склоненную набок голову в полной уверенности, что она будет прощена.
– Дорогая, ответь мне. – В голосе Анжу звучала мольба. – Позволь мне приехать к тебе лично извиниться. Ты увидишь, что я говорю искренне. Пожалуйста, пожалуйста, – упрашивала Анжу. – Я так соскучилась по тебе. И кроме того, лорд Маунтджой взял с меня слово, что я навещу тебя и узнаю, как ты живешь. Ему будет очень больно, если я вернусь и скажу, что моя очаровательная кузина отказалась встретиться со мной.
Ханичайл вспомнила, что рассказал ей Алекс, и решила, что на этот раз она не поддастся обману. Все ее беды – от Анжу.
– До свидания, – сказала она. – Я не хочу больше тебя видеть. – И повесила трубку.
Ее била дрожь, когда она поднималась в свою комнату. Она выключила кондиционер, распахнула все окна, впуская теплый вечерний воздух, и стала растирать руки, чтобы немного согреться. Она не знала, было ли это вызвано прохладным воздухом или телефонным звонком Анжу: и оттого, и от другого у нее леденела кровь.
Ханичайл приняла душ и оделась к обеду, на который они с Гарри были приглашены вечером. Идти ей не хотелось, но она знала, что отговориться ей не удастся. Легче сделать то, что он хочет, и избежать новой стычки, которая всегда кончалась для нее слезами, а для него – уходом из дома с хлопаньем дверью и невозвращением домой до утра, а то и позже.
Ханичайл надела красивое серо-коричневое шифоновое платье, свои любимые серьги из светлого янтаря, оправленного в золото – антикварная вещь из России, – и «памятный подарок» – кольцо с огромным бриллиантом, которое Гарри заставлял ее надевать, потому что оно демонстрировало всем, каким богатым он был, что мог позволить себе купить жене такое сказочное ювелирное украшение. Она с горечью вспоминала его слова: «Бриллиант такой же большой, как моя любовь к тебе».
Она сидела, глядя на себя в зеркало и желая, чтобы на месте Гарри был Алекс, ради которого она нарядилась; Алекс, который бы посмотрел на нее и сказал, как прекрасно она выглядит; Алекс, с которым бы она спала в одной постели.
– Ханичайл! Где ты, черт возьми? – раздался голос Гарри снизу.
Она постоянно думала, что говорят слуги, наблюдая за их ежедневными ссорами, но сегодня это ее не беспокоило: у горничной был выходной день.
– Я здесь, Гарри, – отозвалась Ханичайл и стала спускаться по лестнице.
– Куда это ты так вырядилась? – грубо спросил он. Ханичайл поняла, что он пьян: галстук косо повязан, светлые волосы взлохмачены.
– Ты сказал, что вечером мы обедаем у Джеймисонсов, – спокойно ответила Ханичайл.
Вспомнив, Гарри хлопнул себя по лбу.
– О Господи, действительно. – Он прошел в гостиную и остановился у столика с напитками. – Где, черт возьми, лед? – закричал он, наливая себе изрядную порцию виски. – Я приказал горничной, чтобы ровно в шесть вечера она ставила сюда ведерко со льдом.
Ханичайл посмотрела на часы:
– Сейчас восемь часов, Гарри. Полагаю, что лед растаял и, прежде чем уйти, она убрала его.
– В твои обязанности входит следить за слугами. Почему ты не приказала ей наполнить ведерко новым льдом? – Он грубо рассмеялся. – Полагаю, что я прошу слишком многого от девчонки, выросшей в трущобе, которая не умеет обращаться с прислугой. И это ты называешь семьей. Знаешь, что я скажу тебе, Ханичайл, если бы они не были черными, я, возможно, поверил бы, что они твоя семья, как веришь ты.
Ханичайл села в кресло, наблюдая за мужем. Ей было трудно точно определить, насколько Гарри пьян; он никогда не шатался, а становился более и более агрессивным, в зависимости от того, сколько выпил. Он обошел вокруг нее, проливая виски на белый ковер и критически ее оглядывая.
– Ты считаешь это платье достаточно хорошим для обеда с моими друзьями? – грубо спросил он. – Оно больше подходит для обеда на известном ранчо.
