начинаю размышлять: буду ли я жив в это же время на будущий год. Хорошего в таких размышлениях мало. На войне вряд ли будет много времени раздумывать над этим. А жизнь пока была вовсе не плохой, даже хорошей. Размышлять о будущем иногда страшновато. Впрочем, к черту эти мысли. Придет время - все будем на том свете. И все же надеюсь, что мое время придет еще не скоро.
15 марта 1966 года
Сегодня начались занятия. Собравшееся здесь стадо не умеет даже маршировать. Отряд каких- нибудь бойскаутов и то ходит в строю лучше, чем они. Больше того, они не могут толком ответить ни на один вопрос, которые задают преподаватели. Наш командир, второй лейтенант, просто не знает, что с ними делать. Я со своими 85 экзаменационными очками буду здесь одним из первых. И подумать только, этих олухов будут учить позднее минометному делу! Они наверняка подорвут своих же солдат. Надо будет смотаться из этой компании, как только представится возможность. Эти щенки беспомощны и безнадежно глупы. К тому же они невозможные неряхи и фанатики.
Начинается жаркая погода. Отец говорил, что весной в Канзасе изумительно. Ха, ему бы надо было побыть здесь весной в армии. Говорят, что летом здесь даже в тени бывает 40-45 градусов жары.
18 марта 1966 года
Получил проникновенное письмо от Марии Анн. Ужасно скучаю по ней. Люблю эту девушку и всегда буду любить.
Попал в класс специалистов связи. Нами руководит парень в звании на одну ступень выше рядового первого класса. По идее, он должен быть хорошим специалистом в области радио и телефонии. Но, по- моему, этот турок не сможет разобраться не только в радио, а в самых простых грядках с огурцами. Половина ребят нашего класса не обращают на него никакого внимания, главным образом потому, что он никогда ничего не говорит. Ходят слухи, что он племянник какого-то генерала. Ча-Ча Лопес пишет все время классных занятий рассказ о том, как японская девушка влюбилась в кубинца. Он все время о чем-то мечтает. Забавный парень этот Лопес.
21 марта 1966 года
Сегодня начали изучать 12- миллиметровый пистолет. Это довольно внушительная и страшная штучка. Надо будет привыкать к ней; судя по всему, во Вьетнаме это будет мой самый лучший и верный друг.
Вот же чертовщина какая! К нам пожаловал его величество сержант Крауч! Будет учить нас обращаться с минами. А я-то надеялся, что больше не увижу его никогда в жизни. Что мы такое сделали, что бог послал его снова к нам? Хотелось бы мне посадить его на одну из мин да пульнуть ее куда подальше. О, как я 'люблю' этого человека!
Я не увольнялся и никуда не ходил здесь, за исключением кино. Сегодня впервые, с тех пор как я в армии, получил увольнительную. Вместо с Ча-Ча поехали в Джанкшн-Сити. Отвратительное местечко, ничего хорошего. Кинокартина - дрянь, девчонки на улицах города - тоже дрянь. Я и не подумал тратить таким образом нелегко доставшиеся мне деньги. Как и везде, негритянский район самый плохой. Военная полиция держит его под особым наблюдением: здесь случаются различные происшествия, шатается немало и белых солдат, особенно любят бывать здесь белые с Юга. Один южанин, по имени Кэлхаун, явился в казарму поздно вечером и был все еще 'на взводе'. Начал хвалиться во весь голос, как провел время с негритянкой. Он орал так, что его слышно было во всех уголках казармы. Сначала я старался не обращать на него внимания, но потом он надоел мне со своими рассказами. Я не вытерпел, подошел к нему, взял за шиворот и поднес кулак к его морде. 'Еще один выкрик, и я сверну тебе нос на сторону', - пригрозил я ему. Он замолчал. Если он рассказывал правду, то, думаю, получил по заслугам. Он никогда не забудет этого.
Конечно, никого не касается, с кем и как он провел время. Мне просто не понравилось его отношение к этой девушке.
28 марта 1966 года
Моя главная беда в том, что сержанты, стоит им только взглянуть на меня, начинают надоедать своими глупыми вопросами. Вот вчера, например, Крауч. Я сидел и читал в нашем клубе. Он проходит мимо меня, потом возвращается и начинает осматривать меня с головы до ног.
- Что ты замышляешь, Паркс? - спросил он с глупой усмешкой.
- Ничего, сержант, я и так уже по уши в ваших замыслах, - ответил я ему.
Он повернулся и отошел прочь, не сказав ни слова. Но он наверняка что-нибудь задумал. Мне тошно здесь и с каждым днем становится тошнее. Уж лучше бы во Вьетнам скорее.
1 апреля 1966 года
Сегодня снова письмо от Марии Ани. Она, кажется, очень недовольна школой. Ей стоит больших усилий продолжать учебу; осталось всего несколько месяцев до окончания.
Мы приступили к изучению тяжелого оружия: 89- миллиметровая ракетная установка, гранатомет М-79 и 81-миллиметровый миномет. Миномет пока, пожалуй, самый трудный. Его обслуживает расчет из трех человек, которые наводят, заряжают и стреляют с такой скоростью, на какую только способны.
