одной жертвой, насколько известно, не случалось никаких припадков. Может, он действительно эпилептик или контуженый? Да не может быть, кто бы его тогда взял на такую работу? И что с ним теперь делать?
Заперев дверь за сочувствующими поморцами, Саэта подошла к кровати и осторожно позвала:
- Кантор!
Кантор открыл глаза и сел, словно только и ждал, когда его позовут. Его лицо сразу же ожило и сейчас выражало крайнюю степень паники.
- Саэта, - дрожащим голосом сказал он. - Дай мне твое лекарство, скорее. И еще водки, и побольше. Или я сейчас сойду с ума.
- Не надо! - испугалась Саэта и протянула ему флакон. - А водки у нас нет.
Он схватил флакон и сделал полновесный глоток. О каплях тут уже речи не было.
- Совсем нет?
- Совсем. Воды дать?
- Не надо... - он помотал головой и изо всех сил вцепился в край кровати. - Я падаю... Саэта, сделай что-нибудь... Я видел золотую паутину... Я не понимаю что со мной, мне страшно... Я падаю в Лабиринт... Саэта, сделай же хоть что-нибудь!
Саэта в растерянности смотрела, как он трясется, то беспомощно бегая глазами по комнате, то устремляя на него умоляющий отчаянный взгляд. Какая же Сила должна быть у этой проклятой ведьмы, чтобы за несколько секунд превратить сильного, отважного мужчину в дрожащую развалину, на которую смотреть противно?
- Ну, разве что, вот это, - сказала она и, приблизившись, с размаху ударила его по лицу с такой силой, что чуть сама себе запястье не вывихнула. И тут же еще раз, по другой щеке. Он встряхнулся, закрыл глаза и сказал:
- Еще.
Саэта обрадовано отвесила ему еще несколько увесистых затрещин от всей души, и продолжала старательно лупить его по щекам, пока он не сказал 'хватит'.
- Ну как? - спросила она, заглядывая ему в глаза. - Лучше?
- Ох, Саэта... - мотнул головой Кантор. - Спасибо. То, что надо. Давай выйдем на улицу на пару минут.
- Зачем? - подозрительно спросила Саэта. Не хватало только, чтобы он сейчас взял и сбежал, как часто делали не до конца заколдованные жертвы, на поиски этой сволочной ведьмы!
- Там холодно, - пояснил Кантор, поднимаясь. - Хочу постоять на морозе, подышать воздухом, в снегу поваляться... Чтобы прийти в себя. Только обязательно сходи вместе со мной. Я... - он замялся и растеряно посмотрел на нее. - Я боюсь оставаться один. Дай мне руку.
- Пойдем, горе ты мое... - вздохнула Саэта и взяла его за руку. Оденься хоть.
- Не надо, - возразил Кантор. - Так лучше. Чем холоднее, тем лучше.
Они спустились по деревянной лестнице на первый этаж и вышли на высокое крыльцо. Саэта немедленно окоченела - на улице действительно был мороз, и воздух был сухой и колючий, им даже трудно было дышать. Кантор этого даже не заметил. Он закрыл глаза и несколько раз вдохнул полной грудью этот воздух, зачерпнул пригоршню снега и погрузил в него лицо.
- Хорошо! - блаженно зажмурился он и стал расстегивать камзол.
- Ты что делаешь? - спохватилась Саэта. - Простудиться хочешь?
- Лучше уж простудиться, чем сойти с ума, - резонно заметил Кантор, сбросил камзол и, легко перепрыгнув через перила крыльца, нырнул в сугроб. Саэта подумала, что тут, пожалуй, налицо и то, и другое. Только простудится он завтра, а с ума уже сошел. Этот поморский снег в руках невозможно держать, пальцы отмерзают, а он в него весь окунулся... Это в своем уме надо быть, чтобы такие вещи делать? Она перегнулась через перила и крикнула:
- Вылезай! Сейчас же вылезай! Подхватишь лихорадку, сляжешь, как ты работать будешь? А пока будешь болеть, она опять убежит, и будем за ней гоняться, пока не состаримся.
