огненную неуправляемую массу. Исполненная решимости покорить ее, Джулиет безжалостно закрутила локоны в обычный узел и поглядела на себя в большое зеркало. Угловатая и непривлекательная в своей темной туарегской одежде, с заколотыми сзади волосами, она походила на мужчину. Глаза казались чересчур большими, слишком выдавались скулы.
'Господь знает: я не хочу привлекать к себе Росса, и не только потому, что это опасно. Судя по тому, как он смотрел на меня сегодня, это совершенно невозможно. Тем не менее я все же женщина и не желаю выглядеть законченной каргой'.
Распустив волосы, она невидящим взором уставилась на гобелен, размышляя о своей внешности. 'Конечно, можно распустить и уложить волосы. Это куда выигрышнее и отвлечет внимание от моих чересчур заостренных черт. В конце концов, - ядовито размышляла она, - мои огненные локоны способны отвлечь внимание от чего угодно. А что надеть? Как Гул-и Сарахи, я всегда ношу только мужскую одежду, у меня нет богатых женских восточных одеяний. Впрочем...'
Поколебавшись, Джулиет направилась в небольшую комнатку за спальней. Там стоял видавший виды сундук, в котором хранились реликвии ее европейской жизни, в том числе и два платья. Джулиет несколько лет не прикасалась к сундуку, но и заставить себя выбросить прочь его содержимое не могла.
Эти платья не были модными, даже когда считались новыми. Вскоре после свадьбы Джулиет разразилась страстной обличительной речью на тему 'Что за жалкая, причиняющая боль вещь - корсет, и почему европейцам не нравятся естественные формы женского тела?'. Росс заверил ее в противном относительно нее самой и потом с простотой, от которой у нее захватило дух, предложил ей заказать себе платья по фигуре и без корсета. Талия у нее была достаточно тонкая, и ее незачем было перетягивать.
Джулиет никогда ранее не приходилось до такой степени пренебрегать приличиями, но тем не менее она с энтузиазмом ухватилась за предложение мужа. Портниха, конечно же, пришла в ужас, но, впрочем, не пожелала терять такую заказчицу, как леди Росс Карлайл. В результате были раскроены и сшиты два платья - одно дневное, другое вечернее. Росс заявил, что туалеты ему нравятся, и Джулиет носила эти платья, оставаясь наедине с мужем. 'Я заказала бы больше, если бы не бежала. И вот теперь они - мои единственные английские платья'.
Джулиет нерешительно опустилась на колени, открыла замок, а потом подняла крышку сундука. На нее пахнуло лавандой, и она резко задержала дыхание. Джулиет забыла, что завернула одежду в лаванду, чтобы уберечь ее, и вот теперь сладкий запах неожиданно всколыхнул в ней воспоминания.
Дрожащими руками Джулиет расправила складки голубого шелкового вечернего платья и вынула его из сундука. Нежная ткань переливалась легкими бликами и чувственно струилась под пальцами. Аромат растворился в воздухе, а платье словно пробудило память. Джулиет погрузила лицо в ткань, дыхание стало прерывистым. 'Боже праведный, норфолкская лаванда...'
Сезон только что закончился, и Джулиет, ее тетушка и мать, недавно возвратившиеся в Англию, уехали на домашнюю вечеринку, устраиваемую в поместье герцога и герцогини Уиндермеерских. Несмотря на то что о свадьбе еще толком не говорили, предполагалось, что во время этого визита потенциальные родственники оценят друг друга. Тетушка Луиза торжествовала: ее малообещающая протеже привлекла сына герцога, а леди Камерон заранее обожала Росса и считала его превосходным зятем. Уиндермееры были настроены не так радостно и, несмотря на доброе отношение к Джулиет, ясно дали понять, что они с Россом слишком молоды, чтобы пожениться.
Россу и Джулиет поездка в Норфолк сулила возможность больше времени проводить вместе, тем более что в деревне традиционно царил вольный дух. Но даже при всем этом первые три-четыре дня они так и не остались наедине. Впрочем, наконец-то им это удалось. Они поехали кататься на лошадях. Вдвоем.
Стояло настоящее английское лето, пригревало солнышко, дул мягкий ветерок; пышные облака проплывали по ярко-голубому небу. Покатавшись с час, они спешились в березовой роще, окруженной громадными полями норфолкской лаванды. В этом году была ранняя весна, урожай тоже был многообещающим, поля переливались неуловимым голубовато-фиолетовым цветом. В воздухе стоял тяжелый, густой аромат цветов и трав.
