поведу. Попробуй за меня схватиться.
-Не могу.
- Ладно, упрямься, если хочешь. Но я тебя предупредил.
- Нет пальцев...
Нет пальцев, нет пальцев. Что за знакомая девушка есть у него в городе - молодая, тощая, без пальцев на правой руке?
Ох, в пору в голос завыть!
* * *
Горгас Лордан согнулся под лестницей, ведшей к галерее магазинов, и ждал, когда уйдут люди. Их было около дюжины - иными словами, слишком много, и у них имелась повозка. Это все он рассмотрел, стремительно откатываясь в темноту. Он надеялся, что его не заметили. Повозка - Горгас успел разглядеть - была нагружена бочками.
К большему его раздражению, процессия застряла в десяти ярдах от места, где он прятался. Эскорт повозки - с такого близкого расстояния было видно, что это все кочевники, запалил факелы от маленького светильника, висевшего на боку повозки, и принялся исследовать местность. Горгас начал серьезно волноваться и обдумывал возможность убежать. Эти ребята слишком были заняты, чтобы его преследовать в случае чего, - они разделялись на пары и принялись разгружать бочки.
Идея быстрой пробежки не потеряла привлекательности. Конечно, на месте возничего сидел лучник с оружием на изготовку, но его функция казалась чисто оборонительной. Что толку ему тратить ценные стрелы на неизвестного бродягу, пробежавшего в темноте? Горгас принял решение и собрался побежать на счет 'пять'.
Он досчитал до четырех, когда двое кочевников закатили бочку в двери магазина и вспугнули двоих прятавшихся там детишек, мальчика и девочку, лет примерно шести и десяти. У детей хватило врожденного здравого смысла броситься бежать в разные стороны, но лучник вскочил со своей скамьи, пробежал несколько шагов за девочкой и прошил ее стрелой насквозь с расстояния двадцати ярдов, а потом развернулся и следующим выстрелом уложил мальчика, прострелив ему шею с сорока ярдов, как раз когда тот хотел свернуть в темный переулок, которым Горгас, в свою очередь, намечал воспользоваться с той же целью. Когда он снова взглянул на повозку, лучник наложил на тетиву следующую стрелу и тревожно оглядывался, будто ища, в кого ее выпустить. Остальные его товарищи не обратили внимания на происходящее и продолжали свою работу.
Идея побежать уже не казалась такой соблазнительной. Горгас выругался сквозь зубы. Время уходило, а нужно еще так много сделать и пройти такую долгую дорогу! К тому же у него были предположения относительно содержимого бочек; если он прав, здесь скоро станет не слишком-то уютно.
Ближайшая к нему пара рабочих поставила бочку в десяти шагах от его укрытия, и это помогло Горгасу принять единственно верное решение. Конечно, это был опасный план, он ненавидел так рисковать - даже больше, чем людей, любящих это делать. Тем не менее бывают ситуации, когда героизм единственно разумный способ поведения. По возможности беззвучно он взял на изготовку лук, вытянул из колчана стрелу (осталось всего три, проклятие), поднял лук, накренив его из-за ограниченности пространства; наложил стрелу, натянул тетиву, прицелился и выстрелил.
Даже в таком слабом освещении трудно было не попасть, а Горгас всегда прекрасно стрелял. Но все равно он испытал великое облегчение, когда стрела вошла в тело с безошибочно узнаваемым звуком - чок! - который бывает только при попадании в плоть, и возничий свалился со своей скамьи головой вниз, на землю.
Вскакивая, Горгас наложил следующую стрелу. Его затекшие ноги запротестовали против такого резкого движения. Из оставшихся кочевников только один увидел, что происходит; и в краткие секунды между тем, как он увидел выстрел и позвал товарищей, Горгас был уже на ногах, используя преимущество, что его от повозки отделяло куда меньшее расстояние, чем любого из врагов.
