Панизовская Галина
Моя Галатея
Галина Панизовская
Моя Галатея
- Не надо.
- Почему?
- Пусти.
Лицо у нее было замерзшее.
- Не надо.
'Ничего, это она так', - решил я.
Если б можно было просто привстать и дернуть за кисточку торшера. А что тут такого?
Я встретил ее полчаса назад: она выходила из театра, и мы чуть не столкнулись.
- Таня! - выдохнул я.
Мы не виделись десять лет. Вернее, я видел ее только из зала. Но она вдруг пошла со мной. Я позвал - и она пошла. А когда к человеку приходит чудо, самое умное, что он может сделать, - не спугнуть его удивлением.
- Слышишь, не надо.
- Но я...
- Отпусти.
- Но я же только...
- Я забыла в сумке платок.
'Так тебе и надо, - сказал я себе, вставая с дивана. - Слюнтяй!'
Когда я позвал ее, на улице были сумерки. Потом я тянул ее по темному коридору и предупреждал: 'Тут сундук, а тут ступенька', и старался, чтобы не услышали соседи. А она с чужим, 'дамским' голосом, в роскошной распахнутой шубке...
Теперь шубка валялась пустая. А она сидела под самой лампой, и у нее было такое забытое Танино лицо...
'Осел, - сказал я себе. - Ты же хотел, чтобы она к тебе пришла. И вот она здесь. Не разыгрывай идиота'.
'Смотри, - сказал я себе еще, - ну что ты раскис? Разве есть в ней сейчас хоть что-то от Таньки - лаборантки с рыжими хвостиками? Она актриса. Самая модная, просто прима. И выбрось в мусоропровод свои дурацкие чувства'.
И зачем я ее привел? Самое лучшее было бы сейчас извиниться и вызвать такси. Я подал бы ей раздушенный шарфик и втолкнул бы ее в машину. И засунул бы вместе с ней те забытые дни...
...Она сидела, опершись виском о пальцы. Прозрачным Таниным виском о те самые пальцы...
Я вижу, как будто сейчас, белый палец на желтом пластике. Это было десять лет назад в моем лабораторном отсеке. Галатея давала на осциллограф какие-то формулы. Я все еще делал вид, что тоже их понимаю.
Дверь распахнулась. Рыжая Танька-лаборантка, та, что хочет стать артисткой, вошла, качаясь на 'шпильках'.
- Привет вам, Машина! - пропела она и провела по корпусу Галатеи пальцем с неровным ногтем.
И тут луч моей машины забегал, дробясь зигзагами, а приборы разом зашкалили.
'Да ты что? - сказал я себе в ответ на свою догадку. - Ну при чем здесь Танька?.. И надо же такое выдумать!'
В этот день я первый раз сменил Галатее кристалл: он вдруг не выдержал перегрузок. (Она была биоэлектронная, эта моя машина. Электронный блок управлял в ней синтезом ячеек мозга: серого вещества. И это вещество тоже подключалось к управлению. Так что практически она могла самосовершенствоваться до бесконечности... Я собрал ей электронику, построил первичную биоцепь, смонтировал слух и зрение... Но тут она стала 'думать', и я запутался в ее новых схемах.) На другой день кристалл пришлось менять снова. Через день - еще раз.
А потом я встретил у своего отсека Димку с Аликом.
- У антеннщиков новенькая, вот это да! Видел? - восхищался Алик.
- Вид клевый, - согласился Димка. - Абсолютно.
- Татьяной зовут. У меня предки на даче. Как думаешь, танцевать она любит?
- Черт ее поймет!
- А ты что, уже интересовался?
- А как же? Выпендривается.
- И правильно делает. Вот если б ты был блистательный шеф...
- Ну, тогда бы она не часто меня тут встречала.
- ...Или хотя бы критский царь Витька-Пигмалион, творец Галатеи... Эй, Вить! Что это она повадилась в твой отсек?
- Кристалл, конечно, скис опять? - вошел я к Галатее. И, не глядя, взялся за паяльник.
- Противно, когда запускают руки тебе во внутренности, - заявила Галатея. - Ты их хотя бы мыл?
Я не ответил.
- Что ты дергаешь провода? Думаешь, это веревки?
- К сожалению, не думаю, - отрезал я. - Морочишь девчонке голову, даром что машина.
У Галатеи засветились контакты. Вспышка. Еще вспышка. Молчание.
- Вот что, - сказала наконец Галатея. - Поболтаем о чем-нибудь другом, ладно?
О другом. Как будто в моем мозгу кто-то смонтировал переключатель.
- Хорошо, о другом. Над чем ты сейчас думаешь?
- Плюс-минус бесконечность через временной параметр...
- Машина времени?..
- Пока только принцип.
- Так...
- Ты считаешь это фантастикой? Но в конце концов двигаемся же мы в трех измерениях...
- И что-то выходит?
- Вроде.
- Так... так... - Я отбросил тестер. - Новые уравнения записаны у тебя только в буфер?
- А ты думал, в табличку над дверью?
- Но при перегрузке из буфера все стерлось. Все.
- Да.
- Сколько тебе понадобится, чтоб вывести все сначала?
- Месяца три.
- А потом опять явится эта рыжая?
Пигмалион не был критским царем. Историки придумали это позже. Пигмалион жил в хижине из кизяка и лепил поделки на критский рынок.
Великие дарили миру свои творения. А Пигмалион делал статуэтки по десятку в день. И ваял он не из слоновой кости. Просто брал глину в своем огороде. И потом отжигал в печи, как сосед-горшечник.
- А вот кому Афина-Паллада? Эй, пастух, Афина-Паллада за полкозы! Афина-Паллада и три головки чеснока в придачу. Крепкая Афина, не боится никаких переходов. (Обожженная в огне Афина и вправду была крепкой.)
А возвратясь с рынка, Пигмалион сидел у порога и мял в пальцах теплую глину.
- Что ты там лепишь, сосед? Не божественную ли Геру в час, когда матерь богов Гея исторгла ее из чрева?
- Что ты, сосед! Боги бессмертны. И Гера родилась такой же волоокой и полногрудой, какою любит ее и ныне отец богов Громовержец. Потому и закрепляю я образ богов жестким огнем, что он неизменен. А в час вечернего отдыха леплю я дитя, которое поклонится ходу времен и станет в свой час женщиной. Ибо я одинок.
И Пигмалион слепил дитя из мягкой глины. И днями лежало оно под горячим солнцем, а вечерами он касался его своими широкими, как совки, пальцами. И оттого ли, что, податливое и нежное, оно купалось в лучах, или от силы творящих рук, но оно становилось все больше, росло. И вот однажды, когда ночь спустилась особенно рано, а Пигмалион прибрел к хижине позже обычного, он провел было, как всегда,