– Оно от Мейнбокера, – спокойно ответила Ханичайл. – Одного из лучших американских модельеров.
– Ха, американцы, что они знают о моде? Они думают только о деньгах.
– Именно поэтому я надеваю твое кольцо, Гарри. Чтобы все они знали, насколько ты богат. Поэтому ты его и купил.
Он приблизил к ней свое лицо.
– Иногда мне кажется, что я женился на самой худшей из девушек Маунтджой, – пробормотал он. – Иногда я удивляюсь, почему не женился на Анжу. В конце концов, она тоже унаследует деньги старика, и к тому же она такая красивая и такая доступная.
– Тогда почему же ты не женился? – со злостью спросила Ханичайл.
Гарри выпрямился и сделал большой глоток виски.
– Потому, моя дорогая, что я уже попробовал ее. И меня несколько беспокоило, как много других мужчин имели счастье затащить ее в постель. – Он мерзко улыбнулся, оглядывая Ханичайл с головы до ног. – С тобой по крайней мере у меня была уверенность, что я беру девственницу.
Ханичайл в ужасе смотрела на Гарри.
– Именно так, дорогая. Сексуальная маленькая Анжу. – Он рассмеялся. – Осталась еще одна девочка Маунтджой, и можно сказать, что я поимел их всех. Представляю, какой великолепной будет на мне Лаура, имея такой опыт в седле. И во всяком случае, любая из них гораздо лучше, чем ты, моя дорогая Ханичайл.
Ханичайл встала, расправила шифоновую юбку и посмотрела на мужа презрительным взглядом.
– Мне следует убить тебя, Гарри, – сказала она. – Все говорили, что ты плохой человек, и были правы. Как я могла подумать, что ты рыцарь в сияющих доспехах, прискакавший спасти меня?
Ханичайл сорвала с пальца кольцо с огромным бриллиантом и бросила его на пол.
– Вот что я думаю о так называемом «сердце, полном любви», Гарри. И о тебе. Ты не достоин грязи под ногами таких людей, как Том, лорд Маунтджой, Билли Сакстон и Алекс Скотт. Ты гроша ломаного не стоишь.
Гарри посмотрел на кольцо, сверкавшее в свете люстры на белом ковре, затем на Ханичайл.
– Куда ты собралась? – крикнул он, увидев, что Ханичайл уходит.
Она не ответила и, быстро взбежав по лестнице в свою комнату, сорвала с себя красивое шифоновое платье и бросила его на пол. Затем переоделась в блузку и юбку, схватила жакет и сумочку и, поняв, что она не знает, куда идти, медленно опустилась на кровать. Она даже не знала, куда ей бежать.
Зарывшись лицом в подушку, Ханичайл, чувствуя себя несчастной, думала, что делать дальше. Рядом с ней на подушке лежал мишка, которого в детстве подарил ей отец, и она, протянув руку, погладила его по морде. У него не было одного уха, и Элиза на протяжении многих лет чинила его, но он все еще связывал ее с отцом, человеком, которого она никогда в действительности не знала и по которому тосковала.
Вздохнув, Ханичайл встала и спустилась по лестнице вниз. Гарри со стаканом в руке поджидал ее в холле.
– Что насчет обеда у Джеймисонсов? – спросил он с мрачным видом.
– Можешь идти, Гарри, – ответила Ханичайл, направляясь мимо него к двери.
– Я не могу идти туда один. Они ждут нас обоих.
– Тогда откажись. Скажи, что я больна.
Гарри грубо схватил жену за плечо:
– Куда ты собралась?
– Гулять.
Ханичайл открыла дверь и быстро сбежала вниз по лестнице.
– Можешь не возвращаться домой! – крикнул вслед ей Гарри.
– Не вернусь, – ответила Ханичайл сквозь стиснутые зубы и быстро зашагала по улице.
Она прошла, казалось, много миль, уговаривая себя, что ни за что не позвонит Алексу. Она сама обрекла себя на этот брак и сейчас сама должна развязаться с ним. Она подумала о Гарри, который переспал с Анжу, и поняла, что это правда. Она думала о том, куда ей идти и что делать. Она знала, что будущего с Алексом у нее нет.
Было уже поздно, когда Ханичайл завернула в кафе-автомат. Она налила себе чашечку кофе и села за
