- Еще бы... Вы разве не помните? Вы же меня кололи...
- Хе-хе. Колол! Я, мой друг, за свою жизнь, хе-хе, переколол, вероятно, хе-хе, десять тысяч мальчиков и такое же количество девочек. Где? Когда? Напомни.
- Этим летом. В гостинице...
- А-а! Постой!.. В Европейской?.. Хе-хе. Помню. Дифтерит?
- Да.
- Черт возьми! Хе-хе. Почему же ты не в больнице?
- Мне некогда было, - сказал Ленька. И он коротко рассказал доктору о своих ярославских злоключениях.
- Черт! - сердито повторил доктор. - Хе-хе. Ерунда какая... Чушь собачья. Иди сюда!
Он схватил мальчика за плечо и подвел к окну.
- Открой рот.
Ленька послушно открыл рот.
- Скажи 'а'.
- А-а, - сказал Ленька.
- Еще. Громче.
- А-а-ы-ы, - замычал Ленька, поднимаясь на цыпочки и выкатывая глаза.
- Хе-хе. Н-да. Странно. А ну, открой рот пошире. Горло не болит?
- Э, - сказал Ленька, желая сказать 'нет'.
- И не болело?
- Э...
- Мать жива?
- Жива.
- Братья и сестры есть?
- Есть.
- Живы?
- Живы.
- Здоровы?
- Здоровы.
- Н-да, повторил доктор. - Исключительная история!.. Никогда, хе-хе, ничего подобного не видел. За десять лет практики... Первый случай.
- Может быть, маму позвать? - оробев, предложил Ленька. - Они здесь... Мы ведь для этого и приехали, чтобы вам показаться...
- Жалко. Напрасная трата времени. Ехать вам, хе-хе, совершенно незачем было. Вы, молодой человек, здоровы как бык. Понимаете?
- Понимаю.
- Повторите.
- Как бык.
- Ну, а в таком случае, хе-хе, делать тебе здесь, хе-хе, совершенно нечего. Прощайся с больным и проваливай. - И, взяв мальчика за плечо, доктор шутливо подтолкнул его коленом.
Ленька торопливо попрощался с Кривцовым, поклонился доктору и побежал к выходу. Уже надевая фуражку, он вдруг вспомнил что-то, оглянулся и крикнул:
- Василий Федорович! Я и забыл... У меня подарок для вас есть. Вы слышите? Поправляйтесь! Приезжайте скорее.
Кривцова он не увидел и голоса его не расслышал. Но Фекла Семеновна, помахав мальчику рукой, крикнула:
- Мамане твоей кланяться велит!..
...Александру Сергеевну Ленька нашел в саду. Еще издали он увидел ее серый жакет и белую с черной ленточкой панамку. Мать стояла у той самой зеленой скамейки, где полчаса тому назад он разговаривал с бородатым раненым. Сейчас этот бородач стоял на растопыренных костылях и что-то оживленно объяснял Александре Сергеевне, показывая рукой в ту сторону, куда убежал мальчик.
Ленька выбежал в сад из другого подъезда и появился с другой стороны.
- Мама! - окликнул он ее.
Александра Сергеевна оглянулась. Лицо ее запылало гневом.
- Негодный мальчишка! - накинулась она на Леньку. - Ты где был столько времени? Я тебя ищу по всему саду.
- Мама... погоди... не сердись, - перебил ее Ленька. - Ты знаешь, кого я сейчас видел?
- Кого еще ты там видел?
- Василия Федоровича... Кривцова.
- Ты выдумываешь, - сказала она. - Где ты его мог видеть? Ты ошибся, наверно.
- Как же ошибся, когда я с ним, как с тобой вот сейчас...
- Он жив?..
- Ну конечно, жив... Он кланяться тебе велел. Его жена, Фекла Семеновна, из Нерехты на товарном поезде привезла... У него - знаешь сколько? - восемнадцать ран было!..
- Хорошо, - сказала Александра Сергеевна. - Ты после расскажешь. Давай пошли в приемный покой. Сейчас должен прийти доктор Опочинский. Его очень трудно поймать...
- А зачем его ловить? - сказал Ленька. - Я его уже видел.
- Как видел?
- А так вот. Как тебя сейчас.
- А он тебя видел?
- Видел. И в горло мне смотрел. И сказал, что я здоров как бык. И сказал, чтобы мы сию же минуту проваливали отсюда.
Александра Сергеевна все-таки дождалась доктора. И он повторил ей то, что уже говорил Леньке: что мальчик совершенно здоров и что в его многолетней практике детского врача не было еще такого случая, чтобы у ребенка, на ногах перенесшего дифтерит, не осталось бы никаких следов этой болезни. Он объяснил это каким-то 'нервным шоком'. И сказал, что когда он будет немножко посвободнее, он попробует даже написать об этом заметку в ученый медицинский журнал.
...На обратном пути у Леньки произошла еще одна неожиданная встреча со старым знакомым.
Ехали они с матерью на том же пароходе 'Коммуна'.
Пароход был свыше меры забит пассажирами. Люди сидели и стояли где только можно было: и на палубах, и в каютах, и в узеньких коридорах...
Пользуясь слабохарактерностью матери и тем, что на этот раз рядом с ним не было Нонны Иеронимовны, Ленька свободно разгуливал по пароходу, выходил на палубу, толкался в буфете, заглядывал в машинное отделение...
'Коммуна' подходила к пристани. У выхода столпились пассажиры. Ленька подошел посмотреть, как будут бросать чалку, и вдруг увидел в толпе молодого Пояркова.
Подпоручика было трудно узнать. Похудевшие, ввалившиеся щеки его заросли густой рыжеватой щетиной. Левая щека около носа была заклеена крест-накрест белым аптечным пластырем. Одет он был в старенький, с чужого плеча брезентовый плащ с накинутым на голову капюшоном. Этот капюшон, пластырь и небритые щеки делали его похожим на какого-то старинного разбойника или беглого каторжника.
'Он или не он?' - думал Ленька, медленно приближаясь к Пояркову и не спуская с него глаз. Тот почувствовал на себе взгляд мальчика и повернул голову. Глаза их встретились. Ленька увидел, как под парусиновым капюшоном дрогнули и сдвинулись к переносице брови. Поярков что-то припоминал.
- Что ты на меня уставился, мальчик? - сказал он, пробуя улыбнуться.
- Здравствуйте!
- Здорово!
- Не узнали?
- Нет.
- Забыли, как вы меня тащили по лестнице?
