянти, зачем - непонятно, булькает там поверх всего. Ничего не хотелось, что было странно. Я даже испугался такого отсутствия желаний, думаю - зачем мне тогда власть?
Я опять прислушался к себе и успокоился, любви все-таки хотелось. Но любви не в пошлом смысле, а в высоком, как мыслилось когда-то: петь даме серенады и целовать любимые глаза, о, мое солнце... А думать в то же время о чем-то другом было неудобно: узнает - даст пощечину.
Я уснул, как непорочный мальчик. Но я не виноват, что во сне мне приснилась та самая девушка- туземка, с родинкой на щечке, с красной розой в волосах, и у нас с ней все получилось. Я истекал горячим соком любви, она сказала классическое - что ей ни с кем не было так хорошо. Это всегда приятно слышать. Хотя было непонятно, что значит - ни с кем, такая молодая... Или у нее никого не было - до меня? И тогда все понятно. Жениться надо на одноклассницах.
Но главное, когда я проснулся после освежающего сна на воздухе, я понял, что все-таки не упал со своим самолетом в океан, потому что девушка сидела рядом со мной на траве, скрестив ноги, и терпеливо отгоняла от меня мух. Махала около лица душистой веткой. Это была ветка белой акации, вся в цветах, влажная от росы или прошумевшего только что ливня. Или ветка черемухи, неважно. Но какой ливень, подумал я, лежу сухой, может быть слегка вспотевший. И вообще, тут не бывает ливней, тут муссонные дожди, льют неделями, не переставая. Но это ничего, сиди себе в хижине у костерка, ешь заготовленные в сухое время года продукты и слушай шум дождя - по крыше, в лопухах, в капустных и огуречных грядках. Чувствовал я себя превосходно. Девушка махала и махала веткой, я у нее спросил: 'Как тебя зовут? По- моему, нам пора познакомиться'.
Она перестала махать веткой и, не понимая, робко улыбнулась. Спросил я ее по-русски, по-каковски же я еще мог спросить. 'Ты мне нравишься, - продолжал я, лежа на спине и закинув руку за голову. - Ты понимаешь? Любовь с первого взгляда. Меня выбрали вождем, будешь моей фавориткой. Это почетно. А жениться я больше не собираюсь, я уже был женат. Согласна быть фавориткой? Как тебя зовут и сколько тебе лет?' Не дай бог, думаю, несовершеннолетняя...
И чтобы девушка наконец поняла, о чем я ее спрашиваю, я стал тыкать пальцем себе в грудь, потом ей в грудь, мол, я - это я, а ты - это ты, я Валера Кравцов, морской летчик. Видела хоть раз морского летчика? Ну вот... Ты мне очень нравишься. А я тебе нравлюсь - в свою очередь?
Кажется, она уже стала что-то понимать, кивала в такт моим словам. Но все-таки не понимала.
- Ну как тебе еще объяснить? - сказал я. - На каком языке? Учил когда-то немецкий, английский, откуда тебе их знать. Я сам только отдельные слова помню: книга, карандаш, стол, окно, зима, лето, солнце светит... Ди зонне шайнт! О'кей, 'Нью-Йорк таймс', 'Янки, гоу хоум!', ай лав ю. Во-во, ай лав ю, милая гёрл! Ты очень похожа на девочку, в которую я был влюблен в девятом классе. Да-да, влюблен, не всегда же я был таким охламоном. В детстве мне хотелось жить на необитаемом острове, а я с семнадцати лет жил в казарме. Девочку звали... Но неважно, как ее звали, странное имя для наших захолустных мест. Родители дали ей такое экзотическое имя в честь американской кинозвезды. Тоже, как и я, была из интеллигентной семьи... С тех пор у меня пристрастие к звучным женским именам. Дома у них было даже пианино, и я выучился, пока был влюблен, играть одним пальцем 'Раскинулось море широко...'. Я думал, что, когда мы кончим школу, я женюсь на этой девочке, мы проживем вместе всю жизнь, но она неожиданно куда-то уехала со своими интеллигентными родителями, на новое место жительства. Обещала написать и не написала... Я полгода ходил на почту. Теперь часто думаю, а как сложилась в дальнейшем ее судьба - без меня. И хочется думать, что не сложилась, ведь говорила: 'Я тебя люблю...' Иногда мне хотелось, чтобы она умерла.
И вдруг девушка приблизила ко мне свое лицо, свежее, как розовый бутон, и засмеялась.
- Ай лав ю, - сказала она. - Ай лав ю, Валера... - И ткнула себе в грудь пальцем. Оказывается, ее зовут Мэри. - Мэри! Мэри! - повторила она несколько раз. - Ай эм Мэри! - И опять звонко рассмеялась.
Не может быть, подумал я. Не может быть... И вдруг, ошеломленный, вскочил из лежачего положения в сидячее. Вот этого уже действительно не может быть!
- Как?! - вскричал я. - Ду ю спик инглиш?!
- Спик! Спик! - весело кивала она.
- Тебя зовут Мэри?
