деревянного сарая, стоявшего под обрывом. Крыша сарая позеленела от старости, на его темных досках сединой проступила морская соль. Когда-то в этом сарае, должно быть, рыбаки хранили свои снасти и улов - пустые, рассохшиеся бочки все еще валялись вокруг, - но теперь к нему нельзя было подойти: его круглосуточно охраняли часовые.
Даже капитан-лейтенант Мещеряк не подходил к этому сараю. Доступ к хранившимся в немсокровищам имел только Николай Сергеевич, который возился в нем при свете 'летучих мышей' с утра и до ночи. Что он там делал? Об этом можно было только гадать. Но когда он в своей неизменной кепочке-восьмиклинке, повернутой козырьком назад, выползал из глубины сарая на солнышко, от него разило машинным маслом, тавотом и бензином.
В этой кепочке Николай Сергеевич был похож на знаменитого авиатора Сергея Уточкина, чьи портреты, наклееные на паспарту, красовались раньше в витринах образцовой фотографии на Дерибасовской. Знаменитый авиатор, как знал Нечаев, был заикой. А Николай Сергеевич просто не раскрывал рта.
За столом он горбился, листал газеты и журналы, которые привозили из города. Потом, когда обед подходил к концу, с облегчением отставлял стул. И снова по отвесной лесенке, которую капитан-лейтенант Мещеряк называл шторм-трапом, спускался к сараю. Вы как хотите, а у него работы еще невпроворот.
- Беспокойный дяденька, - сказал Костя Арабаджи.
- Беспокойный? Этого я бы не сказал... Скорее - обстоятельный, ответил Мещеряк. - Для вас же старается. Вы ему потом сами спасибо скажете. А сейчас... Вы, Троян, кажется были водолазом. Отлично. И вы, товарищ Арабаджи... Придется вам тряхнуть стариной. Поможете товарищам. Небось, вы уже отвыкли от подводных прогулок?
- А снаряжение? - спросил Костя Арабаджи.
- Это уже моя забота.
Капитан-лейтенант Мещеряк не бросал слов на ветер, они не раз убеждались в этом. Не успели они встать из-за стола и покинуть кают-компанию, как дневальный доложил капитан-лейтенанту о прибытии водолазного бота 'Нептун'.
- Капитан ждет ваших распоряжений, - закончил дневальный.
- Вот и отлично, - сказал Мещеряк. - Передайте ему, что до утра команда свободна. Пусть проверят снаряжение, а потом могут отдыхать.
- Вот это да... Фокус-покус!.. - только и смог пробормотать Костя Арабаджи.
Водолазный бот был приписан к Одесскому порту. На нем имелись две водолазные станции и декомпрессионная камера. Небольшое суденышко. Но для учебных целей оно, несмотря на свой почтенный возраст, еще вполне годилось.
В этом все убедились утром, когда поднялись на борт 'Нептуна'. Матрос убрал сходню, и бот отошел от берега.
Затем бросили якорь, и Гришка Троян стал готовиться к спуску.
Надев рейтузы, свитер и шерстяную 'феску' (под водой прохладно), он снял с плечиков водолазную рубаху и просунул в нее ноги. Тогда Костя Арабаджи и Сеня-Сенечка ухватились за края рубахи с двух сторон и одним длинным рывкомнатянули ее на Трояна до самого горла. Очередь была за 'манишкой' и медным 'котелком'.
Присев на корточки, Сеня-Сенечка завязал на ногах Трояна тяжелые водолазные 'галоши', навесил ему на спину и на грудь свинцовые 'медали', а Костя Арабаджи тем временем намочил водой иллюминатор и завернул его до отказа. Компрессор уже работал.
- Пошел!.. - сказал капитан-лейтенант Мещеряк и легонько шлепнул Трояна по котелку'.
Троян, стоявший на трапе, нащупал ногой нижнюю ступеньку.
После Трояна и Кости Арабаджи наступил черед Нечаева.
Он медленно, постепенно привыкал к глубине. Воздух? Воздух был хорош. Нечаев то и дело нажимал на клапан. Потом осмотрелся. Солнечный свет пронизывал толщу воды - вокруг было теплое подводное лето. Но стоило Нечаеву спуститься ниже и стать на грунт, как лето сменилось сумеречной прохладой подводной осени. Но воздух был хорош по-прежнему.
