- Странная ты. Как это я не стазу засветился? Я же сидел. На меня же там все документы остались. Мое прежнее имя было уже засвечено так, что дальше некуда. Вот и пришлось сделать вид, что я умер, и жить, как другой человек. И мне совсем не хотелось бы воскресать. Теперь тебе понятно?
Опять повисла тягостная пауза. Потом Кантор невесело заключил:
- Что-то не получается у нас разговор. О чем ни заговорим, обязательно скатываемся на запретные темы. Давай я лучше пойду прогуляюсь, а ты попробуй уснуть. Потом я приду и тоже лягу, тогда ты не будешь мне мешать, и я тоже усну.
- А ты можешь не уходить, а просто пересесть в кресло?
- Ты что, боишься остаться одна? Брось, Саэта, никто тебя не обидит в мое отсутствие. А если кто-то попробует, то я ему даже не сочувствую.
- Я-то, конечно, в состоянии постоять за себя, - хихикнула Саэта. - Но куда мы с тобой труп денем?
- Как - куда? - в тон ей ответил Кантор. - В ванную. Аккуратно разделаем кинжалами и по частям вынесем куда-нибудь.
Видимо, они оба одновременно представили себе эту идиотскую ситуацию и спустя пару секунд дружно хихикали, забыв про неудавшийся разговор.
- Саэта, - спросил Кантор, отсмеявшись, - А правда, что ты в свое время дала пощечину самому Эль Драко?
- А ты откуда знаешь? - Удивилась Саэта. - Кто тебе это мог сказать?
- Да это была самая ходячая история - про наглого Эль Драко и гордую девушку. Правда, многие считали, что это выдумка.
- Да почему? Это правда.
- Ну, потому, что о нем ходили легенды, что якобы ни одна женщина не могла ему отказать. Я, кстати, не особенно в них верил. Ничего абсолютного не бывает. Значит, правда? А расскажи, как было дело?
- Да ничего особенного. Он полез ко мне целоваться, я и влепила ему оплеуху. Он был пьяный и не соображал, что делает. Не понимаю, почему его считали неотразимым. Ну, красивый, ну, талантливый, но это же не значит, что каждая женщина должна мгновенно падать при виде его.
- А тебе он не нравился?
- Нравился. Но не до такой же степени. Он всем нравился, и считал это в порядке вещей. А меня это злило.
- Что именно - то, что он нравился тебе, или то, что он нравился всем?
- То, что он принимал это как должное.
- Из-за этого ты и наградила его оплеухой, несмотря на то, что он тебе все-таки нравился?
- Да нет. Просто когда к тебе лезет целоваться пьяный мужчина, это неприятно, независимо от того, нравится ли он тебе трезвым. И что самое отвратительное, никто и не подумал его остановить. А когда он получил по морде вместо поцелуя, ему все сочувствовали, и одна чокнутая поклонница чуть мне волосы не повыдергала.
Кантор тихо засмеялся.
- Ничего смешного, - проворчала Саэта. - Эта сучка испортила мне прическу и выставила полной дурой.
- А он? - спросил Кантор. - Много бы я дал, чтобы увидеть его физиономию в этот момент.
- Он так ошалел, что ничего не мог сказать. Только на следующий день опомнился и пришел извиняться. Так что ты думаешь, не успел он извиниться, как тут же начал приглашать меня куда-нибудь с ним сходить.
- А чего ты еще от него ожидала? Такой уж он был, наш великий бард. Ни одной юбки не пропускал. Ты, конечно, не пошла? А не жалела потом?
- Не то, чтобы жалела... Но потом, когда его арестовали, я поняла, что была не права, думая о нем хуже, чем следовало.
- Да не одна ты так думала. Большинство его знакомых было удивлено не меньше тебя. Все почему-то думали, что уж с ним-то ничего не случится, что уж он-то приспособится при любом режиме. А чтобы он отказался от сотрудничества с правительством, да еще зная, что его ждет в случае отказа... этого вообще никто не предполагал.
- Я знаю... И все-таки... Ты знаешь, как он умер?
- Достоверно не знает никто. Даже неизвестно точно, умер ли он вообще.
