Движение. Мой консорт поднял свой бокал и молча отсалютовал мне.
- Блестяще. Очень ловко проделано, любимая, - первые слова, нарушившие тишину. Голос его был очень музыкален и, как всегда, очень красив.
Отмахнулась движением ушей.
- Ты и половины не понял из того, что я сделала. - Потом, после паузы: - Не уверена, что сама это понимаю.
Улыбнулся. По крайней мере я предпочла счесть это улыбкой, кривящейся среди неустойчивой игры теней.
- 'Эль-ин, тем более Мать Клана, ничего не делает только по одной причине', - процитировал он. - Об этом легко забыть. Особенно, когда речь идет о тебе.
И через некоторое время:
- Приношу свои извинения.
Я молчала.
Аррек сделал еще один медленный глоток, ни на секунду не отрывая от меня пристального взгляда. Ни любви, ни доброты, ни жалости не осталось в знакомых глазах. Только сталь.
- Я нашел способ обмануть истощение туауте. Технические подробности утомительно сложны, но основывается все на том, что ты - вене, обладающая фактически неисчерпаемым потенциалом физической и психической адаптивности. А я - твой риани, что означает связь на очень глубоком энергетическом уровне. Потребовалось разработать тонко сбалансированную систему влияний и контрвлияний, но общую идею ты должна была уловить из тех листов, которые передала Лейри. На начальном этапе процесса я подключаюсь к вегетативным и мотивационно-волевым компонентам и корректирую каскад реакций так, что истощения и последующей смерти не происходит. Осуществляется постоянная энергетическая подпитка. Коррекция должна идти непрерывно, хотя и может осуществляться на расстоянии.
Я прикрыла глаза, обдумывая этот сухой, сжатый отчет.
- Этот способ годится только для нас двоих или может быть применен другими?
- Почему бы и нет? - равнодушно пожал плечами Аррек. Я еще вспомню ему это равнодушие. - Если эль-ин будет из генетической линии Тей. Если ее риани будет Целителем моего уровня... и Видящим Истину.
Ясно.
- Согласие пациента для данной процедуры не требуется?
Равнодушно. Профессионально:
- Нет. Ни осведомленность, ни добровольное согласие объекта особой роли здесь не играют.
- Влияние на Целителя?
- Постоянная энергетическая подпитка - занятие довольно утомительное. Осуществляющий ее сокращает продолжительность собственной жизни. Где-то на четверть.
Это все-таки заставило меня сделать паузу. Ненадолго.
- Каково максимальное расстояние, на котором возможно поддержание этой связи?
- Как для любой пары вене и риани. Неограниченно.
- Если одна из сторон погибает?
- Смерть донора повлечет за собой активизацию процесса туауте и через некоторое время - гибель реципиента. Смерть реципиента на доноре отразится как сильный соматический и психический шок, но не намного сильнее обычного шока, возникающего при разрыве связи вене-риани.
На этот раз я замолчала надолго. Потом:
- Не знаю, почему я не приказала тебя убить. - Холодно. Сухо. И настолько серьезно, что любого другого я могла бы даже напугать. Впрочем, гнева не было. Не было вообще никаких эмоций, ничего в этом мире как будто уже не осталось, кроме цели.
- Потому что слишком хорошо умеешь просчитывать политические последствия, - равнодушно отозвался сиятельный дарай-князь и сделал еще один глоток. Встал. Подошел к просвету между ветвями и застыл, глядя в расстилающуюся снаружи звездную тьму. Руки его были скрещены на груди, бокал свободно покачивался в расслабленных пальцах. Хрупкое стекло ловило и преломляло едва заметное перламутровое сияние дарайской кожи, черная одежда и черные волосы заставляли тело растворяться в неверной тьме.
Он был самым прекрасным существом, которое мне когда-либо доводилось видеть. Все еще. Всегда.
Просто с определенного момента это перестало иметь значение.
- Не могу не признать действенность того, что ты планируешь. Если сможешь провернуть все так же тонко, как сегодняшнюю манипуляцию с Домами Вуэйн и Тон Грин, то эффект... мне даже сложно себе представить, каким он будет, - он поднес бокал к губам, не отрывая взгляда от тьмы снаружи. После завтрашнего вечера Ойкумена уже никогда не будет прежней.
Я опустила ресницы. Итак, он все-таки признал, что завтра будет вечер, будет все то, что я на этот вечер запланировала. Последние тридцать лет дарай-князь весьма последовательно игнорировал саму возможность подобного развития событий.
Победа не принесла ни радости, ни даже торжества. Существо, которым я была, зашло уже слишком далеко по избранному пути, чтобы испытывать подобные чувства.
Интересно, как много Видящий Истину понял из того, что я сделала сегодня с Рубиусом и Адреей. Судя по всему, Аррек узнал о моих планах относительно арров где-то между утренним нападением на Оливуле и тем моментом, когда, пылая холодной яростью, ворвался в Дом Вуэйн и бесцеремонно настоял на своем участии в беседе. Можно даже догадаться, кто именно его просветил. Только вот зачем? Что такого важного было заключено в присутствии консорта Хранительницы на этой встрече? Не могли же они на самом деле думать, что Арреку удастся мне помешать. Он и пробовать по-настоящему не стал.
Дарай-князь отвернулся от окна и двинулся ко мне, медленно и плавно, грациозным скольжением не то воина, не то танцора. Забрал мой бокал и поставил на стол. Два пустых бокала. Рядом.
Пальцы сплелись, когда он подал руку, чтобы помочь мне встать, пальцы коснулись волос, путаясь в золотистых прядях.
Одиночество сияющим
Бесчувственным клинком
Рассекает мне душу
В холодном мерцании
Звезд.
Это не было еще одним аргументом в споре, не было еще одной попыткой набросить формирующую структуру на гибкое и хаотичное мышление вене. Сен-образ не коснулся сознания, не впился, точно пиявка, в податливые эмоции. Образ-сожаление соскользнул с тонких и сильных пальцев, запутался в моих волосах звездным светом и одиноким ветром.
Жалости не было. Не было печали. Для этого, наверное, я тоже слишком далеко зашла.
В покое сидит
На песчаной косе
Ждущий прихода друга.
Душа и помыслы его
чисты.
Чисты и безмятежны. И безжалостны. Как звезды.
Рука об руку мы вошли в спальню. Танец условностей, полный непроизнесенных слов и ритуально- бессмысленных движений.
Время ушло. Мы не заметили, когда и как это случилось, но сегодня, темной и молчаливой ночью, вдруг обнаружили, что оно убежало, что времени больше нет. И что мы так глупо, так бездарно его растратили.
То немногое, что еще осталось от отпущенного нам времени, нельзя было тратить ни на споры, ни на сон. Лишь под утро:
- Аррек?
- Да, малыш.
- Слушай, ты не находишь, что происходящее... не лишено своеобразной иронии?
- В абстракции. 'Признаюсь, когда дело дошло до практики, мне стало уже не так легко хихикать над нелепостью ситуации'.
