человека, нужно раскалить его в огне ярости и охладить в воде страха и сознания собственного бессилия; металл приобретает твердость в рассоле, человек в слезах.
Но и это только первая ступень: так человек приобретает твердость, но одновременно становится хрупким, а потому бесполезным. Теперь его нужно раскалить в медленном пламени расчетливой ненависти и вновь остудить в соленой воде. Лишь после этого человек приобретает жесткость, дающую способность ранить без сожаления. Только такие люди угодны богам.
Очистив клинок от цветного налета, мастер простучал его молотом убедиться, что сердцевина и грани надежно спаяны друг с другом, затем взял горшок с порошком пемзы в приступил к долгому, утомительному процессу шлифовки. Вообще-то это была работа ножовщика, оружейник не утруждал себя подобной ерундой, но приписанный к Темраю ножовщик остался дома со своей больной женой, и юноша охотно согласился взять на себя его часть работы. Очередная странность этого города: на равнинах каждый мог спокойно ухаживать за больными детьми или женой, зная, что вечером им принесут положенную долю молока и сыра, - здесь считалось, что человеку крупно повезло, если он может остаться дома, утратив лишь сумму дневного заработка. Вероятно, этому имелось какое-то обоснование, хотя его, похоже, никто не знал.
Вчера кочевник наблюдал, как возводили огромную механическую спираль ее делали почти месяц! - великолепная машина, предназначенная для метания двухсотпудовых камней на триста пятьдесят ярдов. На помощь призвали почти всех рабочих арсенала: они натягивали веревки и висели на рычагах, пока деревянные рамы огромной машины закрепляли в нужном положении при помощи гвоздей, болтов и крюков. Затем по команде подвесили скрученные веревки, которые, разматываясь, придавали механизму его сокрушительную силу. Еще одна параллель? Люди равнин долго напоминали вялые кольца каната, но время пришло, и они натянулись, готовые разрушать и убивать...
Приметы и знамения очевидны, но стоит ли игра свеч? Орел несущий в когтях молодого олененка над вражеским войском, всего лишь зарисовка из жизни, молодой олененок, на восходе солнца попирающий орла бархатными копытцами над штандартами неприятеля, воистину примета времени.
Тем не менее махина с официальным названием 'мангонелла крупная, стационарная, номер тридцать шесть', более известная своим создателям под именем 'Бесчувственный Пропойца', наконец заняла свое место в башне на городской стене, продуваемой влажным восточным ветром, и закрыла последний незащищенный участок. Во всяком случае, по мнению чиновников Военной Канцелярии.
Город, по официальному мнению, мог противостоять любой напасти. Любая напасть должна быть, правда, совершенно безмозглой, чтобы не заметить столь очевидных просчетов в обороне.
Два часа возле шлифовального круга, и клинок приобрел нужный блеск не такой, конечно, как зеркало, но вполне пригодный для работы, после чего отправился в сетку возле стены, где находилось порядка двадцати таких же клинков, ожидающих, когда к ним приделают рукоять, упакуют в промасленную солому и поместят в тесную комнату в сторожевой башне.
Темрай вымыл руки, вернулся к рабочему месту и принялся за новый меч.
В тот день он отковал три меча и начал четвертый. 'Что за спешка? вопрошали его коллеги, недовольные, что варвар успевает в два раза больше, чем они. Ты знаешь какой-то секрет?' Он не отвечал им.
После работы молодой человек выметал сор, смазывал инструментальным маслом камелии и, накинув плащ, уходил к себе на постоялый двор. Это было лучшее время суток, когда дневная жара уже спала, а раскаленные камни домов и мостовых еще не начали отдавать тепло, накопленное за день. Вечером город выглядел милым и дружелюбным, сквозь распахнутые двери магазинов и таверн лились потоки света, приглашая прохожих зайти внутрь, отовсюду слышались голоса, музыка и пение, местами приятное, местами не очень. В какую бы сторону странник ни направил стоны, везде можно было видеть мужчин и женщин всех возрастов, медленно передвигающихся в неопределенном направлении: мужей с женами, мальчишек с воз любленными, пьянчуг с продажными девками.