Пробыв под водой около получаса, Нечаев подал сигнал, чтобы его подняли.
А назавтра все повторилось. Спуск, подъем, дежурство на 'телефоне'... Все становилось привычным, будничным. По лицу капитан-лейтенанта Мещеряка Нечаев видел, что тот доволен, хотя и предпочитает помалкивать. Хвалить было не в его привычке.
Тем не менее за обедом капитан-лейтенант сказал, что если так пойдет и дальше, то они выполнят программу досрочно. Что это за программа, он, однако, уточнять не стал.
Для Нечаева Мещеряк все еще оставался загадкой. Не то свой в доску, не то ворчун. Угодить ему было не просто.
И тогда, к удивлению, вдруг заговорил 'Великий немой'.
- Рад был это услышать, - сказал он.
'Великим немым' они прозвали промеж себя Николая Сергеевича, фамилии и звания которого никто не знал. 'Великим немым', как известно, когда-то, до появления первых звуковых фильмов 'Снайпер' и 'Встречный', назывался кинематограф.
У Николая Сергеевича был приятный тенорок.
- Голос прорезался, - шепнул Нечаеву Костя Арабаджи.
- Сегодня я вам кое-что покажу, - сказал Николай Сергеевич. - Не возражаете? - он покосился в сторону Мещеряка.
- Они в вашем распоряжении.
- В таком случае... Я думаю, что следует отправиться сейчас же.
Он повел их к шторм-трапу и, когда они спустились, подвел к сараю. Предъявив часовому пропуск, он вынул из кармана связку ключей и открыл оба висячих замка, после чего зажег фонарь и высоко поднял его над головой.
И тогда в темной, сырой глубине сарая залоснились туши четырех металлических рыб. Их длинные тела покоились на клетках-подставках. Не удержавшись, Николай Сергеевич похлопал одну из них по спине. Это было его детище. И он явно гордился им.
Впрочем, у него были на то все основания.
Ласково, любовно оглаживая бока железной рыбины, Николай Сергеевич приступил к рассказу. Не только Нечаев, но и капитан-лейтенант слушал его рассказ с открытым ртом. Грозное оружие!.. Очевидно, оно и Мещеряку было в диковинку. Капитан-лейтенант был сейчас похож на цыгана, который прежде, чем купить лошадь, заглядывает ей в зубы. Но у этих рыбин челюсти были плотно сжаты.
Сбоку рыбины были похожи на двухместные мотоциклы, с которых сняли колеса.
- Перед вами - управляемые торпеды 'дельфин'... - начал Николай Сергеевич, как на уроке.
Он запретил делать записи. Надо слушать и запоминать.
В середине тридцатых годов два инженера-механика итальянского военно-морского флота передали командующему базой подводных лодок в Специи чертежи какого-то странного аппарата. Не ограничившись этим, они приложили к чертежам еще и рисунки. На одном из них была изображена торпеда, на которой сидели верхом два человека в водолазных костюмах.
Ознакомившись с чертежами, командир базы направил их вышестоящему начальству. Так они попали в руки адмирала Каваньяри, который, оценив изобретение, дал согласие на то, чтобы оба конструктора продолжили эксперимент. Он разрешил им использовать торпеды устаревших образцов, а заодно выделил им в помощь десятка три рабочих арсенала Сан-Бартоломео.
Спустя два месяца, в начале декабря 1935 года, управляемые торпеды были продемонстрированы адмиралу Фалангола. Они напоминали маленькие подводные лодки, лодки-малютки. Оттого конструкторы и дали им название 'Майяле'. Каждая из этих торпед могла двигаться в воде около пяти часов со скоростью трех узлов. Предполагалось, что она в состоянии погрузиться на сорок метров. Управляли ею двое водолазов.
В самый разгар военных действий в Абиссинии генеральный штаб итальянского военно-морского флота принял решение создать флотилию управляемых торпед. Однако использовать их итальянцам тогда не удалось. О торпедах, казалось, забыли. Но когда Италия вступила в войну на стороне фашистской Германии, о них снова вспомнили. Для транспортировки торпед в район боевых действий были выделены две