Росс принес одеяло. Расстелив его, они расположились и принялись трапезничать свежим хлебом, деревенским сыром, фруктовыми пирожными и запивать элем. Казалось, сама атмосфера трепетала от возбуждения, тем не менее они вели себя безупречно, беседовали и ели, не прикасаясь друг к другу, а лишь обмениваясь страстными взглядами. Когда с завтраком было покончено, Джулиет принялась стряхивать крошки, но Росс поймал руку девушки и поднес к губам. А потом мечтательно поцеловал ее ладонь.
Она порывисто бросилась в его объятия, за этим последовали исступленные, лихорадочные поцелуи, волшебные и невинные, которые бывают, лишь когда любишь впервые. И когда Росс дотронулся до ее груди, Джулиет затрепетала от восторга, возжелав затем большего, хотя у нее были самые смутные представления о том, что такое это большее.
Поцелуи их становились все горячее; оба вытянулись на одеяле, тела их неистово переплелись. Остатки сдержанности и благоразумия исчезли, и Джулиет с готовностью выгнулась навстречу Россу. В ответ он приглушенно застонал и вздрогнул, прижавшись к ней чреслами. Джулиет словно опалил жидкий огонь, чудесный и пугающий, и она пронзительно закричала.
Неимоверным усилием воли, от которого вокруг чуть ли разряды не затрещали, Росс заставил себя замереть. Он прижался к ней щекой и обнял так крепко, что едва не сломал ей ребра. Закрыв глаза, Джулиет явственно ощущала, как громко бьются их сердца, ловила на себе его прерывистое дыхание, губами чувствуя приятное тепло его кожи.
Она была потрясена и чуть испугана. Наконец-то до нее дошло, почему молоденьких девушек всегда опекали дуэньи. Ведь страсть подобна дикому, неистовому зверю! Никогда раньше ей не приходилось испытывать ничего подобного. Но несмотря ни на что, в этой новой для нее стране она безоговорочно доверяла Россу.
Потом надолго повисла тишина, прерываемая лишь гудением пчел, пением птиц, напоминавшим игру на флейте, и мягким шорохом листьев, трепетавших в аромате лаванды. Дыхание Росса постепенно восстановилось, объятия стали нежнее, не такими сокрушительными. И наконец он пробормотал:
- Джулиет!
Она открыла глаза, и Росс неуверенно коснулся рукой ее щеки. Влажные золотистые прядки волос прилипли к его лбу.
- Я думаю, нам надо пожениться, - хрипло произнес он. - И чем раньше, тем лучше.
- Да, Росс, - кротко согласилась она.
Вот так оно все и было. У них не было помолвки с предложением руки и сердца, а была лишь абсолютная убежденность, что они принадлежат друг другу, как две половинки яблока.
Когда влюбленные объявили о своем намерении, над головами их разразилась буря. Однако Росс скоро должен был достичь совершеннолетия, поэтому он не нуждался в разрешении родителей. Кроме того, в день своего рождения, в двадцать один год, он вступал в законные права владения собственностью и смог бы обеспечить свою жену скромным достатком, даже если бы отец отказал ему.
Поскольку отец Джулиет умер, ей требовалось лишь разрешение леди Камерон, и та, не раздумывая, согласилась, хотя герцог убеждал ее попридержать свой пыл. Наконец, покорившись неизбежному, родители Росса уступили и милостиво приняли его женитьбу.
С тех пор, независимо от обстоятельств, запах лаванды неизменно переносил Джулиет в тот самый день, когда она впервые познала страсть и высшее наслаждение.
В смятении она оторвалась от шелкового платья и возвратилась к реальности. 'Теперь я не греюсь под лучами английского летнего солнца, но вздрагиваю от закатной прохлады персидской весны. Через несколько минут мне придется предстать перед единственным человеком, которого я любила, перед человеком, у которого есть все основания презирать меня'.
Она с трудом поднялась и встряхнула голубое шелковое платье. Удивительно, но оно совершенно не измялось. Несмотря на роскошную ткань и яркие краски, сам фасон был простой, невызывающий. В сундуке же хранились женская сорочка и нижняя юбка. Джулиет вынула их и торопливо оделась, ибо и так уже потеряла немало времени, предаваясь воспоминаниям. Потом она мягко зачесала волосы назад, на уши и заколола их в виде короны, оставив отдельные локоны ниспадать на плечи.
Сняв простую золотую цепочку и кулон, которые были неуместны сегодня, женщина придирчиво
