- Ась?
- Дедушка, милый, у меня в деревне маленькие дети...
- Не слышу?
- Дети у меня, я говорю... Мальчик и девочка... Они меня ждут... Я их очень давно не видела...
- Тыр-тыр-тыр, - смешно передразнил он ее.
Потом постоял, ничего не сказал и, резко повернувшись, ушел в дом.
Александра Сергеевна переглянулась с сыном.
- Сумасшедший какой-то, - пробормотал Ленька.
Но старик уже появился на пороге, выволакивая длинные обглоданные весла и железные уключины.
- На, держи, - приказал он Леньке и направился к лодке.
- Только, дедушка... - кинулась к нему Александра Сергеевна. - Я должна вас предупредить...
Перевернув лодку и наваливаясь на нее животом, он уже толкал ее в воду.
- Дедушка, вы слышите? - кричала Александра Сергеевна. - У меня нет денег!.. Но я - вы не бойтесь - я заплачу вам!..
- Чего ты? - сказал он, выпрямляясь и смахивая со лба взмокшую прядку волос.
- Я говорю: вы не беспокойтесь, дедушка! Денег у меня нет, я потеряла их, но я вас как-нибудь отблагодарю. Я вам часы дам или вот - хотите колечко...
Отставив в сторону мизинец, она протянула руку. Он наклонился и большим заскорузлым пальцем осторожно тронул маленькую голубую бирюзинку на тоненьком витом колечке.
- Это чего? Золото?
- Да, дедушка. Чистое золото.
- Откедова у тебя?
- Это, дедушка, подарок. Это мне покойная мать, когда я еще девочкой была, подарила...
Он стоял, придерживая двумя руками лодку, и хмуро смотрел на женщину.
- Мать, говоришь? Подарила?.. Ну, ладно, садитесь...
И тут, когда Александра Сергеевна добилась своего и взглянула на лодку, которая уже юлила и колыхалась на воде, ее охватила робость.
- Дедушка! - крикнула она. - А лодка у вас прочная?
- Ась? - переспросил он. - Садись, я тебе говорю!..
- Мама... да садись же! - кричал Ленька. Он уже стоял в лодке и протягивал ей руку.
Она вздохнула, зажмурилась, перекрестилась и, придерживая подол юбки, шагнула на шаткие досочки кормовой банки.
Через минуту лодка уже развернулась и быстро шла наискось по течению. И опять Ленька не испытывал никакого удовольствия. Страх, который охватил Александру Сергеевну, невольно передавался и ему. Крепко зажмурившись и вцепившись одной рукой в борт лодки, а другой в Ленькино плечо, она поминутно наклонялась, вздрагивала и шептали:
- Боже мой, боже мой, как ужасно, как страшно качает!
- Мама... да где же качает? - сердился Ленька. - Ты посмотри - ни одной же волны нет!
Старик уверенно, легко, по-молодому работал веслами. Иногда он взглядывал на Александру Сергеевну, усмехался, щурил глаза и качал головой.
- Робеешь, баба? Не робей! - вдруг закричал он, показав на мгновение белые крепкие молодые зубы.
И почему-то этот веселый крик, прокатившийся эхом по реке, и неожиданная мальчишеская улыбка старика вдруг успокоили Александру Сергеевну. Ленька сразу почувствовал, что рука ее обмякла и уже не так судорожно сжимает его плечо.
На правом берегу пристали у каких-то дощатых мосточков. Стоя в лодке и помогая Александре Сергеевне подняться на мостки, рыбак сказал:
- Пойдете по левой руке, - наверх. Там деревня Воронино... Оттедова на Большие Соли путь держите.
Александра Сергеевна поблагодарила его и стала стягивать с мизинца кольцо.
- Ладно, иди, - сказал он, махнув рукой.
- Что? - не поняла Александра Сергеевна.
- Иди, я говорю, иди, бог с тобой...
- Дедушка... нет... как же...
- Иди, тебе говорят! - закричал он и так сильно топнул ногой, что заколыхался вместе с лодкой.
Ленька услышал, как мать всхлипнула. Она постояла, разглядывая кольцо, потом быстро натянула его на палец, еще быстрее наклонилась и, рискуя упасть в лодку, обняла старика и поцеловала его в загорелый лоснящийся плешивый лоб.
- Спасибо вам, дедуся, - сказала она сквозь слезы.
- От дура-баба, - засмеялся он, утирая лоб, и опять на несколько секунд блеснули его ослепительно- белые не стариковские зубы.
В деревне Воронино Александра Сергеевна и Ленька долго и безуспешно блуждали из дома в дом в поисках подводы. Почему-то никто не хотел ехать. Им пришлось пройти еще полторы-две версты до соседнего хутора, где какая-то лихая баба, соблазнившись полуфунтом сахара и катушкой ниток, которые ей обещала Александра Сергеевна, согласилась доставить их домой. Они погрузились (сделать это было нетрудно, так как весь багаж их на этот раз состоял из бидончика с бордосской жидкостью) и во второй половине дня восемнадцатого июля, на тринадцатый день белогвардейского мятежа, прибыли в Чельцово.
...Нянька, выбежав на крыльцо, рыдая, упала на грудь Александры Сергеевны.
- Ох, матушка... Александра Сергеевна!.. Ох, бедненькая вы моя!.. Золотце... Ягодка...
- Что? Что? - говорила, бледнея, Александра Сергеевна. - Что-нибудь случилось? Дети?
Но они уже, смеясь и плача, сами бежали ей навстречу.
Опять Леньку душили сильные и мягкие объятия, опять чужие и свои слезы, смешиваясь, текли ему за воротник.
Умываясь в сенях, он слышал, как нянька говорила матери:
- Ведь каких мы тут мук приняли, голубушка вы моя, Александра Сергеевна!.. И за вас-то, бедняжечек, сердце кровью изошло... Ведь мы каждый вечер с ребятами на мельницу ходили смотреть, что в Ярославле делается...
- Неужели отсюда видно что-нибудь?
- Где уж не видно!.. На полнеба полымя стоит... Уж мы вас, голубчиков, и видеть не чаяли... А они - вот они - приехали!.. Господи, милые мои, и где это вас так изодрало, измочалило?.. Матушка, Александра Сергеевна, а у нас-то тут что творилось!.. Ведь не успели вы, голубчики, уехать, опять эти черти, разбойники, прости меня грешную, нагрянули... Ведь что делалось-то, солнышко вы мое!.. Кровь стынет, вспомнить не могу, слезы душат...
Голос у няньки задрожал, она всхлипывала.
- Василия-то Федорыча... Кривцова... председателя нашего знали небось?
- Господи, ну как же... Что с ним?
Скользкий обмылок выскочил из Ленькиных рук. С намыленным лицом, с засученными рукавами он вбежал в горницу.
- Что? Няня!.. Что случилось с Василием Федоровичем?
Старуха слабо махнула рукой.
- Ничего, Лешенька... Иди... Иди, детка, не слушай...
И вдруг уронила седую простоволосую голову на стол и заплакала, запричитала так, как умеют плакать и причитать только деревенские бабы:
- Зарезали... Зарезали его, окаянные!..
- Насмерть? - закричал Ленька, чувствуя, как сжимается у него горло и заходит сердце.
- Посреди улицы... вилами его... топорами... сапогами топтали...
- Умер? - чуть слышно выговорила Александра Сергеевна. И, быстро повернувшись к сыну, сказала: - Леша, я очень прошу тебя, выйди, пожалуйста.