Он услышал за спиной крики и шуршащий звук - это вынимали из ножен меч. Горгас вскочил в повозку, отшвырнул лук и схватил кнут с длинной рукоятью, который валялся у его ног. Повозка была запряжена, конечно же, мулами; ставлю три к одному, что они не будут упрямиться, - и предположение оправдалось. В кои-то веки ради разнообразия Горгасу везло. Когда мулы помчались, один из кочевников успел ухватиться за задний борт повозки и попытался влезть на нее с разбегу. Не оборачиваясь, Горгас хлестнул кнутом - и хотя не попал по врагу, сбил с места несколько бочек, которые покатились вниз, увлекая человека за собой. Еще один кочевник схватил длинную стойку из-под навеса магазина и бросился вдогонку, держа ее наперевес. Горгас подождал, пока тот подбежит достаточно близко, схватится за борт и голова его окажется в удобном положении - как раз напротив левой ноги, - и пнул его в лицо. Судя по звуку и по ощущению, кочевник упал как раз под колеса повозки, которая хорошо отплатила ему за старания.
Горгас ожидал дальнейших попыток преследования - но их не было. Повозка свернула за угол, набирая ход. Из отсутствия погони он сделал вывод, что оставшиеся кочевники махнули рукой на повозку и продолжили свою работу; гипотеза вскоре подтвердилась - позади что-то с грохотом взорвалось, краем глаза он заметил, как взметнулись языки пламени, прошла воздушная волна. Это повторилось еще несколько раз, пока он был в пределах слышимости.
'Он справился со сложным рецептом', - сказал себе Горгас. Неплохо для парня, чей народ не так давно освоил такое высоконаучное достижение, как колесо.
Он ехал к северо-востоку, вниз, насколько позволяли улицы, и по пути слышал взрывы и видел вспышки пламени. Горгас благословил свою удачу, позволившую ему убраться подальше раньше, чем оно началось. Повозка степняков тоже пришлась кстати. Первое, что он сделал, оторвавшись от погони, - это надел на голову кожаный шлем убитого лучника, и теперь партии работников с повозками и отряды солдат не обращали на него ни малейшего внимания. Все это были, понятное дело, кочевники - паника, огонь и неприятельские бойцы очистили район от каких бы то ни было признаков горожан. Все, кто мог убежать, убежали.
Теперь Горгас находился в относительной безопасности и позволил себе расслабиться и потерять бдительность. Вот почему он не заметил одинокой фигуры, выскользнувшей из переулка и побежавшей ему наперерез. Очнулся он, когда могучий удар опрокинул его со скамьи, а ловкая темная фигура вспрыгнула на его место и схватила поводья.
Горгас упал больно, ударившись плечом о дощатый пол и сломав в падении две оставшиеся стрелы. Будь у него время, он пожалел бы об этом; но сейчас Горгас просто откатился к заднему борту повозки, перевалился через него и исчез из виду, отползая в сторону, потому что напавший на него человек неожиданно натянул поводья, и мулы остановились.
'Это все Бардас виноват, - подумал он, сам того не желая. - Я стараюсь спасти его шкуру - и вот что из этого выходит'.
Горгас сам знал, что обвинение необоснованно. Честно говоря, во всем происходящем он был виноват сам, а у него всегда была единственная причина для гордости - способность отвечать за свои поступки.
'Все равно пришлось связываться со всякими проходимцами, бегать, суетиться... А я, между прочим, уважаемый член международного банковского сообщества'.
Вор, укравший повозку - кто бы он ни был, - спрыгнул с нее и бросился в переулок, из которого и явился в первый раз. Горгас усмехнулся: сильный парень и ловкий, да только идиот. Он подполз к повозке, тихо взобрался на прежнее место и взял поводья.
'Подождите-ка, подождите...'
Что-то знакомое было в том, как этот человек выпрыгнул из повозки. Почему-то это напомнило о другой повозке, старом рассохшемся возке для сена с треснувшей передней оглоблей. Клефас, Зонарас, сестренка и он сам стояли внизу, подавая граблями сено, а Бардас с отцом принимали его и утрамбовывали ногами, стараясь набить повозку больше, чем она могла выдержать, лишь бы только уложиться в одну поездку...
- Бардас? - позвал он в темноту. - Это ты?
Человек остановился, как будто наткнулся на невидимую стену.
- Горгас?
Тот ухмыльнулся - так широко, что в отсвете пожара с другой стороны улицы ярко блеснули его неровные зубы.
- Какая удача, - сказал он. - Я как раз тебя ищу.
