самого себя нагнулся и приложился губами к этой грубой, шершавой, не женской руке.
...Расставшись с учительницей, Александра Сергеевна заскучала. Без Нонны Иеронимовны стало совсем трудно. Нужно было действовать и решать все вопросы на свой страх и риск.
До Чельцова оставалось еще верст пятнадцать-шестнадцать. И - самое страшное для Александры Сергеевны - впереди лежала Волга, через которую опять предстояло переправляться на правый берег.
Время было позднее, темнело. И, подумав, Александра Сергеевна решила остаться в Быковке до утра.
Хозяин избы, где они остановились, весь вечер был чем-то озабочен. Поминутно он куда-то выходил, с кем-то шептался, выносил из сеней во двор что-то тяжелое. Когда Александра Сергеевна попросила у него разрешения остаться на ночлег, он крякнул, переглянулся с женой, почесал в затылке.
- А вы вообще кто будете? - спросил он.
- Я же вам говорила... Мы - беженцы из Ярославля. Пробираемся к себе в деревню - в Красносельскую волость.
- Тесно у нас. Неудобно вам будет.
- Нам много не надо. Мы привыкли ко всему, можем и на полу переспать в крайнем случае... Я, конечно, заплачу вам, - сказала Александра Сергеевна, открывая сумочку.
Хозяин еще раз взглянул на жену.
- В сарае, что ли? - сказала та.
- А что ж. Верно... В сенном сарае переспите?
- Конечно, переспим. Чего же лучше?
- Ладно... идемте, коли так, - сказал хозяин.
Он привел их куда-то на задворки, отодвинул какой-то деревянный засов, распахнул низенькую широкую дверку... Ленька помнит, как сильно ударил ему в лицо опьяняющий запах свежего сена, как приятно защекотало в носу, закружилась голова, сладко заклонило ко сну.
Александра Сергеевна осторожно переступила порог сарая.
- А змей у вас здесь нет? - робко спросила она.
Хозяин что-то пробормотал.
- Что? - переспросила Александра Сергеевна.
- Змей-то, я говорю, нет, - ответил с усмешкой хозяин.
- А что?
- Ложитесь... ладно... Дверь за вами затворить?
- Пожалуйста.
- Ну, спите... спокойной ночи.
Ленька слышал, как, закрывая дверь, хозяин выругался и вполголоса сказал:
- Эх, жисть проклятая!
Ленька протянул руку, наткнулся в темноте на что-то мягкое, колючее и, не сгибая ног, упал, повалился на душистую и хрустящую кучу.
- Ох, мама! - воскликнул он в восторге, зарываясь с головой в сено.
- Тише! - остановила его Александра Сергеевна.
- Мамочка... не бойся... ложись...
- Где ты?
- Я здесь. На руку.
- Действительно, здесь чудесно, - сказала она, вздыхая и укладываясь рядом. - Но ты знаешь, мальчик, у меня что-то ужасно тревожно на душе.
- Почему? - спросил Ленька, запихивая свой бидончик в изголовье и обкладывая его сеном. - Мама... клади голову... подушка, - пробормотал он, зевая. Все тело его сладко, истомно ныло. - Что... почему... тревожно? повторил он.
Александра Сергеевна что-то ответила, но ответа ее мальчик уже не слышал, - он спал.
...Спал он долго и крепко и только под утро стал видеть сны. Сначала ему снилось что-то хорошее: в зеленом, пронизанном солнцем лесу он ловит бабочек. Рядом с ним бегают девочки-близнецы, одна из них почему-то размахивает большим черным зонтом. Потом он очутился опять в Ярославле. Кто-то за ним гнался, он падал, проваливался куда-то и опять бежал, и опять его нагоняли. А вокруг стонало, ухало, грохало. Мчались по улице всадники, падал на голову мальчику фонарный столб, рушились белые монастырские стены...
Когда Ленька проснулся, он был уверен, что лежит в Ярославле, в гостиничном коридоре. Где-то за стеной слышались выстрелы, привычно попахивало дымом, и даже на одно мгновенье мальчику показалось, будто он слышит, как внизу, в гостиничном ресторане, смеются и поют мужские голоса.
Но тут он почувствовал, что мать крепко сжимает его плечо, и услышал у себя на затылке ее горячее дыхание.
- Боже мой... Боже мой! - шептала она. - Создатель!.. Царю небесный...
Он быстро повернулся, услышал, как захрустело под ним сено, открыл глаза и сразу вспомнил, где он. В узкие щели сарая сочился скупой синеватый предутренний свет. Где-то действительно стреляли. Откуда-то доносились голоса и пение.
- Мама... что? Что случилось? - забормотал Ленька.
- Молчи, - шепнула она, закрывая ему ладонью рот.
И тут он услышал, как у самых дверей сарая кто-то громко и спокойно сказал:
- А черт его знает, - куда! Россия велика...
Кто-то остановился у двери, заглянул в щелку.
- Чего там?
- Не видно.
- А ну, дай раза!..
Что-то стукнуло, упало. Потом что-то тяжелое, железное обрушилось на дощатую дверь. Хрястнула, надломившись, доска. Еще несколько тяжких ударов и половинка двери, повиснув на нижней петле, косо упала в сарай. Ленька подогнул ноги, съежился. Кто-то высокий шагнул, наступил на половинку двери, оборвал ее и заглянул в сарай:
- Тьфу!.. Мать честная!.. Сено...
- А ты что? - лениво откликнулся другой голос.
- Я думал, - курей нет ли.
- Да... жди... Курей небось, сволочи, всех в подпол заначили... А ну, пошли...
У Леньки болело плечо, так сильно сжимала его рука матери. Черная фигура с ружьем за спиной все еще маячила в просвете двери.
- Пошли, я говорю, - повторил тот же голос за дверью.
- Погоди, - усмехнулся первый, брякая чем-то в темноте, - мы им сейчас царский день устроим.
- Какой царский?
- А вот сейчас увидишь.
Вспыхнула спичка, Ленька невольно зажмурился и услышал, как испуганно вскрикнул в дверях человек и как тотчас откликнулся другой.
- Ты что?
- Володька! Елки зеленые... Люди!..
- Где? Какие?
- Баба какая-то с мальчиком... А ну выходи! - раздался яростный окрик.
- Мама... мама, - зашептал Ленька, увидев, что она поднимается и помогает подняться ему. Еще раз ярко вспыхнула спичка, осветила смуглое, почти красное, лоснящееся юношеское лицо, белки глаз, оскаленные по-волчьи зубы и кудрявый цыганский чубик, сбегающий на лоб из-под козырька солдатской фуражки.
- Выходи, кому говорят?!
- Что вам нужно? - сказала Александра Сергеевна, делая шаг вперед и обнимая за плечи Леньку. Из дверей на мальчика, вместе с прохладной свежестью раннего летнего утра, пахнуло знакомым ему тошнотворным запахом спиртного.
- А ну, кто там еще? Вылезай!..
