управа с утра начала работать!
- Что вы говорите! Настоящая управа?
- Самая настоящая. Словечко-то какое приятное, а?
- Да, звучит весьма ласкательно.
- И кто же вошел в нее?
- Черепанов фамилию слыхали?
- Помещик?
- Он самый.
- Помилуйте, но это ж черносотенец, известный монархист.
- А вас что - не устраивает?
- Меня-то, пожалуй, устраивает, но ведь... вы понимаете...
- Еще бы не понимать. Все понимаю, уважаемый. Учтено. Там на все вкусы, так сказать, блюда приготовлены. И меньшевики имеются и кадеты... Эсерам даже - и тем местечко нашлось.
- А от рабочих?
- Ну, нет, это уж - ах, оставьте! Довольно. Побаловались.
- Послушайте, но ведь это же неумно.
- Ничего. Играть-то ведь нам уже не с кем. Все кончено.
- Как же кончено? На окраинах, говорят, и до сих пор постреливают.
- Э, бросьте. Какая там стрельба! Так просто - мальчишки-гимназисты небось балуются...
Хлопнула дверь. Хозяин повернул голову, оживился, поправил на шее полотняный воротничок, приветливо закланялся.
- Пожалуйста, пожалуйста, молодой человек... Заходите, милости просим...
- Мама, смотри, кто пришел, - сказал Ленька.
- Не показывай пальцем, - тихо ответила Александра Сергеевна.
У буфетной стойки стоял и что-то спрашивал у хозяина вчерашний белокурый парень в клетчатом полупальто. За ночь он похудел, осунулся, небритые щеки его покрылись рыжеватым пушком, глаза ввалились.
- Найдется коробочка, - весело отвечал хозяин, деликатно и с аппетитом выкладывая на прилавок коробок спичек. - Вот, сделайте милость... 'Дунаевские'... С мирного времени еще...
Молодой человек закурил папиросу, жадно затянулся и полез в кармин за кошельком:
- Сколько?
Хозяин с улыбкой закинул за спину руки.
- Нет-с. Извините. Как сказано было. Условие-с.
- Какое условие?..
- А такое, что всё бесплатно.
- Почему?
- Ради праздника.
- Какого праздника? Ах да, - воскресенье?
- Эх вы! Юноша! Воскресенье!.. Праздник победы - вот какой!.. А вы, простите, я забыл, из какого номера? Память у меня что-то на радостях отшибло...
- Да я не из номера. Я так - с улицы зашел.
- Разве? Не останавливались у нас? Личность-то ваша мне как будто знакома... Ну, все равно. Будьте гостем. Позавтракать, чайку выпить не желаете?
- Позавтракать? А что ж, спасибо...
Молодой человек поискал глазами свободного места. Взгляд его остановился на столике, где сидели Александра Сергеевна и Ленька. Радостная улыбка шевельнула его губы. Несколько секунд он колебался, потом подошел, поклонился и сказал:
- Здравствуйте. Как поживаете?
- Благодарю вас, - ответила Александра Сергеевна. - Все более или менее благополучно. А как ваши дела?
Молодой человек покосился на соседний столик.
- Да так. Пока что похвастаться не могу. Паршиво.
- Пробовали что-нибудь предпринять?
- Пять раз пробовал.
- Были в городе?
- Был. И вчера вечером и сегодня... Ничего не вышло.
В это время опять распахнулась дверь, и в ресторан вошла с улицы группа вооруженных людей. Среди них был и молодой Поярков. Ленька не сразу узнал его. От вчерашнего щегольского вида подпоручика ничего не осталось. Фуражка с трехцветной кокардой была смята и сидела слегка набекрень. Сапоги запылились. Верхняя пуговица френча была расстегнута. Спутники его были не все военные, но все с оружием. У очень высокого и очень бледного студента-демидовца на поясе висело несколько гранат. Два штатских бородача (в одном из них Ленька с удивлением узнал вчерашнего соседа по подвалу) были вооружены охотничьими ружьями.
- Не стойте здесь, у всех на виду, - сказала Александра Сергеевна белокурому. Тот подумал, поклонился и отошел в дальний угол, где за столиком под искусственной пальмой старичок в золотом пенсне читал газету.
- Мама, - сказал Ленька. - А кто он такой?
- Я не знаю, кто он такой, - ответила Александра Сергеевна. - Но было бы лучше, если бы он ушел отсюда совсем.
- Куда же ему идти? Ведь дядя его уехал!
- Какой дядя?
- Ты же сама говорила...
- Ах, оставь, пожалуйста! Никакого дяди у него нет.
- Как нет? И в Америке?
- Послушай, Леша. Ты уже не маленький. Пора бы тебе разбираться в некоторых вещах.
Вошедшие военные тем временем сгрудились у буфетной стойки.
- Пить, пить... Умираем от жажды, отец, - говорил молодой Поярков, снимая фуражку и вытирая рукавом вспотевший лоб.
- Сейчас, Николашенька, сейчас, - суетился хозяин. - Чем угощать-то вас, защитнички вы наши?.. Крюшончика... лимонада... кваску? Да что же вы стоите, господа, вы присаживайтесь, пожалуйста!
- Некогда, папа, - буквально на двадцать минут отлучились.
Хлопали пробки. Шумно шипел в стаканах лимонад. Люди жадно тянулись к стаканам, опрокидывали их залпом. Их окружили, расспрашивали:
- Ну, что? Как?
- Отлично, отлично, господа, - говорил молодой Поярков, с трудом отрываясь от стакана.
- Но все-таки, по-видимому, еще идут бои?
- Какие там бои!.. Остатки добиваем.
- Но ведь и вчера говорили, что остатки.
- Рабочие Корзинкинской фабрики обороняются, - картавя, говорит студент-демидовец.
- Как рабочие? Значит, рабочие не поддерживают восстания?
- А вы что думали?.. Наивная душа!..
- Какие там рабочие! - сердито бормочет бородач. - Коммунисты, главари сражаются. А рабочий люд - он за порядок, за учредиловку, за старую власть.
- Ладно, папаша, - смеется молодой Поярков. - Публика тут все своя. Нечего, как говорится, пушку заливать...
- Позвольте! Это почему же вы так выражаетесь: 'пушку'?
- Скажите, а Тверицы освобождены?
- Простите... господин подпоручик, - а правда, что американцы и англичане высадились в Мурманске?
