и ощутила биение крови в жилке. - Расскажите мне, Робин, за что вы себя казните. Когда поделишься тяжелой ношей, делается легче.
- Много было всего, - прошептал Робин. - Бесконечная ложь. Мои осведомители попадались и умирали страшной смертью. Одного французского майора я убил сам, потому что он был опытный командир и смог бы бесконечно долго удерживать испанский город против осадивших его англичан.
- Но ведь ваши осведомители сами знали, на какой риск идут. Что касается убийства, - Макси старательно подбирала слова, - конечно, порядочный человек не может радоваться тому, что совершил такое, но осада - страшная вещь, и она часто заканчивается резней. Ваш поступок это предотвратил, не так ли?
- Когда защитники города узнали, что их командир мертв, они отступили без боя. Да, это спасло много жизней. Но это не оправдывает убийство честного человека, который выполнял свой долг. Я с ним был знаком и уважал его. Покалеченные пальцы Робина судорожно царапали одеяло. - Я его уважал и все же всадил пулю ему в спину.
- Ах, Робин, Робин, - болея за него всей душой, сказала Макси. - Теперь я понимаю, почему вы сказали, что ратный труд чище. Для солдат все проще: по другую линию фронта - враги, и их положено убивать.
Ответственность за поступки солдат лежит на командирах. Ваш же труд был несравненно сложнее. Вам, наверное, часто приходилось выбирать из двух зол. В вашем мире не было белых и черных красок, все было серым. Вы никогда не знали, правильное ли приняли решение. Двенадцать лет такой жизни свели бы с ума кого угодно.
- Они меня почти свели.
Вдалеке раздался раскат грома, и по стеклу забарабанил дождь. Макси казалось, будто она пробирается через болото с завязанными глазами и в любую минуту может сделать неверный шаг.
- Скажите, это убийство... Вы его считаете самым худшим своим проступком?
Робина опять начало трясти. Он не отвечал.
- Расскажите мне, Робин, - настаивала Макси. - Может быть, раны в вашей душе будут меньше болеть, если вы со мной поделитесь.
- Нет!
Робин попытался вырваться из ее объятий, но Макси крепко прижимала его к себе, не давая опять уйти в себя.
- Говорите!
- Это произошло в Пруссии, - с трудом выдавил из себя Робин. - Мне удалось достать копию договора, который имел бы серьезнейшие последствия для Англии.
Макси постаралась вспомнить: наполеоновские войны - ах, да!
- Тильзитский мир? Секретный договор между Францией и Россией, имевший целью поставить Англию на колени?
Робин поднял голову и посмотрел на Макси.
- Для американки вы неплохо осведомлены об европейских делах.
- Этот вопрос интересовал отца, и мы вместе читали сообщения из Европы, объяснила она. - Неужели вам удалось узнать содержание секретных статей договора?
- Да, уже через несколько часов после его подписания. Но узнать это было сравнительно легко. Гораздо труднее было переправить донесение в Англию. Французы скоро поняли, что происходит, и пустились за мной вдогонку. Я много дней ехал верхом по направлению к Копенгагену, используя все известные мне уловки, чтобы запутать следы. Наконец я убедился, что преследователи отстали. Мне надо было отдохнуть: конь едва держался на ногах, да и я сам был не лучше. Я знал в этом районе семью зажиточного фермера. Эти люди ненавидели французов и не раз мне помогали раньше.
Голос Робина дрогнул.
- Они обрадовались мне, как родному сыну. Я сказал, что за мной была погоня, но я от нее ушел, и им ничто не грозит. Я был в этом уверен. - На шее Робина лихорадочно билась жилка. - Но я ошибся - катастрофически ошибся.
- Французы вас выследили? Он кивнул.
