вытер слезы и вернулся в коридор.
Мать лежала, уткнувшись лицом в подушку. Плечи ее дергались.
- Мамочка, ты что? Что с тобой?
- Ничего, детка, - глухо ответила она сквозь слезы. - Оставь меня. У меня немножко болят зубы.
Он не знал, что делать, чем ей помочь. Как на грех, не было дома Нонны Иеронимовны. Старуха с утра ушла в город и до сих пор не возвратилась.
Через некоторое время начался сильный обстрел района. Опять все вокруг содрогалось и ходило ходуном.
Ленька прилег рядом с матерью на кровать. Уткнувшись лицом в подушку, мать тихо стонала. Он обнял ее, нащупал рукой щеку, погладил ее.
- Мамуся, бедненькая... Дать тебе еще валерьянки?
- Не надо, мальчик. Уйди. Помолчим давай. Сейчас все пройдет...
Он лежал, молчал, поглаживал ее щеку.
Вдруг его со страшной силой подбросило на кровати. Что-то рухнуло в самом конце коридора, и яркий, кроваво-красный свет хлынул в открывшуюся пробоину. Все вокруг повскакали.
- Что еще? Что там такое?
- Снаряд пробил стену.
- Ну, слава богу!.. Не было бы счастья... Хоть посветлей будет.
Багровый отсвет гигантского пожара заливал коридор. Стало еще больше похоже на цыганский табор.
Внезапно Ленька увидел в конце коридора женскую фигуру. Этот высокий черный силуэт словно вынырнул прямо из огня.
- Мама, смотри! Это же Нонна Иеронимовна идет...
Старуха была, как всегда, бодра, спокойна и даже весела. В руке она держала свой неизменный зонт...
- Ну и погодка! - сказала она, присаживаясь на краешек постели и обмахиваясь, как веером, зонтом. - Так и пуляют, так и пуляют... А вы что это разнюнились, голубушка?
- У мамы зубы болят, - объяснил Ленька.
- Ну? Сквозняком небось надуло?
- Вы где были, Нонна Иеронимовна? - не открывая глаз, простонала Александра Сергеевна. - Я страшно беспокоилась.
- Где была? Не за пустяками ходила, матушка. Важные новости узнала.
Учительница оглянулась и, хотя поблизости никого, кроме Леньки, не было, шепотом сказала:
- Бежать хотите?
- Куда?
- На волю.
- А разве можно?
- В том и дело, что можно. Мы тут с вами сидим, а в городе, оказывается, уже который день эвакуация идет. Красные обещали мирному населению беспрепятственный выход из города. А эти мерзавцы, представьте, не только не известили об этом жителей, но еще и всячески скрывают это...
- Мама, бежим! - всполошился Ленька.
- Да, да, - проговорила она, не открывая глаз. - Бежать, бежать без оглядки!..
- А силенок-то у вас хватит, бабонька?
- Нонна Иеронимовна, вы бы знали!.. Я готова ползти... готова на костылях идти, - только подальше от этого ада...
- Ну, что ж. Тогда не будем откладывать. Завтра утречком и двинемся. Через Волгу-матушку перемахнем и...
Александра Сергеевна повернулась и открыла глаза.
- Как? Через Волгу? На ту сторону? По воде?
Ленька знал, что мать всю жизнь смертельно боялась воды. Она даже дачи никогда не снимала в местах, где поблизости была река или озеро.
- Мама... ничего, - забормотал он, заметив, как побледнела мать. Бежим давай! Не бойся... не утонем...
- Ну, что ж, - сказала она, помолчав. - Как хотите... Я готова.
В эту ночь Ленька долго не мог заснуть. Задремал он только под утро, и почти сразу же, как ему показалось, его разбудили.
Мать и Нонна Иеронимовна стояли уже совсем готовые к путешествию. За плечами у Тиросидонской висел плотненький, ладно пригнанный, застегнутый на все пуговки и ремешки рюкзак.
- Ну, батенька, и мастак ты спать, - сказала она Леньке.
- Какой мастак? Я и не спал вовсе, - обиделся Ленька.
- Не спал? Вы слыхали?! Полчаса минимум будили мужичка... А ну, живо сбегай умойся, и - в добрый путь.
Ленька побрызгал на себя остатками теплой и не очень чистой воды, привел, насколько это было возможно, в порядок свой окончательно обтрепавшийся костюм и уже направился к выходу, как вдруг вспомнил что-то и повернул обратно.
- Куда? - окликнула его Тиросидонская.
- Идите... идите... я сейчас... я догоню вас.
В углу под кроватью стоял жестяной бидончик. Отыскав обрывок газеты, Ленька тщательно завернул в него свое сокровище, сунул под мышку и побежал к лестнице.
- Что это? - удивилась учительница. - А! Знаменитая барселонская жидкость?!
- Леша!! - взмолилась Александра Сергеевна. - Умоляю тебя: оставь ты ее, пожалуйста! Ну куда ты с ней будешь таскаться?
- Нет, не оставлю, - сказал Ленька, сжимая под мышкой бидончик. - А во-вторых, - повернулся он к Тиросидонской, - это не барселонская жидкость, а бордосская.
- Ну, знаешь, - хрен редьки не слаще. Разница не велика. Гляди, батенька, намучаешься.
- Не намучаюсь, не бойтесь, - храбро ответил Ленька.
На улицах было еще совсем тихо, когда они вышли из подъезда гостиницы. Утро только-только занималось. На засыпанных стеклом и кирпичом мостовых хозяйничали воробьи. Где-то за бульваром привычно и даже приятно для слуха постукивал пулемет. Сквозь густую пелену черного и серого дыма, висевшую над развалинами домов, пробивались первые лучи солнца. Было похоже на солнечное затмение.
У театра какие-то люди в черных затрепанных куртках и в круглых фуражках без козырьков сидели на корточках и чистили песком медные котелки.
- Это же немцы, - сказал, останавливаясь, Ленька. - Мама, откуда здесь немцы?
- Идем, детка. Не оглядывайся, - сказала мать.
- Нет, правда... Нонна Иеронимовна, это ведь немцы?
- Это пленные, - объяснила учительница. - Говорят, белогвардейцы хотели заставить этих несчастных воевать на своей стороне, а когда немцы отказались, - загнали их сюда - в самое пекло - в центр города.
'Значит, это они пели третьего дня', - подумал Ленька. И вспомнил, что именно здесь начались тогда его мытарства.
У входа на бульвар беглецов остановил патруль.
- Куда?
- Да вот перебираемся в более безопасное место, - с улыбкой ответила Тиросидонская.
- Бежите?
- Зачем же бежать? Идем, как видите...
Пикетчики мрачно переглянулись, ничего не сказали, перекинули на плечах винтовки и пошли дальше.
- Завидуют, голубчики, - усмехнулась Тиросидонская.
На бульваре тоже никого не было. Стояли пустые скамейки. Празднично, по-летнему пахли зацветающие
