- Отойди.
Она повиновалась.
- Вы, четверо, - сказал я. - На землю, лицом вниз, пальцы сомкнуть на затылках.
Телохранители смотрели на меня, не двигаясь.
Хоук выстрелил в того, кто находился рядом с Расселом. Ударившая пуля развернула его вполоборота, мужчина повалился на машину, а затем съехал по борту, оставив за собой кровавый след.
- На землю, черт возьми, - повторил я, и трое оставшихся легли на животы и сцепили руки на затылках.
- Спенсер, - сказал Рассел. Это не было вопросом.
- Меняй свою шину, - велел я шоферу.
- Мне больно, - сказал он, сидя на земле и уткнув лицо в ладони.
- Меняй, - мягко произнес Хоук, и водитель, моментально вскочив на ноги, принялся доворачивать гайки.
Кэрли лежал на животе, прижав руки к ушам, словно от любого звука у него начинала нестерпимо болеть голова. Он лежал и слегка раскачивался.
Пока водитель менял колесо, никто не проронил ни слова. Я чувствовал ровное дыхание Рассела. Но пульс на его шее - я ощущал это рукой - бился как ненормальный.
Шофер закончил свою работу.
- Проверь, как затянуты гайки, - попросил я Хоука.
Взяв в руки ключ и направив на водителя пистолет, Хоук присел на корточки и проверил каждую из четырех гаек.
- Надежно, - сказал он.
- Очень хорошо. - Я обратился к Расселу: - Теперь лечь на землю, лицом вниз и руки за голову. Как остальные.
Сзади за поясом у него был пистолет. Я почувствовал его, когда держал Рассела. Я опустил руку, которой держал Рассела за шею, и вытащил ствол. Это был 'смит-и-вессон' тридцать второго калибра. Не убирая дула от его уха, я швырнул пистолет куда-то во тьму, за спину.
- Сьюзен, садись в машину.
Она не пошевелилась.
- Сьюз, - тихо повторил я.
Она подошла к фургону. Забралась в салон.
- Отлично, - сказал я. - Я поведу машину, а Хоук высунется из задней двери с 'узи', и, если кто-нибудь из вас двинется, пока мы не скроемся из виду, он всех перестреляет.
Я отошел от Рассела. Сел на водительское место. Рассел смотрел на меня, а я на него - взгляды наши перекрестились. Надолго. Взгляд ненависти и понимания. Но Рассел сдержался.
Хоук залез на заднее сиденье, взял автомат и высунул его из двери, пока я на ощупь заводил машину, не отрывая взгляда от Рассела. Потом я снял ногу с тормоза, и автомобиль покатился быстрее. Я надавил на акселератор, и мы вылетели на асфальт.
В салоне повисла необычная, странная тишина. Такой я еще не встречал. Хоук со Сьюзен сидели сзади, я же правил. Хоук, похоже, отдыхал, запрокинув голову назад, закрыв глаза, сложив руки на груди. Сьюзен сидела очень прямо, напряженно, положив руки на колени и глядя прямо перед собой.
В Эйвоне я свернул на север по Сто второму шоссе до Спрингфилда и на пересечении с Триста девятым шоссе в городке под названием Симсбери съехал на обочину.
Было три пятнадцать утра. Двести второе и Триста девятое шоссе относились к числу тех дорог, что на картах обозначаются тонюсенькими линиями. Симсбери выглядел типичной коннектикутской глубинкой: достаточно близко к Хартфорду, чтобы ездить туда на работу, но и достаточно далеко, чтобы позволить себе держать лошадей.
Я повернулся и взглянул на Сьюзен. Она наклонилась вперед, уткнув лицо в ладони. И совсем легонько покачивалась. Я посмотрел на дорогу и поправил зеркальце заднего обзора таким образом, чтобы видеть ее фигуру. В нем я увидел, как Хоук положил руки на плечи Сьюзен, развернул ее, приподнял и прижал к себе.
- Все в порядке, - сказал он. - Ты придешь в себя. Совсем скоро.
Лицом с прижатыми к нему ладонями она уткнулась Хоуку в грудь. И больше не шевелилась. Он обнял ее левой рукой и принялся похлопывать по плечу.
- Все образуется, - сказал он. - Все образуется.
Мои лежащие на руле ладони были мокрыми от пота.
38
ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, НЕ СПАВШЕГО ЦЕЛУЮ НОЧЬ, СЬЮЗЕН выглядела на удивление недурно. Волосы были в беспорядке, лицо - без косметики. Но глаза - чисты, а кожа - гладкая и здоровая. Отломив кусочек круассана, она съела его.
- Зерновой, - похвастался я. - Их можно достать в Кембридже, в магазинчике 'Брэд энд Серкус'.
- Ты, наверное, идеально смотришься в магазинах Кембриджа.
- Как слон в посудной лавке, - сказал я. - Но ничего не поделаешь, в районе Саути зернового не бывает.
Сьюзен кивнула и отломила еще кусочек.
- В Кембридже, наверное, не так много народу твоей комплекции, заметила она.
- Есть одна женщина, - улыбнулся я, - но она, разумеется, не так импозантна.
Я подлил в свою чашку кофе из перколятора[ Перколятор - кофейник с ситечком, емкость для приготовленного кофе в кофеварке. ] и проделал то же самое с чашкой Сьюзен. Было совсем рано, и свет, проникавший в окно, блистал красками рассвета. Хоук спал. Мы со Сьюзен сидели за столом в конспиративном доме в Чарльзтауне, чувствуя отчужденность и неуверенность, ощущая боль и медленное кружение на одном месте.
- Ты получил мое письмо? - спросила Сьюзен.
Кофейную чашку она держала обеими руками и смотрела на меня поверх края.
-С Хоуке? Да.
- И вытащил его из тюрьмы.
-Угу.
- А затем вы вдвоем принялись меня разыскивать.
- Угу.
- Я поняла это, когда охрана усилилась. Рассел всегда путешествовал с телохранителями, но после того, как я написала тебе, все приняло более серьезный оборот.
- И где же ты была, когда все приняло настолько серьезный оборот? спросил я.
- В охотничьем домике, который принадлежит Расселу. Это в штате Вашингтон.
- Принадлежал, - сказал я.
- Принадлежал?
- Мы его спалили.
- Господи, - вздохнула Сьюзен. - Мы поехали туда половить форель, но потом Расе сказал, что необходимо съездить в Коннектикут, что с тем же успехом мы можем половить рыбу в Фармингтоне.
- Они готовили нам ловушку.
- Которая не сработала.
- Не сработала.
Сьюзен пила кофе и продолжала смотреть на меня поверх края.
- Начни с начала, - сказала она. - И расскажи все, что произошло, заканчивая событиями минувшей ночи.
Глаза разъедало, к тому же меня слегка потряхивало от кофе и бессонной ночи. Я доел круассан и положил в духовку еще один. Из вазы на стойке взял апельсин и принялся его чистить.
- Я сделал гипсовый ботинок и положил в подошву пистолет. Устроил так, что меня арестовали в Милл- Ривер, а когда очутился в тюрьме, пригрозил оружием полицейским, и мы с Хоуком убежали.
От запаха апельсиновой кожуры в комнате словно просветлело. Это был запах дома, запах воскресного завтрака с кофе и свежеиспеченным хлебом.
- 'Смерть - мать Красоты', - сказал я.