Кантор выбрался из сугроба и поднялся на крыльцо, на ходу обтирая лицо снегом.
- Не бойся, - сказал он. - Не простужусь. Я даже в проруби купался когда-то, и ничего.
- Что такое прорубь? - вздохнула Саэта. - Какая-то местная речка?
Кантор улыбнулся и объяснил:
- Здесь зимой водоемы замерзают. Чтобы добраться до воды, во льду прорубают дырку. Это и есть прорубь. Ты что, даже не читала о таком никогда?
- Не попадалось, - пожала плечами Саэта. - А что, там действительно можно купаться? Холодно же.
- Можно, - кивнул Кантор. - Ладно, пойдем назад. Я уже в порядке. Еще водки выпью, и все будет прекрасно.
- Да нет же водки, - напомнила Саэта.
- А мы заглянем в трактир, тут на первом этаже есть трактир, и купим.
- В таком виде?
- Подумаешь, в снегу! Не в дерьме же. Он сейчас растает.
Купив все-таки водки и сменив мокрую от снега одежду, Кантор первым делом выпил, затем, как обычно, улегся на живот поперек кровати, поставил перед собой на стул бутылку и стакан и закурил. Он почти полностью пришел в себя, и только по тому, как он часто и нервно затягивается, можно было догадаться об этом 'почти'.
- Ну, рассказывай, - сказала Саэта, налила себе тоже и присела к столу. - Что случилось? И как это случилось?
- Я понял, как она это делает, - сказал Кантор. - Я даже видел эту золотую паутину, чтоб она провалилась. Она просто смотрит. Так действует ее взгляд. К ней надо подходить сзади и... не знаю... глаза завязывать, что ли... Чтобы не смотрела. И руки связывать обязательно, мало ли как она еще колдовать умеет. Ну, и само собой, ошейник.
- А как ты увидел паутину? Ты умеешь видеть?
- Иногда, - уклончиво ответил он. - Сегодня я ее видел очень четко. Как она возникает и летит.
- Если ты ее видел, как же ты в нее влез? Чего тебе на месте не стоялось? Она бы пролетела мимо.
- И накрыла бы Симеона.
- И что? Тебе так необходимо было его общество, что ты закрыл его собой? Как ты додумался? Ты же мог загубить всю операцию, о чем ты думал, когда это сотворил? Ты же профессионал!
- Может быть. - Кантор тяжело вздохнул и опустил глаза. - Но еще я человек. Ни о чем я не думал. Не было времени у меня, чтобы думать. Может, я хреновый профессионал, может, я нарушил какие-нибудь траханые инструкции, но не мог я стоять, когда у меня на глазах убивают моего друга, пусть даже я его не видел шесть лет.
- Так это... - догадалась Саэта. - Это о тебе он все время говорил? Это тебя он так старательно ищет? И он тебя не узнал? Ты что, так изменился?
- Я так изменился, что меня родная мать не узнала бы, если бы увидела. А он тем более. Ты ведь тоже не узнала, хотя видела не раз. А я его сразу узнал. Мы были очень близкими друзьями. Я обязан ему жизнью. Мы клялись в вечной дружбе и смешивали свою кровь по местному обычаю. Не мог я стоять и смотреть, как его убивают, пусть даже десять операций из-за этого провалится. Можешь доложить полковнику, если вернемся, пусть пожалуется Амарго, пусть меня отстранят от работы и переведут в полевой отряд, это не столь важно.
- Очень мне надо кому-то что-то докладывать! - проворчала Саэта. - Это твои личные проблемы, сам и докладывай, если считаешь нужным. Все равно Амарго тебя в полевой отряд не отправит, разве что сам попросишься. В охрану переведет или еще куда, но не в полевой отряд. Ты же у него любимчик.
- Как и ты у Гаэтано, - не остался в долгу Кантор.
- Гаэтано меня так оберегает из-за того, что я ему вроде как вместо той дочери, что погибла на вилле Сальваторе. Из-за этого он так меня любит. Я его могу понять. Ты, наверное, тоже.
- Могу, - согласился Кантор. - Хотя у меня никогда не было детей, теоретически могу. Но и Амарго тоже