- Я проспал двенадцать часов. На следующее утро господин Вернер разбудил меня и сообщил, что французские солдаты прочесывают окрестности. Я сказал, что немедленно уеду и пошел на конюшню, но моего коня не было на месте. Тогда я хватился Вилли, их младшего сына. Ему было шестнадцать лет, он был примерно одного со мной телосложения и тоже блондин. Он считал меня героем. Увидев, что нет ни коня, ни седла, я испугался за Вилли и побежал через лес к большаку в надежде его перехватить.
Робин закрыл глаза.
- Но я опоздал...
Все существо Макси отозвалось на его боль, но надо было заставить его закончить рассказ.
- Что же случилось?
- Вилли решил отвлечь французов. Я стоял на холме и видел, как он нарочно показался отряду французской кавалерии. Он ехал на моем коне, на нем был сюртук того же цвета, что и мой, и голову он оставил непокрытой, чтобы они увидели эти броские - черт бы их побрал! - светлые волосы. Французы пустились за ним. На моем резвом коне Вилли мог бы уйти от погони, но тут навстречу ему вылетел еще отряд французов. Поняв, что оказался в западне, Вилли свернул в лес, но преследователи были слишком близко. Его быстро догнали и даже не дали возможности сдаться - просто изрешетили пулями. Робин был весь в поту.
- Вилли был умница, и он сумел-таки их перехитрить. Недалеко от того места лес пересекал глубокий овраг, по дну которого текла речка. Он сумел сохранить сознание еще несколько минут, погнал коня к оврагу и заставил его прыгнуть вниз с обрыва. Я слышал его предсмертное ржание.
Робин спрятал лицо на груди Макси. Ему окончательно отказала выдержка. Макси ни о чем больше не спрашивала, только гладила и шептала утешительные слова на языке своей матери. 'Все будет хорошо, все пройдет, ты смелый и благородный воин, и я люблю тебя, несмотря ни на что', - говорила она по-ирокезски то, что не осмеливалась сказать по-английски.
Смерть этого юноши, очевидно, символизировала для Робина все то честное и благородное, что он обрек на гибель. Тильзитский мир был подписан девять лет тому назад: в то время Робин и сам еще был почти юношей. Приходилось удивляться не тому, что он сейчас находится на грани безумия, а тому, что он так долго продержался и выполнял свои обязанности, хотя душа его изнывала под сокрушительным бременем вины.
Долгое время в спальне стояла полная тишина - только дождь стучал по стеклам да были слышны дальние раскаты грома. Постепенно боль, навеянная воспоминаниями, утихла, но Робин все еще цеплялся за Макси, словно она была его единственным якорем спасения.
Наконец он продолжил рассказ сдавленным от муки голосом:
- Французы хотели вернуть документы, которые я похитил, но вспухшая от дождей река унесла тело. Решив, что вода все уничтожит, они уехали, а я остался и помог Вернерам найти тело Вилли. Его родители не сказали мне ни слова упрека - и это, пожалуй, было тяжелее всего. Они даже извинились за то, что Вилли погубил моего коня, и настояли, чтобы я взял самую лучшую их лошадь.
- Но ведь Вилли сам навлек на себя беду, - тихо сказала Макси. - Если бы он не совершил этого глупо- рыцарского поступка, вы, наверное, ушли бы от французов, и никто бы не пострадал.
- Может быть, ушел, а может быть, и нет, - сипло отозвался Робин. - Но если бы я не заехал к Вернерам, Вилли остался бы жив - от этого никуда не денешься.
- Это известно лишь Богу, Робин. Может быть, Вилли было предназначено умереть, и если бы вы к ним не приехали, он поскользнулся на лестнице и сломал бы шею. А может быть, год спустя он ушел бы в солдаты и погиб, сражаясь с французами. Я понимаю, что вас мучают сожаления и чувство вины, но что толку понапрасну себя терзать?
Макси погладила лоб Робина: если бы она могла разгладить эти страдальческие складки!
- Я всегда старался делать как лучше, - безнадежно проронил Робин, - но часто я просто не знал, как лучше.
Макси вздохнула.