11 апреля 1966 года
На пасхальное воскресенье я был в наряде по кухне. Мне нельзя было даже позвонить домой. Совсем заездили. На этой неделе уже второй раз в наряде по кухне. Осталось еще четыре недели повышенной одиночной подготовки.
19 апреля 1966 года
Прошлой ночью дождь лил как из ведра и грохотал гром. Это наводило на размышления о Вьетнаме. Впервые стоял в карауле. Оказалось, это не так уж трудно. Два часа на посту и четыре часа отдых. Вот только охватывает ужасная скука. По-моему, для меня эта ночь была самая тоскливая за всю жизнь. Было очень темно, и к тому же все заволокло туманом. Я стоял на посту у служебного гаража, смотрел, чтобы не произошло то, чего никогда и не должно было произойти. К концу пребывания в карауле я почувствовал себя дураком, как будто все это какая-то глупая затея и мне отведена в ней одна из ролей.
Теперь на повышенную одиночную подготовку осталось всего три недели. Нас научили многому. Вернее, не столь уж многому, но то, что мы усвоили, наверное, сыграет важную роль там, в бою. Каждый день мы узнаем что-нибудь новое из науки убивать. Получается, что единственный способ остаться живым это убивать. Вчера ездили в бронетранспортерах. Здорово! Как все равно моторные катера, которые мы гоняли в Плейленде.
25 апреля 1966 года
Все зашло в тупик. Скука чувствуется еще больше. Сегодня меня совсем вывели из терпения. Меня хотели поставить в наряд по кухне в третий раз на этой неделе. Я решил: к черту это дело - и пошел вместе с Ча-Ча в гарнизонную лавочку, где мы немного выпили.
Пришлось являться к первому сержанту. Наверное, наложат какое-то взыскание.
Говорят, тридцать пять процентов из нас отправят за океан в этом году. Мы не знаем. Выбор на нас может пасть и в следующую неделю, и в следующий месяц. Я надеюсь, что пронесет. Эта группа не справится даже с бойскаутами.
11 мая 1966 года
Наконец-то закончилась повышенная одиночная подготовка. Восемь скучнейших недель всякой дребедени. Ча-Ча злой как черт.
Говорят, что большинство из нас попадет в Германию. Мне все равно. Я почти уверен: пошлют во Вьетнам.
Кто-то сказал, что мы останемся здесь для подготовки по ракетному делу. Меня опять, наверное, будет преследовать Крауч. Впрочем, сейчас этим разговорам верить нельзя. Слухи витают кругом, как мухи. Только нервничаешь из-за них. Один парень клянется и божится, будто бы слышал, что нашу группу отправят в Париж. Врет, наверное.
12 июня 1966 года
Большую часть мая не мог найти своего дневника. Он просто исчез. Перерыл все свои вещи - его нет. Думаю, что это дело рук Крауча. Он уже однажды брал его. Ну и черт с ним. По крайней мере узнает, как безумно я 'люблю' его. Надо будет найти более скрытое местечко для дневника или устроить Краучу какую-нибудь хитрую ловушку.
Сегодня я - дежурный шофер. Вожу 'джип' и дежурю у телефона круглые сутки. Ночью у меня помощник, ленивый сержант, который большую часть времени спит, а я выполняю его обязанности. Можно было бы, конечно, пожаловаться, но ведь я всего-навсего вшивенький рядовой третьего класса, самый младший ранг в армии.
Сейчас у нас больше времени подумать о доме, о пройденном курсе обучения и о том, куда и когда нас пошлют. Интересно, все-таки здесь есть ребята из всех штатов. И подумать только, нас всех готовят для одного и того же дела, в то время как половина из нас не может сказать доброго слова другой половине. Когда мы стоим в строю на подъеме флага или маршируем, мы все - единое целое. В другое же время мы совершенно забываем об этом и каждый сам по себе. Я не могу представить, чтобы кто-нибудь из этих щенят с Юга уважал меня больше, чем какого-нибудь вьетконговца. Все они, наверное, будут относиться к гражданским вьетнамцам так же, как относятся к неграм в своих штатах. Это заставляет задуматься, почему все так происходит.
20 июля 1966 года
Меня перевели из моторизованной группы. Теперь я в пехоте. Нам сказали, что здесь подготовка будет намного труднее, чем в артиллерии, и работать придется до глубокого вечера. Нас, наверное, действительно готовят для каких-то отдаленных мест. Поговаривают, что к декабрю мы будем в Сайгоне. Я в четвертой роте 56-го пехотного полка. Ча-Ча по-прежнему вместе со мной, но много и новых ребят, которых я еще не знаю.
26 июля 1966 года
Опять нас заставляют много маршировать. Парады, парады и парады. В прошлые две недели было несколько похорон жертв войны во Вьетнаме, ребят, которые учились здесь. Мы встаем в четыре утра, а ложимся спать в двенадцать, а то и в час ночи. Они действительно замучают нас. Я в минометном подразделении, и нам приходится много заниматься в поле. Нас отделили от остальных в роте, так как занимаемся по особой программе. Очень уж много ходим. Я думал, что мои ноги выносливые, но и они покрылись волдырями.
26 августа 1966 года
В нашем подразделении есть три