Дома люди либо скакали верхом, либо сидели на земле, все выглядело более осмысленно, но не так живописно.
У входа в гостиницу Темрай заметил мужчину в длинном кожаном плаще, опирающегося на дверной косяк. Итак, мелькнула мысль в голове варвара, это все же был знак.
- Журрай, - позвал он негромко, - неужели...
- Безболезненно, - кивнул человек.
Как странно вновь слышать родную речь. Темрай ощутил странную смесь тоски, сожаления и легкого недовольства.
- Неделю назад, от лихорадки. - Казалось, мужчина вдруг вспомнил что-то. Мне очень жаль, - добавил пришелец, - то был великий вождь.
Темрай недовольно повел плечом: он не любил лесть. Отец не был великим вождем, хорошим - возможно, так же как хорошим родителем и требовательным наставником. Боги не благоволили к нему. Его слишком поздно поместили в огонь, слишком сильно раскалили и сделали слишком хрупким. Сын принадлежал к другой породе.
- Ты пришел за мной, - сказал Темрай, - где остались люди?
- У форта Корсул, - ответил Журраи. - Разлив в этом году широк, они не тронутся с места раньше, чем через неделю. Если поспешим, мы успеем застать их.
- Не думаю, что их трудно будет отыскать, даже если мы не станем торопиться, - рассеянно ответил юноша.
Темрай не мог перестать думать о том, что его работа в городе завершена. В сущности, он узнал все, зачем пришел, даже больше. Он добросовестно трудился, зарабатывал на жизнь и принес немного пользы тому месту, в котором был гостем. Человек всегда должен стараться делать добро, где бы он ни находился, и, уходя, оставить приютивший его дом лучше, чем когда он пришел туда.
- Возможно, они подождут, - обронил Журрай, - там много дерева, а ты сказал, нам понадобится...
- Конечно. - Юноша вздохнул. - Думаю, мне пора идти собираться. Ты взял для меня лошадь? Я свою продал.
- И две запасных, - ответил Журрай. - Нельзя терять времени.
- Отлично. Жди меня, я скоро вернусь.
Темрай оставил пришельца в темноте и вошел в гостиницу. Странно, в этой огромной каменной повозке без колес, которая никогда никуда не ездила и не поедет, где нужно платить деньги просто за привилегию в ней находиться, он чувствовал себя почти как дома. Варвар вдыхал аромат свежевыпеченного хлеба и смотрел, как женщины накрывают на стол. Несколько мужчин, его друзей, оторвались от игры в кости и приветливо закивали. Темрай надеялся что боги избавят его от встречи с ними при иных обстоятельствах.
В большом горшке хозяйка помешивала суп, время от времени пробуя его при помощи деревянной ложки с длинной ручкой и добавляя различные травы, при этом вид у нее становился ужасно важным. Заметив юношу, она улыбнулась и сказала, что ужин не задержится.
- По правде сказать, - произнес Темрай, я хочу расплатиться.
- Вы уезжаете? - Казалось, женщина была опечалена. - Ну почему же? Что-то не так?
- У меня умер отец.
- О, я сожалею. Он был болен?
- Да, - кивнул Темрай, - мне лучше выехать как можно скорее.
Хозяйка отложила ложку.
- Думаю, ваша мать будет рада увидеть вас.
- Она умерла, когда я был маленьким.
- Печально. Значит, вы теперь глава семьи.
- Похоже, что так.
- Большая семья?
- Очень большая. Простите, но мне действительно нужно идти. Сколько я вам должен?
Женщина покачала головой.
- Ничего. С последней платы прошло только два дня. Забудьте об этом. Собрать вам еды в дорогу?
Темрай вежливо отказался - Хозяйка продолжала настаивать. В конце концов, чтобы освободиться,