- Гаэтано мне сказал, что Эль Драко бежал из лагеря, и его поймали. Он умер под пытками в Кастель Милагро, никого не выдав.
- И с тех пор ты раскаиваешься за эту несчастную оплеуху? Брось. Готов поспорить, он забыл о ней на следующий день.
- Нет. Я раскаиваюсь в том, что я в нем так ошибалась. Понимаешь, я думала, что он просто богатый оболтус, гуляка и бабник, красавчик, избалованный славой. А он умер под пытками. И никого не выдал. И мне от этого как-то жутко.
- Это ведь только легенда. Никто не знает, что с ним случилось на самом деле. Таких легенд о нем несколько. Неизвестно, насколько они достоверны. Их могли сочинить специально в пропагандистских целях, тот же товарищ Пассионарио, он у нас любитель сочинять сентиментальные и душещипательные легенды. А на самом деле могло быть что угодно.
- Нет, - упрямо возразила Саэта. - Я верю Гаэтано.
Кантор ничего не ответил. Разговор снова угас, оставив после себя неясное щемящее чувство сожаления о чем-то прекрасном, что было и никогда не вернется. О прежней жизни. О забытой любви. О потерянных друзьях... Саэта ощутила, как внезапно нахлынувшая тоска сдавила горло и глаза, и с ужасом поняла, что сейчас заплачет. И Кантор, о невероятном слухе которого рассказывали легенды, все услышит, стыд-то какой... Скорее встать и смыться в ванную? Так ведь и там услышит...
Пружины кровати противно взвизгнули, Кантор поспешно прошлепал в ванную и спустя секунду послышался шум воды. А еще через минуту-другую тоска исчезла, словно кто-то стер ее мокрой тряпкой, и Саэта поняла, что этого душераздирающего чувства и не было вовсе. То есть, у нее не было. Она просто стала жертвой бесконтрольной эманации. Кантор позабыл сказать, что он эмпат не только врожденный и стихийный, но еще и двусторонний. Что же его, беднягу, так расстроило? Воспоминания о том, как он был молодым и счастливым, пока не начался весь этот бардак? Ее дурацкие расспросы про лагерь? Или упоминание о Кастель Милагро, в котором он тоже побывал?
Саэта уснула с мыслью, что жизнь - поганая штука.
Утром ее разбудила шумная возня в комнате. Как оказалось, это всего лишь Кантор занимался гимнастикой. Разумеется, надеть что-то кроме своих идиотских трусов он не потрудился, и Саэта имела возможность наблюдать во всей красе, как он отжимается от пола на одной руке. Молодец, конечно, кто бы спорил. В прекрасной форме, поджарый, мускулистый, подвижный. Неужели он действительно абсолютно равнодушен к женщинам? Хорошо бы, конечно, чтобы правда. Спокойнее как-то. Но не верится.
Кантор закончил серию, сменил руку и сказал, не оборачиваясь:
- Доброе утро. Я тебя разбудил?
- Как ты увидел, что я проснулась?
- Я услышал. Можешь вставать, я не буду оборачиваться. Выспалась?
- Да, - кивнула Саэта, выползая из-под одеяла. - Какие у нас планы на сегодня?
- Я заказал газеты, изучим за завтраком. Если ничего не найдем, пойдем потолкаемся по рынку, по кабакам, послушаем сплетни. Да, еще в банк надо зайти.
- Зачем?
- Как - зачем? За деньгами. Ты думаешь, на то, что нам выдали, можно изображать богатых господ? Да нам не на что будет отсюда уехать, если окажется, что она рванула дальше.
- А если нас поймают? Можно же как-то достать денег, не грабя банк.
- У меня счет в этом банке. Не сбивай меня с ритма.
Поняв это так, что на вопрос 'откуда?' ей ответят 'не твое дело', Саэта подхватила халат и отправилась в ванную. Уже оттуда она увидела, как Кантор поднялся с пола, потянулся и изящно сел на шпагат. И подумала, что слухи о его предполагаемом увечье кто-то придумал и распустил нарочно. Сами они возникнуть не могли. Не может такого быть, чтобы никто из ребят никогда не видел его раздетым.
